Глава 40
Но беда не приходит одна! Видимо все к одному. На девятый день, 10 мая, произошло еще нечто, за что мне снова, чуть было не попало!
С утра доктор уехал за медикаментами, о чем сказал медсестре. Катя была видимо где-то по близости, во дворе, развешивала белье, которое постирала. Я проснулся, но еще лежал в постели. Вдруг услышал знакомый голос, который, тоже кажется, где-то слышал.
- Катя! Григорий Яковлевич! - в ответ тишина, никто не отвечал.
- Есть здесь кто-нибудь, наконец?!
Я увидел того самого солдата, благодаря которому оказался в больничной койке, и который едва не лишил меня жизни. Во мне что-то перевернулось, как будто обдали кипятком, а потом внутри все похолодело. Ну, просто аллергия какая-то на него! Неприязнь, индивидуальная непереносимость!
Глаза наши снова встретились. Я отвернулся и сделал вид, что не обращаю внимания.
- Ты что, еще здесь?
- Как видишь. Чего тебе надо? – спросил спокойно, стараясь держать себя в руках.
- Ничего, тебя это не касается.
- Тогда ауф видерзэн! – я помахал ему ручкой.
- Разлегся тут сволочь, как на курорте. Гад!
- Вас? Что? Вас ист курорт? – подняв брови, моргая глазами, я продолжал улыбаться, строя из себя совершенного идиота,– Ах курорт! – улыбка сошла с моего лица. – Я тебе покажу курорт!
- В Сибири будет тебе санаторий!
- Без тебя знаю! - Не сдержав своих эмоций, я кинул в него подушкой, от которой тот увернулся. - Чуть не сдох из-за тебя!
- Ах ты сволочь! Я ж тебя гнида, задушу прямо здесь! По стенке размажу!
Он кинулся на меня с подушкой, накинул на голову, пытаясь придушить, затем обрушился с кулаками.
- Помогите! Ай! Ай! Убивают! – завопил во весь голос, в надеже что меня кто-нибудь услышит, сполз с кровати и бахнулся на пол.
Но при этом мне было смешно, когда я глядел на его перекошенную от злости физиономию. Меня колотили, а я смеялся! Чем злее он был, тем лучше мне было, пусть лопнет!
- Ты что, шуток не понимаешь? Я же без оружия, раненый! Русские лежачего не бьют. Идиот! – повертел я пальцем у виска, – Лечиться надо!
За что получил новых тумаков.
- Я тебя сейчас вылечу, навсегда, от всех болячек сразу! – кричал он, хватая меня за горло.
Услышав, наконец, крики, вошла Катя, которая держала в руках завтрак.
- Что здесь происходит? - в ответ тишина.
- Я спрашиваю, что здесь происходит?! – повторила она строгим тоном. – Нестеренко, что вы здесь делаете? Вам кто разрешил сюда заходить? Я сейчас командира позову и доложу обо всем, что здесь творится!
Этого еще не хватало! Мы наверное подумали об этом оба.
- Не надо!!! – выпалили одновременно, хором, как два близнеца, сделав большие глаза, и скосившись друг на друга.
- Я таблетку взять хотел, зуб болит. Он сам первый начал, я не виноват. Еще и выделывается, наглая рожа.
Катя достала анальгин из аптечки, подала его Славику.
- Уходите немедленно! – указала на дверь. – Вы что? Не знаете, что сюда заходить нельзя без особого разрешения?
Тут зашел майор Савинов.
- Катя, Григорий Яковлевич еще не вернулся? – он увидел открывшуюся перед ним картину, вытаращил глаза, - Это что еще за балаган? Вам кто разрешил здесь появляться? Вы что здесь делаете старшина Нестеренко? Вон отсюда немедленно!
- Я по делу, за таблеткой, – выговаривал он заикаясь.
- Три наряда, вне очереди!
- Есть три наряда.
- В штрафбат захотели?
- Никак нет.
- Вон отсюда! Развели здесь бардак, черти что!
Славик, пулей вылетел из санчасти, с глаз долой разгневанного начальства.
- Катя, объясните мне, что здесь происходит?
- Я не знаю. Я лишь вышла на пару минут, развешивала белье, а когда зашла, увидела здесь Нестеренко, он чуть его не задушил.
- Может, ты объяснишь? – майор обратился ко мне.
Вспомнив, как только вчера влетело мне от полковника, я решил, что это конец! Еще одного инцидента мне не простят, сейчас выведут на улицу и расстреляют! Я не мог вдохнуть воздух, чтобы что-то сказать, не то что, что-то еще.
- Я, я не виноват, – выговорил я запинаясь. Он сам сюда пришел, - хлопал испуганными, округлившимися от страха глазами, – я его не звал. Начал ко мне придираться, говорить всяк-кие гад-дости.
- И вы ему еще ответили?
- Я не сдержался, – ответил честно. - Я только сказал ему до свиданья, рукой помахал, а он… Эт-то не санчасть, зоопарк как-кой то, я не зверушка, чтобы на меня смотрели всяк-кие.
Майора уже пробивало на смех.
- Зверушка говоришь? Ну-ну. Всех бы вас в клетки пересажать и показывать в зоопарке за деньги, как обезьян, особенно Гитлера! Ладно. Еще один инцидент - расстреляю на месте. – Обратился к Кате, - Чтобы я больше, никого здесь постороннего не видел. Ясно?
- Слушаюсь, товарищ майор.
Савинов вышел из санчасти.
- Что будет, если он доложит комдиву?! – подумав об этом, я пришел в ужас!
Еще час я сидел, ожидая расправы, пока не пришел доктор Соколов, лишь затем понемногу успокоился, убедившись, что за мной никто не придет. То, что меня расстреляли после данного происшествия, мне казалось даже странным!
- Катя.
- Что? – откликнулась девушка.
- Это он меня ранил, ножом.
- Вячеслав?
- Да.
- Ах, вот оно что? Ну, этот у нас злой, он точно «фрицев» не жалеет, столько их положил, что не сосчитать. От него пощады точно не жди, тебе повезло, что живой остался.
- Я уже понял. Катя, а почему вы всех немцев «фрицами» называете?
- Не знаю, так повелось «Фрицы» - и все. У вас, что ни солдат, то Фриц или Ганс.
- Нет! Почему? У нас много имен.
- Вы же тоже наших «Иванами» называете. Что больше русских имен не знаете?
- Знаю.
- Ладно, я тебе верю.
- Если честно, мое полное имя Ханс-Иоханн, Вильгельм.
- Ну и имена у вас! Мне больше нравится Иоганн. А тебе самому твое имя нравится?
- Не знаю, - пожал я плечами, - меня так назвали. Мама меня
часто Иоганном зовет. Бабушка тоже Иоганном звала, иногда Иваном. Иоханн, Иоанн, Иван – это одно и то же имя.
- В самом деле? Да ну… Значит, ты тоже выходит Иван? А тебе это имя даже больше идет, он тебе тоже подходит.
- Ты так думаешь?
- А можно я тебя тоже Иваном буду звать или Иоганн? Ганс мне не нравится.
- Можно, зови, если хочешь!
- Да, а фамилия твоя как? Не помню…
- Локе.
- Локе? Интересная фамилия.
- Обычная фамилия, немецкая. Локе – ло-кон, - я показал на локон волос. «О» - произносилось мягко, как «Ё», поэтому слышалось - «Лёке».
- Ааааа! – засмеялась Катя. - Ну и фамилия! Локон Иван…
С тех пор, Катя периодически называла меня Иваном или Иоганном, когда ходила за мной или делала перевязки. Иногда я не сразу отзывался, только потом понемногу привык.
Услышав, что девушка зовет меня Ваней, доктор поначалу весьма удивился.
- Ваня? Какой он Иван?
- Пускай зовет Иван,… я сам согласился.
- Мне не нравится это его дурацкое имя, - ответила Катя. - Если я назову его Гансом, я его задушу! Или выцарапаю глаза!!!
Вячеслав возвратился во взвод, явно взвинченный, в плохом настроении.
- Ходил в санчасть? Дали тебе таблетку? – спросил один из товарищей.
- Дали! – ответил он раздраженно и зло.
- А что случилось? Мед сестричка тебе не улыбнулась?
- Помните этого «Фрица», которого мы в последний раз взяли, я ножом еще его ранил?
- Ну и что? Он же вроде живой был, показания дал. Что еще?- спросил Федя Семенов. - Не помер?
- Представляете, живой зараза! До сих пор в нашей санчасти валяется, разлегся как на курорте.
- Его что, еще никуда не отправили? – спросил Мелешников Ваня.
- Нет.
- Так отправят, чего ты переживаешь, – сказал Иван.
- Я в санчасти с ним сцепился, чуть не задушил гниду. Он еще ручкой мне помахал, ауф видэрзэн. Тут еще как на грех, майор в санчасть заглянул, выговор мне дал, три наряда вне очереди!
Бойцы засмеялись.
- Сам виноват, на хрена ты с ним связывался? Без тебя разберутся, все равно в НКВД попадет, там займутся. Только неприятностей себе на задницу схлопотал. Спокойнее надо Слава, нервы в разведке они ни к чему.
В помещение заглядывает сержант.
- Старший сержант Нестеренко, вас в штаб к комдиву вызывают.
- Достукался.
Если комдив уже вызывает - дело серьезное! Все знали и полковника Джанджгаву, зря он не будет. Строг командир, если разбор полетов устроит, мало не покажется.
Нестеренко явился в штаб.
- Разрешите доложить? Ст. сержант Нестеренко по вашему приказанию прибыл!
- Так… Ну? Что у вас за инцидент произошел в санчасти, потрудитесь объяснить? Почему вы накинулись на пленного? – спросил Слышкин.
- Виноват, товарищ генерал. Он сам спровоцировал это.
- Чем? Напал на вас с оружием? Оказал сопротивление?
- Никак нет. Он мне рукой помахал, сказал «Ауф видэрзэн», ответил мне дерзко, нагрубил.
- Точнее? Он что, обозвал вас как-то? – спросил зам комдива.
- Никак нет. Просто дерзко ответил.
- Правильно сделал, вы не должны были с ним разговаривать. Я не разрешал, никому общаться с пленным без моего разрешения, - сказал Джанджгава.
- Он подушкой в меня кинул.
- За что?
Вячеслав опустил глаза.
- Я спрашиваю! – повторил полковник.
- Я сказал ему, что, разлёгся он, как на курорте.
- А вот это, уже не ваше дело! С ним без вас разберутся, компетентные органы и отправят куда надо. Вы понимаете, что он пленный, и я могу в любой момент расстрелять человека, за любую провинность? Но прежде я должен во всем разобраться, потому что, мне тоже придётся объяснять это кое-кому. Его уже, допрашивали с НКВД и должны забрать, так что лишний геморрой мне не нужен. Вам ясно? – спросил комдив.
- Так точно.
- Идите… - сказал Слышкин.
Вечером Катя принесла мне чай, а вместе с ним и баночку консервов.
- Что это? – спросил я у девушки.
- Сгущенка.
- Сгу-щен-ка? – я произнес по слогам.
- Сгущенка. Ты когда-нибудь, пробовал?
- Нет.
- А хочешь?
Я кивнул головой. - Хочу! - Попробовав ложку, зажмурился от удовольствия. До этого я не пробовал этот продукт, он бы действительно вкусным! – М-м-м!
- Вкусно? – спросила Катя
- Очень!
- Язык не проглоти.
- Это что, едят ваши солдаты?
- Да, – она засмеялась.
- Тогда я хочу в Красную Армию. Честное слово! – я решил пошутить. - Если у вас есть такой продукт, то немецким солдатам нечего делать, русские точно победят.
Катя засмеялась еще больше. В палату заглянул доктор.
- Что здесь происходит? – спросил он строго.
- Я его нашей сгущенкой угостила, он такого не пробовал. Чуть язык не проглотил. Даже сказал, что если у нас есть такая еда, немецким солдатам делать нечего. Представляете?
- Ладно, только смотри, совсем ты его разбаловала. Так нельзя, чтобы в плену ему жизнь медом казалась.
Глава 41
11 мая… Прошло десять дней, с тех пор как я оказался в плену и меня лечили в санчасти.
Утром, я услышал голос доктора…
- Локе!
- Да!
- Сегодня вам снимем швы, пройдите в процедурную. Садись…
- Будет больно?
- Потерпите…
Я ощутил лишь легкое пощипывание, после чего меня смазали зеленкой.
- Все? – я удивился.
- Перевязывать больше не будем, пусть подсыхает. Идите…
Вскоре Катя принесла мне завтрак, кашу с кусочком хлеба и маслом. Я съел тарелку и поставил на тумбочку.
- Спасибо!
- Пожалуйста. Почему ты так на меня смотришь?
- А что, нельзя? Я же только смотрю?
Катя принялась за уборку, включила радио, и я услышал привычный голос Левитана:
"В течение ночи на 11 мая на Кубани, северо-восточнее Новороссийска, наши войска продолжали вести бои с противником. На других участках фронта ничего существенного не произошло.
Наш корабль в Баренцовом море потопил транспорт противника".
Затем зазвучала песня, «Синий платочек». Я слушал ее молча, вслушиваясь в слова, вспомнил об Инге, мне почему-то взгрустнулось.
- О чем ты думаешь? – спросила девушка.
- Ни о чем, просто слушаю песню.
- Нравится?
- Да, хорошая песня.
Сводки передавали ежедневно, ровно в 12 часов, в них говорилось обо всем, что происходило на фронтах в предыдущий день, потом еще вечером, передавали обо всем, что произошло за день. Поскольку часов у меня теперь не было, то по сводкам я ориентировался во времени. После обычно, звучала какая-либо музыка или военные песни, некоторые из них мне даже нравились, например: «Катюша», «Синий платочек», «На позицию девушка провожала бойца», и я их с удовольствием слушал. Было не скучно, и к тому же, благодаря этому я был в курсе событий.
Меня не связывали, не держали на цепи, мне даже предоставлялась свобода, в определенных границах. Я мог свободно передвигаться в пределах санчасти, по комнате - и на этом спасибо!
Единственное, что выходить из санчасти на улицу мне строго запрещалось. Если доктор куда-то отлучался, и Катя тоже выходила, на всякий случай снаружи ставили охрану, но вокруг и так всегда было много народу, так что выскользнуть незаметно было нельзя. Сам же я тоже бежать не пытался, не думал об этом, не было ни какого желания, да и какой в этом смысл? Если бы даже мне это и удалось, меня могли бы убить и свои. Так, что назад мне дороги не было!
Некоторое время спустя ко мне снова подошел доктор, побеседовал со мной и показал несколько дыхательных упражнений, которые я должен был выполнять для восстановления дыхания после ранения легкого. Я послушал доктора и упражнения выполнял регулярно на вдох и выдох. Сначала надо было глубоко вдохнуть, а затем затем делать резкий выдох в несколько раз...
12 мая…
Утреннее сообщение:
«В течение ночи на 12 мая на Кубани, северо-восточнее Новороссийска, наши войска продолжали вести бои с противником. На других участках фронта ничего существенного не произошло.»
В вечерних сводках сообщалось о 18-ти сбитых немецких самолетах, потери Советских войск составили - 5.
- Значительное преимущество! – подумал я…
В целом день прошел вполне спокойно, без каких-либо происшествий. И слава Богу!
13 мая…
Иногда, я просто маялся от безделья, не зная чем себя занять. Медсестра сматывала бинты, складывала марлевые салфетки, делала ватные туфики…
- Ну, что ты, все на меня смотришь?! - возмущалась девушка.
- А что, нельзя? Мне просто скучно, я хочу что-нибудь делать. Хочешь, я тебе помогу? Можно, я тоже попробую?
- Салфетки укладывать? Я сама. Сматывай лучше бинты, если хочешь. Вот так,… - она показала мне. - Понял? Только аккуратней.
- Я постараюсь! – с удовольствием принялся за работу.
Вошедший в палату доктор с удивлением смотрел на представшую перед ним картину.
- Что это? Как это понимать? Ему что, делать нечего, уже мается от безделья?
- Попросился мне помочь, вот я и дала ему работу.
- Да? Ладно, пускай занимается… Хоть какой-то от него толк!
Утреннее сообщение:
«В течение ночи на 13 мая на Кубани, северо-восточное Новороссийска, наши войска продолжали вести бои с противником. На других участках фронта ничего существенного не произошло».
Я внимательно прослушал сводки, после зазвучала песня:
Вставай, страна огромная,
Вставай на смертный бой!
С фашисткой силой темною,
С проклятою ордой!
Пусть ярость благородная, -
Вскипает как волна, -
Идет война народная,
Священная война!
Мне стало вдруг как-то не по себе, мурашки пробежали по коже и я почувствовал озноб, показалось, что волосы зашевелились на голове. Девушка заметила, что я вдруг побледнел.
- Что с тобой? – спросила Катюша.
Из всех сил я попытался взять себя в руки и сделать вид, что ничего не происходит.
- Ничего… все в порядке, - как ни в чем не бывало, я продолжил делать свою работу, хотя на душе кошки скреблись.
Впоследствии я хорошо запомнил эту песню, и она каждый раз вызывала у меня какой-то трепет и непонятную реакцию, нечто вроде аллергии.
Катя была небольшого роста, маленькой, курносой, с задорными веснушками, соломенные волосы блестели на солнце. Я и так был без ума от натуральных блондинок! Когда снимала халат, я видел ее в гимнастерке, надо сказать, что форма ей очень шла, короткая юбочка, кирзовые сапожки, я то и дело любовался ее точеной фигуркой. С каждым разом я влюблялся в эту девчонку все больше и больше. Ни за что бы, не подумал, что смогу влюбится в этого маленького воробья, в этого задорного чижика. А она ведь была солдатом! Представить только, это чудо с автоматом! При одной мысли об этом мне становилось страшно! Если бы я с ней столкнулся, я бы погиб!
14 мая…
Волосы мои постепенно отрастали, голова начала чесаться. Не помойся почти две недели!
- Ты чего голову чешешь? – спросила она.
- Не знаю, чешется! Наверное, грязная, я давно уже не мылся. У меня, наверное, эти… как их?
- У тебя, наверное, вши уже завелись! – засмеялась девушка
- Ну да, вши! Ты посмотри, они, наверное, уже бегают.
Катя присела рядом.
- Давай голову посмотрю. А то, правда, еще разведешь…
Надо признаться, что вшей я тоже хватал, почти что, каждые два месяца, так что для меня это было уже делом обыденным, как еще не заразился тифом - не знаю. Эти твари заставляли постоянно чесаться, не давали спать по ночам и приносили массу неудобств. Избавлялись мы от них подстригаясь наголо, если была возможность старались стирать и кипятили одежду, мылись в бане, если позволяли условия. Я послушно положил голову ей на колени, обнял их слегка руками, закрыл глаза и балдел от удовольствия, пока она копалась в моих волосах, перебирая мои темно русые локоны. Когда меня гладили по голове, мне тоже очень нравилось, я ощущал себя маленьким мальчиком и вспоминал свое детство, как часто это делала моя бабушка и мама.
Увидев происходящее, доктор, снова не мог ничего понять.
- Катя, что ты с ним делаешь?
- Ничего, просто вшей у него в голове смотрю, он чесался. А то еще разведет… насекомых.
- И что?
- Да нет, голова вроде чистая, слава Богу.
- Вымой ему голову. Я смотрю, ты его тут совсем уже приручила, так что он…
- Он меня правда слушает, совсем ручной.
Я сделал невинное лицо, состроил брови домиком и кивнул.
За все время из всех заболеваний, что я перенес, были в основном обморожения конечностей, простуда, частые вирусные инфекции, самое тяжелое из всех воспаление легких. Были и отравления и поносы, случались вспышки дизентерии, которые, слава Богу, меня миновали. Умереть, изойдя на говно, было бы ужасно!
Тем временем в Берлине, Мария получила письмо, в котором говорилось, что сын ее, Локе Хан-Иоханн Вильгельм, пропал без вести, не вернулся с задания. Тело его не найдено и дальнейшая судьба неизвестна. Вероятно, он погиб или взят в плен. Вспомнила мать о своем предчувствии, не обмануло ее материнское сердце.
Продолжение следует...
http://www.proza.ru/2014/06/13/681