Началась учеба. Особенно тяжело было Муэри. Видя, что она не справляется, я предложил свою помощь, и мы стали готовиться к урокам вдвоем, что быстро нас сблизило, и концу первого курса, я вдруг понял, что обрел настоящего друга. Недостаток образования у Муэри компенсировался ее трудолюбием, природной остротой ума, а так же отменной памятью. Книжка, что я ей дал, сделала свое дело – скорость чтения у Муэри довольно быстро стала нормальной. Она читала и перечитывала ее раз за разом, и иногда по вечерам до меня доносился ее смех. Портальные путешествия перестали быть мукой.
Раз в месяц я писал отцу. Узнав, на каком Факультете я учусь, он написал: «Что ж, сынок, значит на то воля Творца, и было бы глупо с ней спорить». Мы даже получали небольшую стипендию – пять сребров в месяц, на которую я покупал большой кувшин хорошего вина и в ближайший выходной направлялся к Ютеру, который каждый раз бранил меня за ненужную трату. И мы проводили с ним ночь за беседой и шахматами. Когда же я ощущал зов плоти, то шел в заведение Мадам Элизы. Что делала со своими деньгами Муэри, я не знал. В остальном же все было так, как и предсказывал Мастер – Наставники не спускали нам ни малейшего промаха, а большинство Студентов иначе, как некрофилами нас не называли. Муэри не знала значения этого слова, а когда, после долгих уговоров, я сдался и объяснил ей, что это такое, то впервые увидел ее в гневе:
— Да как они смеют! Мудилы вонючие! – и это только самое невинное изречение, которое я услышал от нее.
Девушка продолжала метать громы и молнии до тех пор, пока не увидела моего лица – выражение на нем ее отрезвило. Она подошла ко мне, прижалась лицом к моей груди и расплакалась от бессильной обиды. Чтобы хоть как-то помочь ей пережить унижение, я осторожно положил руку ей на голову и стал слегка поглаживать ее по волосам.
— Извини, я не должна, не должна была... – донеслось до меня между двумя всхлипами.
— Да нет, было очень интересно, я бы даже сказал – познавательно, – попытался пошутить я.
Снова всхлип.
—Нет, вот ты знал, что значит это поганое словцо, а вел себя так, будто не знаешь.
—А ты вспомни, что нам говорил Мастер – от Наставников нас будут ждать придирки, а от Учеников – насмешки и издевки. Как ты думаешь, зачем они это делают?
—Потому что сволочи, – опять всхлипнула девушка и ударила меня кулаком по плечу.
—Согласен – сволочи. Но это не ответ на вопрос «зачем».
—И зачем?
—Чтобы вывести из себя, сделать посмешищем, над которым издеваться одно удовольствие.
—Ну уж нет, – Муэри подняла голову. Слезы в ее глазах высохли и сейчас они горели сердитыми зелеными фонариками, – так издеваться надо мной я никому не позволю.
Заметив, что в утешении она больше не нуждается, я осторожно убрал руку с ее головы и аккуратно отстранился.
—И что ты предлагаешь? Выбранить их? Да они только этого и ждут. Хорошо, что это слышал только я.
—Я найду, что сказать, не беспокойся – еще пожалеют, что открыли свои поганые рты. У меня нет твоей выдержки. Но срезать нахала я умею – без этого, там, где мне пришлось работать, было не выжить. Что у нас завтра?
—Разрушение.
—Что ж, я пошла готовиться, а то Ларссус снова нам влепит «небезнадежно», за «несовершенную форму» пульсара, хотя наши с тобой пульсары хоть походили на шары, чего не скажешь об огурцах его Учеников, которым он поставил «хорошо» за «стремление и старание», – передразнила Муэри Декана Факультета Разрушения и направилась к выходу из зала.
Вспомнив, что именно Ученики кафедры Разрушения особо любят распускать языки, я поежился. Такой сердитой Муэри я еще никогда не видел и снова вспомнил пророчество Наставника о сюрпризах. Что-то будет...
***
— А вот и некрофилы появились, – донеслось до нас, как только мы вышли из портала в приемный зал Факультета Разрушения. Это сказал покрытый прыщами молоденький дворянин.
—Спокойно, Кэвин, он просто завидует, – шепотом, как будто мне, сказала Муэри, но почему-то этот шепот услышали все.
—Чему завидует?
—Да ты посмотри на него. Такому даже мертвая, и та не даст, – все тем же «шепотом» объяснила мне девушка.
В зале повисла тишина. Дворянина бросило в краску, он попытался что-то сказать, но только открывал и закрывал рот. Тогда он сделал самую большую глупость, какую только мог, – быстро подошел к нам и дал девушке пощечину такой силы, что ее сбило с ног, и она оказалась на полу. Следующую пощечину он получил уже от меня и тоже оказался на полу, а по дворянскому Кодексу это был вызов на дуэль (хотя вполне хватило бы и легкой), и все окружающие это отлично понимали. Причем, пострадавшей стороной был я, ибо он имел глупость сказать «некрофилы» и свидетелей было предостаточно.
—Что тут, черт возьми, происходит, – раздался вдруг голос Мастера Ларссуса.
—Похоже, вызов на поединок, – сказал высокий худощавый дворянин, тоже учившийся на Факультете Разрушения, один из тех немногих Студентов, что не издевались над нами, а поддерживали нечто вроде нейтралитета.
—Эта сучка оскорбила меня, я поставил ее на место, а ее... хахаль рыцаря из себя изображает, – вставая с пола, озвучил свою версию произошедшего прыщавый.
—И как же она тебя оскорбила? – не обещающим ничего хорошего голосом спросил Мастер Ларссус.
Похоже, у его Ученика и так было плохо с мозгами, а после моей оплеухи он растерял и их остатки:
—Она сказала, что мне даже мертвая, и та не даст, – сказал он во всеуслышание, вместо того, чтобы шепнуть это своему Наставнику на ухо.
По залу прокатился смешок.
—Ты это правда ему сказала? – спросил Мастер Ларссус.
—Я это сказала, – не стала запираться Муэри, уже успевшая встать и отряхнуть с мантии пыль, – Но не ему, а Кэвину, причем шепотом. Кто виноват, что ваш Ученик любит подслушивать чужие разговоры?
Новый смешок.
—Оставайтесь здесь. Я – к Эйвену за Шаром Истины, а то тут у вас ничего не разберешь, – Мастер Ларссус скрылся в портале. Он вернулся спустя несколько минут с большим хрустальным шаром, внутри которого клубилось нечто, напоминающее грязный туман. Какое-то время он всматривался в него, затем его лицо покраснело, он быстрым шагом подошел к прыщавому и дал бедняге пощечину с другой стороны – Мастер был левша.
—И-ди-от, – процедил он сквозь зубы, затем повернулся к Студентам:
—Сегодня занятий не будет, все свободны.
***
Несмотря на то, что ее левая щека постепенно меняла цвет с красного на лиловый, зеленые глаза Муэри просто горели от радости. Я же ее эмоций не разделял:
— Да, натворили мы дел. Ты еще подожди, что Мастер скажет.
— И скажу, – произнес шар на столе, – Оба, живо ко мне.
— Ну вот, что я говорил...
Мастер был не просто сердит, а в самом настоящем бешенстве.
— Я от Эйвена. Я тоже глядел в Шар Истины... Муэри, я от тебя такого не ожидал.
—А что я такого сделала? Просто сказала шепотом Кэвину, что думаю.
—Не прикидывайся дурочкой, девочка. Твой «шепот» был слышен во всем зале. Ты хоть понимаешь, во что ты втянула Кэвина? Теперь ему, а не тебе придется убить этого олуха. А ты хоть представляешь себе, что это значит? Ты этого хотела, скажи мне: Ты? Этого? Хотела? – в руке Мастера появился боевой пульсар.
Муэри побледнела, однако, она не отвела взгляд, а сказала, глядя прямо в глаза Наставнику:
—Меня называли постельной девкой, шлюхой, потаскухой и много еще как, но так – никогда. Пусть я не дворянка и даже не купеческая дочка, но это никому не дает права называть меня так, будь он хоть сам Император. А теперь вы можете швырнуть в меня этим вашим пульсаром. Уворачиваться я не стану.
Какое-то время Муэри и Наставник смотрели друг на друга. Затем Мастер медленно убрал пульсар. Выражение его лица смягчилось, он подошел к девушке, обнял ее, поцеловал ее в лоб и сказал:
—Девочка моя, ты все сделала правильно. Я горжусь тобой. Теперь они десять раз подумают, прежде чем открыть рот. А теперь иди к себе.
Мастер проводил ее взглядом и повернулся ко мне:
—Она не устает меня удивлять. Ты помнишь, какой она появилась? Робкая, как котенок, а теперь я увидел тигрицу. И это – за неполные девять месяцев. Какой же она станет через пять лет?
—В том, что случилось сегодня, виноват, скорее я, чем она. Вы ведь отлично знаете, что нас почти все Студенты иначе как «некрофилами» не называют. И я…
––И ты объяснил ей, кто это такие, – закончил за меня Мастер.
Я виновато кивнул головой.
—Ладно, что сделано, то сделано. Давай теперь думать, как расхлебать кашу, которую вы заварили. Я говорил с Эйвеном. Ему очень не нравится, что его Студенты дерутся на дуэли. Кстати, чем ты думал, когда дал оплеуху этому кретину?
––Это произошло как-то само-собой. У меня даже было странное ощущение, что он не ее ударил, а меня.
Мастер вздохнул и опустился в кресло.
—Помнишь наш разговор? Сегодняшние события говорят сами за себя – тебе не просто нравится Муэри, ты готов отдать за нее жизнь, как бы пафосно это не звучало. Может, чтобы дойти до этого умом, тебе потребуется время, но твое сердце, твои руки уже все решили. Даже, если на месте этого щенка был бы Ларссус или даже сам Эйвен, ты сделал то же самое.
—Да с чего вы это взяли? Мы друзья, но не более!
—Я надеялся, что это когда-нибудь случится, – после долгой паузы и, не глядя на меня, сказал Наставник, – Надеялся, что когда-нибудь при Распределении судьба пошлет мне юношу и девушку, достаточно чистых сердцем, которые полюбят друг друга, ведь в любви главное не слияние тел, а слияние сердец. «И станут двое одна плоть»,– процитировал Мастер Книгу Творения. И, кто знает, может из них выйдет пара – то, что случалось в истории магии крайне редко. Но шли годы, у меня были Ученики, иногда даже я думал – вот она – пара, но каждый раз долгожданная любовь оборачивалась банальной страстью. А без истинной любви создать пару невозможно. Я радовался, как дитя, когда видел, как ты ей что-то объясняешь, а она внимательно смотрит на тебя, причем не как влюбленная кошка, а просто как студент, пытающийся понять сложный материал.
—Постойте, – прервал его я, – Так вы подсматривали за нами через эти магические шары?
—У каждого Ученика в комнате есть такой. Это одно из правил: полный контроль Наставника, нравится это Ученику или нет, – осадил меня Мастер. – Успокойся, Кэвин, я не старый извращенец, одержимый страстью к подглядыванию. Я просто иногда смотрю, как вы занимаетесь и все. Я ценю право на личную жизнь.
—А зачем вы затеяли тогда этот разговор. Ведь тогда между нами ничего не было. Да и есть ли сейчас что-то, кроме дружбы, по крайней мере, с моей стороны, – конец фразы я буркнул себе под нос.
—Потому, что та Муэри легко могла потерять голову, если бы за ней начал ухлестывать молодой, да еще и недурной собой дворянин, для которого она всего лишь – так... способ сэкономить, – Мастер сделал пренебрежительный жест рукой. – Но даже я, повидавший на своем веку немало хороших молодых людей, глядя на тебя, порой изумлялся. Например, эта история с книгой...
—А что в ней такого? Я просто хотел, чтобы она побыстрее научилась читать.
—Если бы ты просто хотел, что бы она научилась читать, ты бы взял у библиотекаря простую валху (учебник чтения – прим. автора), а не платную книгу, которую так и тянет читать, особенно простой, неискушенной в литературных изысках девушке. Пойми, Кэвин, наши поступки всегда говорят лучше наших слов.
—Если быть уж честным до конца, мне эта книга досталась бесплатно, – и я рассказал Мастеру историю с недостающей алхимией. На что он только усмехнулся.
—А если бы не вышло недостачи, ты бы взял бесплатную валху? Не смеши меня. Ты бы заплатил. И знаешь почему? Ты просто хотел сделать приятное для этой девушки, хотя тогда ты не питал к ней никаких чувств. Просто потому что ты такой.
—Ну и когда же вы собираетесь делать из нас эту пару?
—Когда ваши чувства созреют, – пройдут испытание временем и привычкой, когда вы станете действительно одной плотью, – не обращая внимания на мою дерзость, сказал Мастер и встал, давая понять, что разговор окончен.
***
Остаток недели прошел в напряженном ожидании – слух о поединке, несмотря на все старания Эйвена, просочился за стены Университета, и вскоре весь город знал, что в воскресение, в четыре часа пополудни на Арене будут биться двое Студентов Университета Магии. Но, когда люди узнали, что дуэль будет самой обычной, а не магической, ажиотаж поулегся, но ставки все равно принимались, правда, один к одному.
В пятницу, после общих занятий по основам Некромантии, я заметил, что к Муэри подошел тот самый высокий дворянин, что-то дал ей и быстро вышел с остальными Студентами. Муэри прочитала записку и показала ее Мастеру. Тот на глазах резко помрачнел, а от многочисленных вопросов девушки только сердито отмахивался. Наконец, та добилась своего – до меня долетел обрывок фразы: «...в свободном доступе...». Получив ответ, Муэри пробежала мимо, даже не взглянув меня, а Мастер исчез в своих покоях. Я так и не понял, что произошло, но решил, что кто-нибудь один из них расскажет мне, в чем дело.
После обеда я немного вздремнул, а затем направился к Муэри – ведь назавтра у нас должна была быть магическая хирунта, предмет, который преподавал сам Наставник. Муэри открыла на мой стук, как обычно улыбнулась и вернулась к столу со свитками. Все шло как всегда, но меня не покидало какое-то странное чувство и, наконец, я спросил напрямую:
—У тебя что-то случилось?
—Нет, ничего, – ответила она, не отрывая взгляда от свитка.
—Посмотри на меня.
Девушка подняла голову. Ее лицо было спокойно, я бы даже сказал слишком спокойно, но вот глаза... Они чуть покраснели и припухли.
—Ты плакала? Что тут, черт возьми, происходит? Ты плачешь. Мастер – как грозовая туча... Один я ничего не знаю.
—Скоро узнаешь. А сейчас или давай продолжим заниматься или уходи, только не мучь меня своими расспросами, ладно?
И мы продолжили готовиться к завтрашним занятиям.
На следующий день Мастер, проверив домашнее задание, начал рассказывать то, о чем не было написано в учебнике. Делал он это всегда так, что даже такая скука, как магическая хирунта, вдруг становилась интереснейшим предметом. Мы едва успевали записывать.
В полдень занятия закончились, и я решил, что мне пора подготовится к завтрашним событиям. Я взял меч, и уже совсем было покинул комнату, как услышал голос Наставника:
— Кэвин, зайди, пожалуйста, ко мне.
Я положил меч на кровать и направился к Мастеру.
—Ты не забыл Заклинания Бесплодия? – были его первые слова.
—Нет.
—Продемонстрируй.
—D'arts no fregi – сказал я и, как требовалось, сжал левую руку в кулак на последнем слоге. По телу прокатилась волна Силы.
—Отлично, Кэвин, ты свободен, – сказал Наставник, – А вечером… дай Муэри, то, что она от тебя пожелает. Ты меня понял?
Я ощутил такое раздражение от этих недомолвок и грустных взглядов, что забыл о хороших манерах, правилах Университета и всем прочем.
— Да объяснитесь вы, наконец, – крикнул я, – что происходит? Муэри тайком плачет, теперь эти ваши недомолвки. Завтра я возьму свою любимую полуторку, устрою этому щенку такое, чтобы он на всю жизнь запомнил, как поднимать руку на женщину. Убивать я его не собираюсь, только преподам хороший урок. Так что же вы меня, вдруг отпевать взялись?
— Потому что ты фактически уже покойник, – сурово сказал Мастер, – Сейс дал твоему противнику Счастливый Меч. С ним он непобедим. Ибо этот клинок разит, откуда не ждешь. Если тебе очень повезет, ты сможешь парировать три-четыре его удара.
—Сейс? Главный Инквизитор? А ему-то какой интерес?
—Зависть, Кэвин, зависть. Думаешь, никто из Наставников не разглядел в вас потенциальную пару? Плюс застарелая ненависть ко всем некромантам.
—А при чем тут Заклинание Бесплодия и Муэри?
—А что хотели юные и бездетные жены воинов, когда их мужья отправлялись на войну?
—Ребенка... Память...
Мастер щелкнул пальцами, и позади меня возникло кресло.
—Присядь, я все тебе расскажу. Приходит ко мне вчера Гвейф и прямо с порога: «Сайрес, что тут у вас, происходит?»
Я всполошился. «Что случилось?» – спрашиваю у него. Он: «Ваша Студентка сегодня пришла в мою лавку и спросила Эликсир Зачатия. Я ее спрашиваю, для кого? Так она, не моргнув глазом, соврала, что для знакомой. Но я ведь не вчера на свет родился, и вижу, что для себя. Думаю, что же делать – такая решимость в глазах, что не перед чем не остановится. И не скажешь, что нет – вот он на полке. Я тогда решился на последнюю меру: «Два злата» – говорю. И что вы думаете, она не торгуясь, достает из кошеля тридцать сребров и кладет передо мной, а ему цена – десять! Делать нечего, пришлось продать. Так, что же тут у вас происходит?».
Пришлось все ему рассказать. Он задумался и говорит: «Да, ребенок – это лучшая память, но после отчисления, она хлебнет горя полной мерой. Куда она с ним устроится? А что если этот ребенок умрет? Не наложит ли она на себя руки? Подумайте об этом, Сайрес». Встал, сунул руку в карман, достал оттуда мешочек с деньгами и говорит: «Вы знаете, хоть некоторые Студенты и зовут меня за глазами рвачом, но я никогда не беру за свои эликсиры и мази, больше чем они стоят, так что верните ей», положил его на стол и вышел. Теперь тебе все ясно?
Бедная Муэри! Теперь я понял, что она делала со своей стипендией – как, человек, не понаслышке знающий, что такое нужда, она откладывала ее «на черный день». И вот он наступил. Я вспомнил слова Мастера о поступках, и, наконец, понял, что это за девушка – для нее пожертвовать всем за любимого человека, так же естественно, как дышать, она не задает вопросов, а просто делает, и что лучше ее мне никогда не найти. Пусть она не голубых кровей, но найдите такое сердце хоть на одном троне! Мне сразу стало ясно, зачем Наставник потребовал, чтобы я произнес заклинание.
—Счастливый Меч, говорите, – медленно сказал я, – Это часом, не меч-артефакт?
—Да, мой мальчик, – грустно ответил Мастер, – и противостоять ему сможет только другой меч-артефакт, которого у меня нет.
— Если нет у вас, это еще не значит, что его нет у других, – не в силах сдержать радостной улыбки, сказал я.
Я вскочил с кресла и побежал к себе, открыл шкаф, схватил отцовский меч и вернулся к Мастеру.
—Что скажете, Наставник? – спросил я, протягивая ему меч рукоятью вперед.
Тот недоверчиво взял его и вдруг, вскрикнув от боли, уронил меч на пол.
—С вами все в порядке?
Мастер, не замечая меня, медленно провел рукой над клинком – на нем проявились незнакомые мне голубые и красные руны.
—О, Творец, Меч Истины, – благоговейно произнес он, – Откуда он у тебя?
—От отца, он дал его мне вместе с благословением на учебу.
—Ну, конечно, лучшего хранителя, чем из рода Оуэнов, Он не мог и желать, – прошептал Мастер, – Ты хоть знаешь, чем обладаешь? Хотя, откуда тебе знать. Подними Его.
Я поднял меч. Незнакомые руны исчезли. Меч принял свой обычный вид.
—Наставник, вы много знаете о моем мече, просветите и меня, пожалуйста.
—Это старший из семи мечей-артефактов, откованных, когда людей не было и в помине. Отковали их самые лучшие в истории кузнечного дела гномьи кузнецы, чары же накладывали эльфийские маги, которым тогда были подвластны все тайны времени и пространства. Вся наша магия – лишь бледная тень их могущества. Скажу тебе так – Счастливый Меч – самый младший из них и будет обязан подчинится старшему. Да, Сейса ждет сюрприз, – усмехнулся Наставник.
—А другие мечи? – с жадным интересом спросил я.
—Книга артефактов – в свободном доступе, – рявкнул Мастер. – Лучше иди и успокой Муэри и не забудь вернуть ей переплаченное Гвейфу. Кошелек – на столе.
***
Повинуясь Мастеру, я зашел было к Муэри, но ее не было. Тогда я вышел во двор размять косточки перед предстоящим поединком. Вернувшись к себе, я обнаружил на столе записку, написанную крупными рунами: «Кэвин, будь добр, зайди ко мне в 10 часов. М.». Я удалил с себя пот и грязь заклинанием «Чистюля», надел черные шелковые штаны, свежую рубашку и темно-зеленую куртку эльфийской работы – подарок Ютера. Коварный эльф вручил мне ее, во время моего последнего визита со словами: «Как раз – пять сребров». Хотя было ясно и ослу что стоит она не пять сребров, а пять златов. «Боже мой, Кэвин, какая красота!» повторяла Муэри раз за разом, разглядывая ее со всех сторон. Затем она повернулась ко мне и спросила: «Признавайся, кого ты ограбил?», и долго не хотела верить, что это подарок. Я нес ей радостную весть и хотел выглядеть соответственно.
Муэри открыла дверь после первого же удара. Но как она преобразилась! Новое синее платье, ненавязчиво подчеркивало стройную фигурку, густые, чуть вьющиеся, каштановые волосы были распущены, а темно-зеленые глаза сияли, как никогда.
Не дав мне и рта открыть, она быстро взяла меня за руку, провела в комнату и закрыла дверь на задвижку. Затем девушка обняла меня за шею и медленно поцеловала. Та сила живой природы, которую я увидел в ней, сегодня била буквально фонтаном. Но к этой силе примешивалось что-то еще. Сила новой жизни. «Эликсир» – понял я.
Когда наш первый поцелуй закончился, Муэри взяла меня за руки и указала головой сначала на накрытый стол с большим кувшином дорогого вина, затем – на разобранную кровать и спросила:
— С чего начнем?
Хотя, после ее поцелуя, у меня голова шла кругом, я, собрав остатки сил, сказал:
— Муэри, ты не понесешь. Мастер попросил меня произнести одно заклинание, и в ближайшие трое суток у меня не может быть детей. Я знаю про эликсир.
Девушка погрустнела, отпустила мои руки, и, вздохнув, сказала:
—Что ж, ребенка ты мне оставить не можешь, но хоть память? Хоть память? Скажи мне – разве я многого прошу?
Я обнял ее одной рукой, другой – вытер появившиеся было слезы и рассказал ей про Меч Истины. Рассказ получился сумбурным, вовсе не таким, каким я его себе представлял, но главную мысль я все-таки сумел донести.
Муэри сначала не поверила, но потом закружилась на месте и издала радостный визг такой силы, что у меня заложило уши, а шар на столе окрасился в оранжевый цвет и проворчал:
— Да дайте вы поспать старому бедному человеку!
— Ой, я не хотела, Наставник, – испуганно сказала Муэри.
— Как же, не хотела она... – снова пробрюзжал шар и снова стал прозрачным.
Мы посмотрели друг на друга и одновременно прыснули. После чего Муэри взяла шар и самым бесцеремонным образом забросила его под подушку. Потом она бросилась мне на шею и стала быстро целовать меня, куда попадется: в губы, в глаза, в щеки, в нос. Затем крепко обняла, и я услышал еле различимый шепот:
—Милый мой, счастье мое, радость моя, – она повторяла это снова и снова, и я не думаю, что она сама себя слышала. И снова Муэри поцеловала меня – на этот раз я уже не сопротивлялся бившей из нее силе, вовсе не потому, что не мог. Мог, но если быть честным до конца, я понял, что люблю и желаю эту девушку больше всего на свете, и когда она вновь задала свой самый первый вопрос:
— Ну и с чего начнем?
Я подумал, указал головой на кровать и пояснил:
— Думаю на полный желудок это совсем не то.
—Знаешь, а ты, пожалуй, прав, – сказала Муэри и залилась тихим смехом счастливого человека.
***
—Хочешь вина? – не отрывая головы от моей груди, спросила Муэри.
— Хочу, – сказал я, не переставая перебирать ее чудесные волосы.
— В таком случае, оставь мою гриву в покое!
Мне пришлось подчиниться, и я убрал руку. Ничуть не стесняясь своей наготы, Муэри вынырнула из-под одеяла и подошла к столу. Я украдкой поглядывал на нее – веснушки покрывали не только ее щеки, небольшую грудь, но и спину тоже. Почувствовав мой взгляд, девушка резко повернула голову в мою сторону. Заметив, что я смутился, она лишь тихо рассмеялась:
—Смотри, сколько хочешь. Тебе можно.
Я сел, опершись на спинку кровати, подложив для мягкости подушку. Шар же со словами: «Извините, Наставник, но вам здесь сегодня делать нечего» засунул под матрас. Услышав это, Муэри прыснула и чуть не разлила вино.
Вернувшись с двумя наполненными кубками, девушка один протянула мне и отхлебнула из своего.
— Ммм, какое чудо! – промурлыкала она и, бесцеремонно толкнув меня в бок, чтобы я подвинулся, залезла обратно под одеяло.
Я попробовал. Это оказалась Сикурата. Точно такую же мы пили на свадьбе Йогена. Она отдала все, что у нее оставалось после покупки эликсира, чтобы купить себе новое платье и организовать прощальное застолье. И вот сейчас она пьет это вино, за которое она заплатила последние деньги и ничуть не жалеет о содеянном. А смог бы я сделать так же?
—Ах, да! У меня в куртке те, двадцать сребров, которые ты переплатила Гвейфу.
—Утром заберу, – сказала Муэри настолько безразличным голосом, что я не удержался и осторожно, чтобы не обидеть ее спросил:
—Муэри, я понимаю – одно дело – ребенок, живая память, ну даже нет ребенка – память о последней ночи, но я завтра отделаю этого щенка и останусь жив. Тебе разве ничуть не жалко денег, которые ты откладывала все эти месяцы?
—Нет, сейчас я чувствую себя самым богатым человеком в мире – у меня есть то, что не купишь ни за какие деньги. Любимый человек, который был вот-вот на том свете и вдруг выжил, и будет жить дальше, – Муэри допила свой кубок, поставила его на пол и устроилась у меня на груди. Я снова начал перебирать и гладить ее волосы.
—Нравятся? – с улыбкой спросила девушка.
— Безумно!
— Мне всегда говорили, что я взяла от родителей самое лучшее – фигуру, руки, волосы, глаза — от матери, а зубы – от отца.
— А все остальное от кого? – шутливо спросил я.
— Молчи! Сама знаю, что курносая и конопатая, – лишь рассмеялась Муэри.
— Зато настоящая, – и я рассказал ей, откуда берутся красавицы-аристократки.
— Всегда чуяла, что что-то тут нечисто! – воскликнула девушка и попросила, – Больше не перебивай.
Я пообещал не перебивать и Муэри продолжила:
—Когда мне было десять, мама умерла. Отец долго не горевал и скоро снова женился. Мачеха оказалась на удивление добра ко мне и до пятнадцати лет я жила, не зная горя. Ну, а как в возраст вошла, отец начал на меня заглядываться. Такое часто происходит среди простого люда, где уже с семи лет все знают, откуда дети берутся. Так вот, мачеха мне как-то раз и говорит: «Шла бы ты, девочка, замуж от греха подальше. При мне он не посмеет, да вот только я не всегда рядом буду». Как в воду глядела – через пару дней была ее очередь пасти скотину. Ушла, он подождал пару часов – и из хлева: «Доченька, помоги!» – лицо у Муэри дернуло судорогой воспоминания. – Помогла. На коленях потом прощения просил. Говорил, что бес попутал. «Дочурка, ты так на свою мать похожа». Мне бы дурехе в тот же день – в город, так нет – поверила. А он возьми, да снова – понравилось гаду – вот тут-то его мачеха «на горячем» и поймала, выходила сукиного сына оглоблей, а мне – новое платье, да последние три сребра, что у нее были, отдала, до дороги проводила, там обняла на прощание... До города пять лиг два дня пешком шла. От голода брюхо к спине прилипло. А как дошла – так в первой же корчме наелась от пуза – меня за столом и сморило. Просыпаюсь – хвать за котомку, да только пусто там. Разревелась. А корчмарь: «Что стряслось?» Выложила все ему, как на духу, так он предложил работать у него – еду разносить за харчи и сребр в три дня. Делать нечего – согласилась, – Муэри снова спрыгнула с кровати и, прихватив кубки, пошла к кувшину с вином.
— Мне только половину, – быстро крикнул я ей вслед, решил было: пусть хоть хорошего вина попьет. Но она легко меня раскусила и вывернулась:
—Хочешь напоить бедную девушку до бесчувствия и сделать с ней потом что-то грязное? – и уже серьезно. – Не волнуйся, я специально взяла побольше, чтобы хватило на всю ночь. А деньги – шут с ними.
—В таком случае, прихвати с собой кувшин. А то каждый раз бегать через всю комнату...
— А я думала, тебе нравится глазеть на меня, – рассмеялась Муэри, возвращаясь с кувшином и кубками.
— Вот так и кончилось мое детство, и началась настоящая жизнь, – продолжила она свою повесть. Я слушал, боясь лишним звуком нарушить эту тонкую атмосферу откровенности. Только осторожно перебирал и гладил ее волосы – тут я ничего не мог с собой поделать.
—Два года все один-в-один – подходишь к корчме или пивной, распускаешь волосы... «Чего девушке угодно?» Ну, заказываешь поесть или кружку пива, а потом: «А нет ли у вас какой-нибудь работенки?» – и, главное, мило так улыбнуться да вот этой гривой тряхнуть – «Для такой красавицы что-нибудь да найдется» – и сребр в три дня да харчи дважды в день. Затем идешь в кладовку заплетаешь волосы потуже в косу, надеваешь передник похуже, чтобы клиенты лишний раз за зад не щипали, и – разносить пиво да тарелки с едой до закрытия, потом мыть пол. Поешь холодной яичницы, да в каморку – спать до вторых петухов. Вот только сребр в три дня выходил на словах, хорошо, если в четыре. А заканчивалось всегда одинаково – из кладовки: «Муэри, помоги»... А после: «Вот тебе сребр и не болтай». Да я вот только этот сребр в нужник выбрасывала – он мне руки жег, словно я уличная девка. И, знаешь, чем они добрее и милее сначала – тем быстрее зазывают в кладовку. Вот так пройдешь через все корчмы да пивные в одном городке – да в другой... Через год, я уже сразу могла определить, сколько времени буду работать – месяц, два или, если повезет, три, потому что уходила сразу после первого раза – во второй они даже сребр не дадут, а смотреть на их рожи паскудные сил нет. Бывало, знаешь как – стоишь перед дверью очередной корчмы, распускаешь волосы, готовишь улыбку, а все еще чужие руки на себе чувствуешь, – сказала Муэри и быстро сделала большой глоток.
—Может не надо дальше? – осторожно сказал я.
—Что, уже брезгуешь? – с грустью, без малейшей злобы, спросила она.
—Да нет! Но, думаешь, я не чувствую, каково тебе все это вспоминать? Теперь же уже все позади.
—А я хочу, что бы ты знал обо мне не только, что я Студентка-простолюдинка с хорошей фигуркой да с красивой гривой и глазками. Так что, пожалуйста, помолчи и дослушай. Или ты думаешь, что у меня хватит сил рассказывать тебе все это во второй раз?
Я поставил свой кубок на пол, осторожно поцеловал девушку в макушку и вдохнул запах ее волос. Чем только не пахнут волосы девушек в романах! От незабудок до свежего хлеба. У Муэри они пахли простым мылом и слабым раствором винного уксуса.
—Ну так вот. Как-то раз улыбаюсь корчмарю и обычное: «А нет ли у вас какой-нибудь работенки?», а он мне и говорит: «Нет, милая барышня, но вы спросите у господина за тем столом. Я слыхал, что ему нужна горничная». Смотрю, сидит тип, по виду – крупный купец. Подхожу к нему, вопрос, улыбка, тряхнула гривой, а он так строго посмотрел на меня и говорит: «Горничная нужна, но не такая замурзыканная». Меня аж в слезы бросило, а он вдруг улыбнулся и протягивает мне два сребра и: «Это тебе на баню и новое платье. Приходи сюда завтра утром, вот тогда и поговорим». Я в жизни так себя мочалкой не терла! Другие бабы надо мной посмеиваются, а я знай себя скоблю. Как кожу не содрала, до сих пор не знаю, – тихо рассмеялась Муэри и снова отхлебнула вина. – После бани побежала в лавку, купила новое платье. Пришла в корчму на следующий день ни свет ни заря, прождала его три часа, стала было унывать: попался добрый дядя, из жалости зачуханной девке пару сребров отвалил. Думаю: «Подожду еще час и пойду в очередную корчму». И тут заходит он. «Вот, говорит, теперь ты похожа на горничную, пойдем». И мы пошли. Пришли к нему в дом и сразу к делу – сребр в три дня, харчи – задаром. Этот хоть честным оказался, и свои десять сребров в месяц я получала железно. Там же я научилась чистить зубы, мыть под мышками каждое утро, чтобы не пахло потом – его супружницу воротило от этого запаха. Прожила я у них с полгода, и тут они затеяли переезд в Столицу. Я как узнала, так у себя комнатушке всю ночь проревела. Уж больно мне не хотелось возвращаться к прежней жизни. И, представь себе, он на следующее утро спрашивает меня, хочу ли остаться здесь или переехать в Столицу. Прям сказка какая-то. Вот только ни одна сказка не длится вечно, – голос Муэри стал опять грустным.
––В Столице его жена стала сразу пропадать по каким-то там салонам, возвращалась поздно и почти всегда под хмельком. Короче, случилось то, что должно было случиться. Протираю я как-то пыль в их спальне, как чувствую – меня сзади кто-то обнял. Я чуть не взвыла от отчаяния, а он возьми да стал мне волосы распускать, медленно так. Я опешила. Раньше мужики мне сразу под юбку лезли, делали свое дело и «возьми сребр». А этот мне волосы распускает. Я поворачиваюсь к нему, а он меня возьми да поцелуй. Меня до него никто, кроме матери, не целовал, и та – в лобик да в щечку, а тут – в губы! Ну, я возьми да разревись: «Не надо, пожалуйста». А он мне слезы вытер и говорит: «Муэри, успокойся, никто ничего тебе против твоего желания не сделает», повернулся и ушел. Вскоре начались разные подарки – по мелочи, конечно, но мне до него никто ничего не дарил, так что этого хватило с лихвой, чтобы у меня голова совсем кругом пошла. А однажды он пригласил меня к себе на обед. Слово за слово, кубок за кубком... Я тогда впервые узнала, что от этого получают удовольствие не только мужчины, но и женщины тоже. Он-то и научил меня читать. Продолжалось это у нас два месяца, пока его женушка не вернулась раньше обычного. Ему – головомойку, меня – на улицу. Помню, иду как в дурмане, сама не знаю куда. Очнулась только у Института Магии. И тут мне один из тех магов, что вход охраняют: «Девушка, не хотите проверить себя на магический потенциал»? Я ему: «На что?» А он смеется, беззлобно так. «На способность к магии». Мне уже было все равно. Пошла, проверилась и нате – есть «потенциал» и три свободных места осталось. «Не хотите записаться на Распределение»? Подумала: «Магичка – все одно лучше, чем в корчме» и согласилась. Ну, а остальное ты все знаешь, – Муэри залпом допила свое вино и крепко ко мне прижалась, – Ну, а твоя история? Как ты оказался здесь?
—Именно здесь? – спросил я с самым серьезным видом.
—Как ты оказался в моей кровати, я знаю, – улыбнулась Муэри – Не увиливай.
—Ладно. У нас осталось вино?
—Да, аккурат на два кубка. Только сначала допей, что у тебя осталось, а то я твои штучки знаю – любишь считать чужие деньги, скряга.
Мне опять не удалось ее провести.
***
—Я тут вот что подумала, – мы оказались здесь не оттого, что нам так захотелось, а потому, что нам было просто некуда деваться. А значит, неспроста. – сказала Муэри, когда я закончил свой рассказ.
Я задумался над ее словами – в них был смысл. Словно какие-то Силы свели нас вместе для ведомой им одним цели.
—Знаешь, я ведь не глупая и знаю, что ты на мне никогда не женишься, и мы не будем жить «долго и счастливо». Обещай мне одну вещь: перед тем, как оставить меня, мы проведем такую же ночь, я выпью еще раз этот эликсир, а ты не скажешь того заклинания. Обещаешь?
От того, как она произнесла свою просьбу – спокойным голосом, без малейшей рисовки, у меня перехватило дыхание. Нет, решил я, плевать на Кодекс, женился же Йоген на Анетте, а между ними была точно такая же пропасть. И вот, передо мной самая лучшая девушка: неужели я ее упущу? Отец поймет меня. Но это я скажу ей чуть позже, когда придет время – сейчас она мне не поверит.
—Обещаю. Но ты – самое лучшее, что у меня когда-либо было и, наверное, будет в жизни.
— Так дворяне говорят «Я тебя люблю»? – улыбаясь, спросила Муэри.
Я, улыбнувшись в ответ, кивнул головой, и не в силах удержаться, вновь провел рукой по ее чудесным волосам.
— Спасибо тебе. Я была самой богатой. Теперь я еще и самая счастливая.