Артаксеркс и Аман лежали на персидском ковре, пили арак и играли в шеш-беш.
"Трик" - говорил царь, "трак" - отвечал Аман, и оба заливались хохотом.
- Какие дураки! – сказал Артаксеркс.– Такую игру пахучим именем обозвали!
Взял в руку кубики - они были жёлтые и тяжёлые, удобно помещались между пальцами – большим, указательным и средним.
- Хорошие зарики, - сказал Артаксеркс.
- Ещё бы - из слоновой кости вырезал, - скромно потупившись, заметил Аман.
- А слоновую кость где взял?
- Бильярдный шар стырил, - признался Аман. И ловко бросил кости.
Шеш-гоша…
- Везёт наркоманам и пьяницам, - сказал Артасеркс. Оценил сложившееся положение и строгим голосом вопросил у Амана: - Царь я тебе или не царь?
- Царь, - согласился Аман.
- А коли царь… - Артаксеркс взял доску, повернул её на 180 градусов, а потом сказал: – Марс тебе, дорогой, - играть не умеешь. – И лёг на ковёр, подложив подушку под голову.
- С тобой играть невозможно, - невозмутимо промолвил Аман. – Ты - непобедим…
- А то нет, - сказал Артаксеркс и посмотрел в угол комнаты, где на том же самом ковре сидел косматый человек и бесшумно, как маятник, раскачивался…
Вперёд… назад…
Вперёд… назад…
Губы его, как пальцы, переминали беззвучные слова, глаза закатывались и округлялись.
- Эй, Мардохей! – окликнул его Артаксеркс. – Идём – в нарды сыграем.
Мардохей не ответил ему, продолжая бесконечные челночные движения – туда-сюда, туда-сюда….
- Иди, дорогой, тебя царь зовёт, – крикнул Аман. – Не будь упрям, как ситцевый девишка.
- Оставь его, - сказал Артаксерс. Закрыл глаза и вроде бы задремал, но вздрогнул от собственного храпа, очнулся и сказал: - Скажи, Аман, чего ты больше всего хочешь?
- Черняшку хочу, - сказал Аман. Вздохнул и добавил: - Черняшку и айфон. Давно в инете не лазил…
- У тебя же есть айфон, - удивился царь.
- Был, - сказал Аман, - а теперь нету.
- И куда делся?
- Авессалом отобрал – будь он неладен!
- Про этого Авессалома страшные вещи рассказывают, – понизив голос, сказал Артаксеркс, - будто бы он родного брата убил и прямо на глазах многочисленной родни мачеху изнасиловал. А потом на отца покушался …
- Я ему говорю: чем мой айфон тебе помешал? Не положено, отвечает, только айфонов нам в нашем заведении и не хватает! Ну не сволочь?
- Сволочь, - сказал Артаксеркс. – Слушай, он совсем блатной этот Авессалом! Кто его тащит?
- Будто не знаешь - кто? Сен-Симон – скотина! Родственников своих по белу свету собирает и в наше заведение на работу устраивает… Все здесь: и Нафан, и Нагев, и Нафек…
- Да ну на фиг! – вскричал Артаксеркс.
- Не говоря уже про Амнона и Адония…
Они помолчали некоторое время. Почувствовав, что молчание затянулось, Аман нарушил сгустившуюся тишину.
- А как поживает Есфирь? – поинтересовался он голосом, который не предвещал ничего хорошего, словно спрашивал Аман о грядущем конце света.
- Забыла меня жена, - сказал Артаксеркс. – Ни разу не навестила, ни одной весточки не прислала… Оно и понятно: дурдом – это тебе не царский дворец, не Сузы. - И возопил: - Какие пиры я устраивал для народа! Гуляй - не хочу! Помнишь ли, Аман?
– Как не помнить, царь! Напитки разносили в золотых сосудах стоимостью в тридцать тысяч дариков, но пили все на удивление чинно и мирно, не безобразничали, не сквернословили – не то, что нынешние…
- Огромная страна - сто областей! двадцать провинций! - сказал Артаксеркс. – И такой порядок. Даже не верится, что всё это было.
- А я всё твою Астинь-Анастасию вспоминаю, - сказал Аман. - Женщину красоты удивительной, ни словом сказать, ни пером описать! Гордую и не по годам стародавним эмансипированную. Скажи: на хера ты взял эту суку?
- Не такая уж она и сука, - вздохнул Артаксеркс. - В тебе говорит твоя прошлая обида, Аман!
- Обида, говоришь? Разуй глаза, развяжи уши, царь! По её вине семьдесят пять тысяч персов кокнули. Без суда и следствия. По подозрению и без. За косой взгляд и в сердцах сказанное слово!
"У, сволочь!" – махнул рукой в сторону Мардохея.
- Ладно, дело прошлое, - сказал Артаксеркс, и дабы прекратить неприятный для него разговор опять сел за нарды.
Первую партию они сыграли молча. Потом разговорились и вскоре уже болтали без умолка.
- Я Пристон не кончал… - сказал Артаксеркс, когда речь зашла об образовании. - И Оксфорд не кончал… Я этот – как его? – МГУ кончил, юрфак…
- Фак ю! – воскликнул Аман и отбил дробь на коленях.
- Фак не фак, а читать-писать научили… И вот что я скажу тебе, Аманчик: не всё то золото, что говно.
- Это точно – сам знаю: сколько ни повторяй "рис, рис, рис", во рту сладко не станет…
- Хорошие поговорки у урусов. Кладезь премудрости, а не поговорки…
- Мне вот эта нравится: баба с воза – он тут как тут…
- Эх, гарем бы сюда!.. Я уже и забыл как женщина пахнет…
- Женщина пахнет галантереей и конфетами, - с умным видом сказал Аман. – А ещё - бананами…
- А почему бананами?
- А я знаю? – удивился Аман. - Бананами и огурцами…
В это время лязгнул засов; тягуче, с металлическим акцентом скрипнула дверь, и в палату вошёл санитар, похожий на мясника.
- День добрый! – сказал санитар.
- Авессалом алейкум, дорогой! – приветствовал его Артаксеркс. – Как дела?
- Ай, ничего - спасибо, х…во, - ответил Авессалом.
- Как спал? Что ел? Какую бабу харил? – спрашивал Артаксеркс, продолжая играть в шеш-беш…
- Спал хорошо. Кашу ел. С бабой не спал – дежурил. – Посмотрел на Мардохея и спросил – почему-то шёпотом: - И давно он у вас качается?
- Давно, - сказал Аман, - второй день пошёл. Не пьёт, не ест, на горшок не ходит – только и делает, что качается…
- Пусть качается! – сказал Артаксеркс. - Кто в наше время не качается?..
- План покуришь – и горе забудешь, - запел Аман знакомую с детства песенку, - из-под кайфа пойдёшь воровать… Я вот что хотел у тебя спросить, Артаксерушка, ты в Средней Азии был?
- Был, - сказал царь. – "А в Центральной Азии был?" – Был, - ответил Артаксеркс. – "И в Малой?" – Конечно, был. – "Ну, а в Передней Азии – был?" – Был - и в передней, и в задней… Ничего хорошего там нет – нищета и голод… Везде одно и то же – бабы, бананы и огурцы…
- А на том берегу плановая – развлеченье в ней каждый найдёт… - закончил песню Аман. Отбил чечётку на коленях – они у него вроде тамтама – и сказал: - Был бы дома - бешбармак бы кушал. И тебя бы угостил, - сказал он Авессалому. – Любишь бешбармак?
- А то нет! – сказал Авессалом. – Конечно, люблю. А ещё я плов люблю. И бозбаш.
- Да кто же его не любит? – удивился Аман. – Даже президент Франции любит бозбаш.
- И английская королева! – рассмеялся Артаксеркс. – Хлебом не корми – дай бозбаш!.. А ты, - обратился он к Мардохею, - любишь бозбаш?
Мардохей, словно не слыша, продолжил раскачиваться.
- А плов? – спросил царь. – Плов любишь?
Ни один мускул не дрогнул на лице иудея.
- Необщительный какой! – засмеялся царь. И сделал жест рукой, означающий: подождите чуток, сейчас я его разговорю. – А, что, Мардохей, персов резать будем?
Мардохей замер, застыл сиднем, а потом скосил глаза в сторону Артаксеркса.
- Хочешь Амана повесим? – предложил царь. – Сегодня и повесим, чтобы ему неповадно было!
Мардохей просиял лицом. На губах его заиграла улыбка.
- А верёвка у тебя есть? – спросил царь.
Улыбка погасла. Мардохей беспомощно огляделся по сторонам и развёл руки - верёвки у него не было.
- Я ему свою дам, - сказал Аман. – Давно лежит у меня в кармане, ждёт своего часа. Видимо срок пришёл… - И достал из загашника тонкую, но прочную синтетическую бечёвку… - Держи, дорогой… Крепкая… На этой верёвке всю мою семью повесить можно…
Мардохей схватил подарок и радостно спрятал на груди, под рубахой.
А потом опять начал раскачиваться…
Вперёд… назад…
Вперёд… назад…
- Такими вещами не шутят, - сказал Авессалом. – Такие слова на ветер не бросают…
И вышел из палаты.
- А кто шутит? – крикнул ему вслед Аман. – Шуточки… - И, повернувшись к Артаксерксу, сказал: - Есть хорошее русское производное от английского слова "peace"… Кирдык означает оно или что-то в этом роде…"Peace-дец" и кирдык, как я погляжу, понятия одного порядка…
А тебя, царь, хоть убей меня, не пойму – в очередной раз ты предаёшь своего друга…
- У царя друзей не бывает, - тяжко вздохнул Артаксеркс, - у царя – подданные, а не товарищи… Так что не обижайся, дорогой, - положение обязывает… сто областей! двадцать провинций!..
И ещё раз вздохнул. А потом попытался объясниться:
- Я этого… - и он указал рукой на Мардохея, - хотел остановить. У меня от него в глазах мельтешит… И голова кружится… И мальчики кровавые в глазах…
Повернулся на другой бок - и замолчал.
Некоторое время в палате царила тишина.
Нестерпимая тишина…
То звенящая, то тяжёлая и гнетущая… -
прервав которую, Аман обратился к Артаксерксу:
- Слушай, от него ветер дует. И прохлада идёт.
- Он у нас вроде вентилятора, - оживился царь. Сел и сказал: - Доской его пришибить что ли?.. Трик-траком?..
И тут лязгнули засовы, распахнулась дверь, и в комнату ворвался Сен-Симон. Следом за ним вошёл Авессалом и застыл в дверном проёме, скрестив на груди жилистые руки.
- Антисемитствуете? погромные речи ведёте? – закричал Сен-Симон, обращаясь к Артаксерксу. В сторону Амана он даже не глядел. И тут только заметил непорядок в палате. Заметил – и ужаснулся:
- А это что такое? где кровати? где стол? где стулья? Откуда взяли ковёр? – Он наклонился и пощупал уголок богатого напольного покрытия. - Хороший ковёр. Персидский? – спросил у Артаксеркса.
- Других не держим, - ответил царь. – Ручная работа… Шестнадцатый век…
- Безобразие! Что вы себе позволяете? Дай вам волю, вы мне санаторий из сумасшедшего дома устроите!
Пулей вылетел в коридор и тихим, спокойным голосом распорядился:
- Ковёр убрать. Кровати вернуть. Амана – повесить. Непременно, непременно повесить - мнится мне, что вся зараза от него.
- Почему же не повесить, - сказал мясник Авессалом. - Если мнится – повесим. Нам это как два пальца обоссать… И не таких вешали...
Они взглянули друг на друга и засмеялись.
- А с Артаксерксом что делать будем?
- Пусть поживёт пока, а там посмотрим… И вот ещё что: позвони Есфири, когда Амана на сук вздёрните. Скажи, чтоб в окошко глянула – вот радости будет!..