Если хорошенько покопаться в жизни каждого гражданина, то, конечно, без всяких сомнений, без всяких «может быть», а со 100% точностью найдешь целый мешок печалей. При том условии, что ты задашься такой целью – найти беды. В этот мешок обязательно надо втягивать всё без разбору, ведь и мелкой россыпью неприятностей можно заполнить дно мешка и прикрыть верхушку, забить пустоты в складках грубой холщовой ткани. И если, вдруг, гражданин, слава Богу, здоров, и его родные не хворают, он имеет руки-ноги, имеет работу и крышу над головой, не голодает, и не в тюрьме, то в мешок можно положить: мелкие ссоры с женой, проблемы в школе с детьми, соседей, которые включают дрель в 8 утра в воскресенье, мигрень, порванный ботинок, заклинивший замок на входной двери и штрафы за превышение скорости.
А вот бывают случаи, когда мешок рвется и переполнен одной каменной, серой, безнадежной глыбой.
Если ехать от м. «Пилораманерская», то можно на одной из остановок увидеть женщину. Сидит она там постоянно и зимой, и летом. Можно просто пройти равнодушно, можно заметить, что она до такой жизни дошла сама: пьет, курит, и вся её жизнь по её же вине подошла к итогу. Она сама – это апатия. Когда где-нибудь, кто-нибудь заведет разговор о том, что она сама должна стремиться к своему спасению, то наткнется на то, что у этой женщины уже нет воли и желаний. Сама она не ждет будущего, ничего не хочет, даже, кажется, желание выжить в ней замерло. Она человек без всего не только в плане наличия материальных ценностей, но и в плане обычных человеческих эмоций, поиска чего-то, чего рядом нет. Ей уже ничего не нужно.
Признаюсь, остановка с этой женщиной располагается на середине пути от м. «Пилораманерская» до моего дома. Выходить на этой остановке неудобно, но проезжать просто так часто не позволяет совесть. Приходится выходить, заходить в магазин и покупать ей еду, но вот в последнее время кое-что изменилось. Если раньше, я подходила к ней, а она только говорила: «Дай Бог тебе радостных встреч» и слабо улыбалась, то в один день она попросила памперсы для взрослых. Я сбегала. И с этих пор почти каждый раз она просила у меня памперсы.
Разговор наш «удлинился» - теперь она сказала мне, что её зовут Надежда Афанасьевна. «Афанасьевна» она выговорила с каким-то сомнением, будто подзабыла отчество…
Бывали дни, когда я её видела невменяемой: она либо спала под парами алкоголя, нелепо, неудобно завалившись на скамейке, со съехавшей шапкой и сбившейся курткой, либо, когда я подходила, она с глазами, которые страшно, бессмысленно блестели, отвечала на моё «Может, вам чего-нибудь нужно»? – «Дай мелочь, мне на сигареты и вино нужно».
Я врала, что денег нет. Она убеждала меня, что не пьет водки, а какой-то алкогольный напиток на основе вина и трясла передо мной почти пустой бутылкой с малиновой жидкостью на дне. И опять повторяла: «Дай денег». Я опять говорила, что денег нет, но раза два сдавшись, я купила ей сигарет, а вино - нет, каким бы оно, по её словам, безобидным не было.
Я уходила в такие дни от неё, а она была ко всему апатична. В такие дни её не радовало, что ей принесли еду, или влажные салфетки, или памперсы. Ничего. Она могла продолжать существование и дальше ничего не хотеть, только если у неё были сигареты и этот напиток. Сладкий, приторный запах, которого, вызывал во мне какой-то неизъяснимый страх.
Нам, гражданам, иногда кажется, что Бог в наш мешок уже насыпал бед непосильную ношу, а беды всё прибавляются и прибавляются…
И что же? В очередной раз, когда я навестила Надю, оказалось, что она заболела. У неё опухла поясница. Двигаться она не могла, и стала заложницей скамейки на остановке.
- Надя, может вам скорую вызвать?
- Уже вызывали, скорая сказала, что мне пора в морг. Дай денег!
- Надя, у меня нету, я домой сейчас пешком пойду, на автобусе не поеду.
Я ухожу, а мысль, что она сидит там, мучает меня всю ночь. Я приезжаю на следующее утро к ней, но с ней что-то стало: она игнорирует меня, совсем ничего не говорит, не бросает даже слово, а когда я предлагаю промыть ей ранку на щеке, она только и говорит: «Отойди от меня».
Бывает, что нас что-то неотвязно преследует, мучает, не дает покоя. После этих слов всё-таки мой пыл не затухает насовсем. Я делаю ещё попытку.
Если в поисковой строке набрать «социальная служба», то, скорее всего, у обычного гражданина появятся номера отдела социальной работы Приозерного района города С-Пб. Всё мелькают номера телефонов, отделы. Страница в интернете так ловко разработанна, все расписано: когда обед, как можно несколькими способами послать свое обращение в письменном виде, в общем, всё серьезно так. Специального отдела для бездомных нет, зато есть номер для обращений граждан.
В тот миг настойчивости мне было не занимать: я слушала длинные гудки минуту, может, больше, но трубку никто так и не взял. Пыл во мне еще не совсем дотлел, и я набрала номер «дежурного заместителя главы Приозерного района, круглосуточно». Трубку сняли, связь была плохой. Мой язык вначале споткнулся и запутался, но, с горем пополам, мне удалось объяснить в чём дело:
… - Ей, вызывали доктора, но скорая сказала про морг…
- Девушка, что вы хотите, чтобы я сделал?
- Лично от вас ничего, но вы работаете в социальном отделе, так подскажите мне, куда обращаться по этой проблеме?
- Обратитесь в полицию.
- Но смысл не в том, чтобы написать жалобу ,а в том, чтобы ей реально помогли!
- В полицию, они должны бур-бур-бур…
В полиции можно натолкнуться на разные случаи, но есть вероятность, что вас спросят, какая скорая вам отказала , а когда вы этого не сможете сказать – пожмут плечами «что, мол, я могу сделать».
Надя там и сидит, где сидела.
Мир, говорят, спасается только круговою порукою добра. Но волонтеров сердца мало, бед много, и, хотя может казаться, что молитва к Богу может не долететь, она вернее достигнет Неба, чем звонок в социальную службу.
Теперь только как Бог даст. А если кто-то из граждан начнет самоуверенно рассказывать, что люди всё могут, что люди – Высшие существа… Надя всё ещё сидит там на остановке – сделайте всё.