Всё началось, когда мы с Лизкой лежали в больнице. У неё был очередной бронхит, и я разрывалась от жалости к ней и к себе.
Больной ребенок – это ужасно, плохо и тяжело. Лучше всего про чувства родителей в такие моменты сказала знакомая – «Сам бы сдох, лишь бы ребенку стало легче». Но есть и момент мой собственный. Я вынуждена сидеть, вытирать сопли, заставлять пить лекарства, никуда не ходить, не жить своей жизнью – родительская клетка и так не слишком свободная, а во время болезни детей вообще превращается в карцер наедине с ноющим несчастным созданием.
Как ни странно, я люблю больницы. В них можно тихо и откровенно сходить с ума от цикличности происходящего. Есть время подумать о прошлом, о настоящем, о себе и других.
Но, конечно, в детском отделении это сложно.
Мы легли в больницу в субботу ночью, а через пару дней туда же попал Богдан. Я возвращалась в палату из душа, который располагался на другом конце коридора. Вдоль всего коридора с правой стороны были окна палат и боксов. Будь ты хоть сто раз воспитанный человек, ты не сможешь мимоходом не заглянуть в чужую палату.
Во втором полубоксе лежал Богдан. Ему на вид было месяцев 6. Он стоял на четвереньках в детской кроватке на колесиках, дергал попой вперед-назад и стукался головой об железные прутья кроватки. Иногда у него получалось сделать так, чтобы колесики прокрутились. Кроватка сдвигалась на пару сантиметров. Он был рад.
- Какой бутузик! И как можно таких одних оставлять! – голос санитарки был полон жалости. Какой-то не очень искренней.
- Он один лежит? – спросила я, не оборачиваясь к ней.
- Да, да, один, такой малыш хорошенький, из интерната прислали, - зачастила она.
- Отказник, что ли?
- Отказник… - санитарка явно ожидала от меня большего сочувствия и переживаний, чем я демонстрировала.
- Понятно, - я отвернулась и ушла к себе в палату.
Лизка ждала меня под кроватью.
- Мааам, смотри, где я!!
- Супер! Вылезай, пока никто не видел.
- А где ты была?
- В душе. Кстати, видела там ляльку, которая одна лежит.
- Ляльку? Где?
- В другом конце коридора, в палате.
- А где её мама?
- Не знаю.
Лизка долго думает, пока я раскладываю душевые принадлежности в тумбочке, развешиваю полотенце, сушу волосы феном.
- Мам! А ляльке делают уколы?
- Думаю, да.
- А кто её жалеет, раз она без мамы лежит?
- Наверно медсестры жалеют. Или никто не жалеет.
Ну, в самом деле, не рассказывать же Лизке сказки о том, что вокруг все справедливо и пушисто. Три года уже, вполне сознательный возраст. Или нет? Не буду сейчас думать об этом. Сейчас хочется думать о Богдане.
С Лизкой мы проводим еще один больничный вечер – ужин в 17 часов, маета до 21.30, укол, спать.
На следующий день я несколько раз хожу мимо бокса Богдана. Большую часть времени он спит, но один раз я попадаю на период активности.
Богдан сидит в кроватке и смотрит на мягкий кубик. Видит меня в окне. Я моментально прячусь – присаживаюсь вниз. Потом медленно поднимаюсь. У меня серьезное лицо и высунутый язык. Богдан удивлен и заинтригован.
Несколько секунд я стою с высунутым языком, потом снова прячусь, на этот раз не вниз, а в бок. Надуваю щеки, выпучиваю глаза и семенящей походкой проплываю мимо окна. Богдан уже на четвереньках, держится руками за прутья своей клетки – простите, кроватки - и внимательно смотрит за моими передвижениями.
Так я играю с ним около 20ти минут. Потом из другого конца коридора меня окликает медсестра:
- А когда он ночью орать будет, вы тоже с ним нянькаться будете?
- Я бы понянькалась, - тихо отвечаю я.
Мимо проходит санитарка.
- Как его зовут? – спрашиваю у неё.
- Богдан. Вы бы правда с ним не играли, а то привыкнет, потом плакать будет...
То есть лучше бы в жизни вообще не было приятных моментов, чем радость и следующее за ней разочарование. Логика унылых и недовольных жизнью. Мы с Богданом не такие. Хотя за 20 минут он ни разу мне не улыбнулся. Ничего, я тоже не мастер своевременно проявлять эмоции.
Я ухожу в палату к Лизке, рассказываю ей про Богдана.
Потом беру телефон и предлагаю Вере сделать то, что мы, собственно, и сделали через 6 дней.
План очень простой, рискованный и быстрый.
Был выходной день, врачей не было, медсестры смотрели телек. Вера взяла такси, на нем приехала к больнице и ждала у входа.
Я спустилась к ней, взяла кофту с длинными рукавами, которую она принесла – «Чтобы тебя по татуировкам не опознали», - пошутила она. «Ага, как трупы опознают» - пошутила я в ответ и пошла за нашим третьим ребенком.
Вернувшись в палату, я надела маску, как у медсестры, Верину кофту – Боже мой, что это за рюшечки, кто такое вообще может носить? – и не спеша пошла в сторону палаты Богдана.
По пути мне встретилась санитарка, но я смотрела в телефон, а она – в ведро с тряпками, так что разошлись мы без вопросов.
Я зашла в палату к Богдану. Он спал. «Стремно, что сейчас проснется и начнет орать», - подумала я, надевая на Богдана такую же маску.
Аккуратно я взяла его на руки и вышла из бокса. Впереди было самое опасное – пройти мимо поста медсестер и мимо их же сестринской. Мы шли не торопясь, пацан спал у меня на руках.
Еще пара шагов – и мы спустились на лестницу, вышли на улицу, и я отдала ребенка Верке. Ни слова не говоря, она закрыла дверь и уехала домой. Я сняла идиотскую кофту, скомкала и выбросила её за забор больницы. Пошла ко входу в наше отделение, достала из карманов шорт сигареты и еще минут 10 курила, ни о чем не думая.
Потом вернулась в палату, сказала Лизке:
- Завтра пойдем домой. Только никому ни слова.
Лизка молча кивнула. Она была занята – сотый раз пересматривала Фиксиков.
Вера написала мне вечером одно сообщение – «Всё отлично, только нет памперсов! Слава в восторге от братика».
Ночью в отделении была паника и беготня. Пропал ребенок, подняли на уши всех, много говорили, звонили, кричали. Мы с Лизой делали вид, что ничего не слышим и спим.
Около 6 утра я встала, очень тихо дошла до бокса Богдана – в коридоре никого не было – забрала начатую пачку памперсов и, довольно бестолково пряча её за спиной, вернулась в палату. Вызвала такси к ближайшему к больнице дому и растолкала Лизку.
- Вставай, только тихо! Потопали домой!
- А завтракать мы тут не будем? Я хочуууууу! – она громко заныла спросонья, и я сильно зажала ей рот рукой:
- Будешь орать, я уйду одна! Дома нас ждет Богдан!
- Богдан? А это кто?
- Ну та лялька, которая одна лежала, без мамы!
- Он у нас дома?
- Да, я вчера его отдала Вере и она его увезла к нам. Теперь все – Вера, Слава и Богдан - ждут нас!
- А зачем ты его отдала?
- Ну а что ж ему так и лежать одному? Вставай быстро!
Лизка все поняла – или мне так показалось – мы быстро и тихо оделись и вышли из палаты. Больница уже просыпалась. Надо было валить очень осторожно.
Мы спустились по лестнице, и на первом этаже нам встретилась медсестра.
- Куда идете?
- На прогревание! – быстро соврала я.
- Вы что, врач раньше одиннадцати не приходит! – возмущенно буркнула она, поднимаясь по лестнице вверх.
Я удачно сыграла затупившую на ступеньках мамашу, медсестра ушла, мы быстро сбежали вниз и вышли за дверь.
До ближайшего дома было 5 минут ходу. У меня зазвонил телефон:
- К вам приехала шкода серая, номер 538, выходите.
Мы дошли до машины и уже через 15 минут были дома.
Там все спали.
Вера, Слава, Богдан.
Вся наша семья.