- Ма-ам… Ма-а-ам… - тихий детский голос настырно пробирался в крепкий сон. Как червяк, буравящий путь на волю, он проникал в мозг и эхом раздавался в черепной коробке. – Ма-ам…
Вот уже вместе с этим вкрадчивым голосом сквозь липкую ауру сна стал проникать яркий дневной свет, окуная сознание в вязкую полудрему, выбраться из которой не было ни сил, ни желания. Простонав от бессилия и собственной слабости, вдруг навалившейся на все тело тяжким грузом, женщина сморщилась и сделала попытку завернуться в плед.
- Ма-ам… - повторилось над самым ухом, монотонно и в то же время так настойчиво, что захотелось крикнуть в ответ, но все, на что хватило женщину, было лишь изможденное и вопросительное:
- Ммм?
- Ты мне портфель купила?
- Какой портфель?
- Школьный. Сегодня первое сентября, как я без портфеля в школу пойду?
Женщина дернулась. Откинув плед в сторону, одним рывком она вскочила на четвереньки и словно охотничий пес, учуявший добычу, стала метаться безумным взглядом по темной комнате. «Где? Где ты?» - безмолвно кричали вытаращенные глаза: комната была пуста. Еще рывок - тело отбросило на край кровати, чугунная голова женщины уперлась в скомканный плед и осознание того, что детский голос – очередной кошмар – больно ударило по вискам.
- А..! – непроизвольно вырвалось из самого горла, и этот животный крик разбудил спящего на краю кровати мужчину. Он заворочался. Свет, отчаянно бившийся в щелку плотных занавесок, ударил ему в глаза и он, как ребенок, с головой залез под одеяло.
- А-а-а… - еле сдерживая порывы закричать во всю мощь, женщина жадно стала глотать воздух, прижав окостенелые руки к груди, едва сдерживая огалделое , забившее о ребра сердце. Наконец, чуть не задохнувшись, она схватила скомканный плед и выдохнув зарылась в него с головой.
В комнате было тихо. Тишину раннего утра нарушал лишь еле слышный сап мужчины под одеялом и мерный ход настенных часов, едва отсчитавших начало седьмого. Если прислушаться, то в тиши утренней неги можно было расслышать начало нового дня: где-то далеко за окнами прогремел трамвай, птицы заливисто щебетали в лучах ласкового солнца. Женщина ничего не слышала. Усевшись на край кровати, она тяжело дышала через рот, изредка всхлипывая и стараясь унять текущие по щекам слезы мокрыми ладонями. Детский голос, что так жестоко разбудил ее, теперь звучал лишь где-то в области солнечного сплетения и с каждым мгновением становился все дальше. Этот голос она знала уже 12 лет.
12 лет назад ей было 20.
В то утро не переставая лил дождь, то холодной моросью, то неуемным ливнем. Порывы ледяного ветра задавали его направление, выворачивая зонты и пронизывая насквозь. Маленький серый городишко утопал в сентябрьской осени.
Она не вызвала такси, намеренно растягивая время, поехала на автобусе. В ее городе была всего одна частная клиника, прятавшаяся под козырек некогда государственного учреждения - на нем красовалась зеленая вывеска "Гармония". Широкая бетонная лестница вела в подвальное помещение и упиралась в пластиковую дверь с обилием листовок, рекламирующих счастливую жизнь и молодую семью, светящуюся здоровьем. Их искусственные улыбки вонзались в сердце, острым лезвием разрезая его на части. Они были повсюду - на плакатах в приемной, на календаре у письменного стола, на лице администратора.
В тесном светлом холле с кипой жизнеутверждающих журналов пахло медикаментами и смертью, задрапированной в имитацию домашней обстановки. Здесь беззвучно работал телевизор, нависая над карликовыми деревцами. Здесь подавали ароматный кофе с корицей и сыром...
На кожаном диване сидели две женщины лет 35. Они листали Cosmo и изредка хихикали. Смуглая, с кучерявыми волосами частенько гладила плоский живот и морщась говорила: "Боюсь, как в первый раз". Блондинка с искусственным загаром брала ее за руку и сочувственно сжимала губы.
Они не обратили на промокшую девушку никакого внимания. Ее и увели почти сразу в маленький кабинет с крошечным окном наверху. Посадили на кожаный стул, подали кофе. Полная женщина за столом натянула на лицо приветливую улыбку и сложила руки замочком. Как во сне девушка смутно видела ее узкие глазки, сквозь толстые очки казавшиеся еще меньше. Та выработанным текстом рассказывала об их новой методике удаления плода через трубку, называя это "принципом пылесоса".
- Не пугайтесь, милочка, что Вы такая напуганная? Этот способ позволит избежать травмы при операции и длится она всего 10-15 минут...
«Милочка» машинально закивала. В протянутом бланке черкнула свою роспись, взметнув ручкой вверх и перечеркнув свою фамилию.
Когда она вернулась в холл, смуглой женщины уже не было. Лишь ее подруга все также невозмутимо листала журнал и попивала кофе. Она подняла на девушку свои синие глаза - в них мелькнуло все то же дежурное сочувствие - и снова уткнулась в модные странички.
И вдруг на девушку обрушился озноб. Зубы выбивали сумасшедшую дробь, а руки, вцепившись в колени, пропитывали колготки холодным потом. В какой-то миг ей показалось, что через несколько минут вся ее жизнь, и без того неустроенная, полетит в медицинский контейнер отходов, что ее дочь (непременно дочь) будет преследовать ее в каждой девочке с золотыми волосами и ненавидеть. Судорожно стуча пальцами по коленям, девушка впивалась в белоснежную стену и видела рыжую девочку с крапинками веснушек, в ситцевом платье с фонариками на руках. Она понимала, что девочки нет, но продолжала мысленно вырисовывать ее образ, очерчивая нежно розовую полоску губ и смеющиеся с игривым прищуром глаза. Девочка росла, нарастая над ней своим огромным телом: ее пестрое платье сливалось в единую массу и зеленые глаза уже не смеялись, но дьявольски насмехались на ней.
- Будьте добры еще лимона.
Девушка очнулась: женщина, покончив с журналом, принялась за местную прессу. Она прихлебывала свой кофе по капле, оттянув мизинец и щурясь от удовольствия.
Девочка исчезла. Осталась жуткая действительность и белая холодная стена, приукрашенная картиной развития плода. Ее плоду уже три недели...
- Вы готовы?
Она увидела перед собой услужливую улыбку и одним рывком поднялась. Ее несгибаемые колени отказывались идти и она, вверив ледяную ладошку медсестре, не ощущая тверди, поплелась по коридору. Ей в спину ударило рваное: «Ма-ам…».
С тех пор минуло 12 лет. Девочка с рыжими волосами имела приятный тихий голос то с каплей обиды, то монотонный и деревянный, то напротив – добрый и ласковый. Она никогда не являлась во сне, но ее образ был настолько четкий, словно она росла вместе с матерью, а та отмечала каждое ее возрастное изменение. Поначалу руки сами выводили дочь на холстах, доводя несостоявшуюся мать до сумасшествия и суицидальных мыслей. Ей были написаны длинные письма, залитые болью и слезами. Грех убийства отмаливался в церквях до синяков на коленях. И после долгого брожения по руинам своей жизни преследовавшую ее дочь было решено зачать. Супротив всему. Отбросив все прежние, уже забытые планы своей глупой юности. И спустя два года отчаянных метаний жизнь бросила к ногам обессиленной женщины достойного мужчину.
Минутная стрелка настенных часов мерно ползла к половине седьмого. За окнами с грохотом остановился грузовик и веселый голос дворника привычно понесся по спящему двору. Мужчина на краю кровати перевернулся на спину и тихо захрапел. Женщина поднялась. Медленно прошлепав босыми ногами по комнате, она вышла в сквозняк коридора и заглянула в приоткрытую дверь детской. В душной комнатушке, заставленной мебелью, было тепло и уютно. Первые лучи робкого сентябрьского солнца нежно укрывали полураздетые тела спящих детей. Женщина улыбнулась, жгучее, сладостное тепло разлилось по ее членам легкой истомой и она, облегченно выдохнув, за два шага достигнув детской кровати, грузно на нее опустилась. Улыбка, коснувшаяся каждого ребенка крепким материнским поцелуем, застыла на ее просветлевшем лице. Взгляд пополз наверх – на верхнюю полку большой дубовой кровати: вытянув руки в стороны и утопая в мятых простынях, на ней сладко спал старший сын. Девятилетний бандит, любимый первенец, русоволосый красавец с большими голубыми глазами. После двух лет самоистязаний и покаяния Бог послал женщине сына. На нижней полке, увешанной вырезками из комиксов, обняв подушку двумя руками, сопел средний сын – восьмилетний мальчик, красивый и темноволосый с глубоким серьезным взглядом, как у отца, и задатками будущего художника. Ни для кого не было секретом, что во вторую столь скорую беременность семья ждала дочь, но Бог распорядился иначе и светлый образ не рожденной девочки, пусть реже, но еще оставался в голове женщины. А еще пару лет спустя, когда мысль родить дочь превратилась в навязчивую идею, женщина решилась на третьего ребенка – так и появился младшенький сын, озорной и солнечный с рыжими веснушками на пухлых щеках.
- Ма-ам, - сонно протянул он в подушку. – Пора?
- Нет, мой хороший, еще можно поспать.
- А мы не проспим? – вдруг вскочил он и захлопал светлыми ресничками, ожидая ответа матери. Но так и не дождавшись ничего кроме добродушной улыбки, он заерзал в простынях, слепо шаря за спинкой кровати маленькой ручкой, наконец, нащупал собранный еще несколько недель назад свой первый портфель и спокойно бухнулся на подушку.
– Цветы не завяли? – нахмурившись, спросил он и, вновь не дожидаясь ответа, скользнул пытливым взглядом по отутюженной новенькой школьной форме, висящей на стене в ожидании первоклассника. Рядом висели костюмы братьев, под ними стояли полусобранные рюкзаки.
Женщина задумчиво уставилась на одежду – среди них могла бы висеть девичья школьная форма – сейчас носят пиджаки в клетку и строгие юбки с запахом. Она просила портфель, наверняка тоже строгий и деловой… Зацепив блуждающим взглядом озадаченного сына, женщина криво улыбнулась, скорее притянула его золотую голову к себе и поцеловала в макушку.
- Как же я вас люблю… - еле слышно шепнули сухие губы и горячая волна всепоглощающей любви прокатилась по всему ее телу.