Сумерки сгустились над городом. Ночь чёрной кошкой набросилась на потерявший бдительность народ. Окна были открыты, и в комнату попадал тёплый летний воздух. Напротив зеркала стояла свеча. Большой чёрный кусок воска, а на самой верхушке – дивная огненная бабочка. Она еле трепетала от ветра. Сказочное красное насекомое было настолько прекрасно, что заставляло рыдать свечу восковыми слезами. Она становилась всё ниже, покрываясь застывшими каплями. Вокруг свечи рассыпался тёплый свет, словно создавая невидимый кокон для хрупкого беззащитного огонька.
На столе мокрыми каплями расползались тени. Они то яростно метались, то беспомощно дрожали и тёрлись к восковой ножке.
Зеркальный близнец дразнил прикованную к блюдцу свечу. Он повторял её изгибы, показывал из зеркальных дебрей огненный язык. А жалкий чёрный кусок воска только корчился и плакал.
Свеча всё таяла, тёрлась огарком к прозрачному блюдцу. Слёзы уже не падали, фитиль почти прогорел. Огненная бабочка, словно водяная лилия, одиноко плавала в восковом озерке. Защитный световой колпак почти исчез.
И когда настала тот момент, которого ещё никому не удалось избежать, бабочка молниеносно вспорхнула с воскового пьедестала, на секунду присела обратно и… исчезла, оставив на память о себе лишь дымовую петельку.
Близнец-шутник скрылся в зазеркалье. Тени больше не танцевали на столе и не жались, дрожа от страха к восковой ножке. Слёзы свечи медленно остывали и восковое озерцо, словно ледяной коркой, постепенно покрывалось плёнкой. Бабочка умерла. Лишь ветер, сохранивший тепло огня, шептал о её недавнем присутствии.