Посвящается любимому дедушке - Баратову Б.С. и любимой бабушке - Багдасаровой Ш.С.
Мне 9 лет. Я в Москве, на тот момент второй раз в своей жизни. Гостим с моей любимой бабушкой Шушаник у наших московских родственников с папиной стороны. Они в отличие от всех остальных родственников, отчаянные армянофилы, почти все разговоры об армянах и их сложной судьбе. Впервые слышу незнакомое слово "геноцид". Спрашиваю бабушку, что означает это слово, но она эмоционально и даже как-то сердито отмахивается и говорит, что мне сейчас совершенно не нужно это знать и искоса, недовольно поглядывает на тетю Эвелину, которая закончив свой очередной монолог о нелегкой армянской судьбе, теперь роется в кипе пластинок. Я, будучи малышкой, и не настаиваю, напрочь забываю через минуту о сказанном и слово "геноцид" с легкостью детской памяти заменяется воспоминанием о вчерашнем походе в московский ботанический сад...Поразившие мое детское воображение розы цветным калейдоскопом искрятся перед моим взором, с особым трепетом вспоминаю розы шоколадно-коричневого цвета, девственно распустившиеся на изящном карликовом деревце...
Я, обожающая музыку почти с младенчества, затаив дыхание, смотрю на тетю Эвелину и жду первые аккорды, гадаю, что это будет - Алла Пугачева, а может мой любимый "Modern Talking" или быть может танцевальная армянская, вот бы ее, а! Как же хочется петь и танцевать! Но солнечное летнее утро внезапно омрачается траурной армянской мелодией.. Такую мелодию я слышу впервые и больше никогда не хочу слышать ничего подобного! Я затыкаю ушки пальцами и бегу на балкон. Здесь неслышны грустные напевы, щебечат птички и радостно улыбается солнце.
В этот день мы вышли в город раньше обычного, я и подумать не могла, что этот день врежется в мою память навсегда. Сначала мы посетили, насколько помню, могилу Высоцкого, честно говоря непонятно зачем, так как моя бабушка не являлась его фанатом, затем помню чью-то вторую могилу известного человека, также заваленную ненавистными мне гладиолусами. Далее мою милую бабушку вдруг осенило желание показать мне могилу Мариэтты Шагинян, в ее честь моя мама и назвала меня, метаясь между Мариэттой и Маргаритой. Хорошо, что меня не назвали Маргаритой, максимум, что бы я снесла, это с радостью бы была Маргулей, потому что выросшая в узбекском крае, просто обожаю любые имена, производные от Гуль-Гуля - Гульнара, Гульноза и даже Гульбахор!
Казалось, мы плутали по темным кладбищенским дорожкам бесконечно. Внезапно куда-то исчезло задорное солнце и небо затянуло тягучими облаками. Через 15 минут блужданий мы наконец-то нашли ее, но честно говоря, слушая причитания моей бабули, которая меня представляла мертвому черному мрамору, я желала одного - хочу домой, зачем все это?! Мне было зябко, неловко и...страшно.
Затем мы двинули в армянскую церковь. На подходе к ней, я с удивлением увидела вереницу пустых автобусов, милицию и вдалеке собак на поводках. Моя безотчетная тревога усилилась.
Церковь. Совершенный аскетизм. Все, что врезалось в память - пестрый ковер. Выходим из церкви. Все пространство заполнено армянскими мужчинами. Демонстрация, лозунги, крики, взмывающие вверх волосатые руки, нахмуренные брови, многие мужчины с бородой, во всяком случае это то, что помнит моя память. Какие-то плакаты, лозунги, что именно - не помню! Милиция. Срывающиеся с поводков собаки. Оглушительный шум....Начало отвратительного, ненавистного мне армяно-азербайджанского конфликта, который не должен был случиться никогда!
Бабушка видит в моих глазах страх. Глаза расширены от шока, я начинаю дрожать. Бабушка хватает меня, напуганную, робкую за худенькую ручку, прижимает к себе мою головку, усыпанную каштановыми кудряшками, говорит, чтобы я не смотрела по сторонам и мы спешим прочь.
Мы дома. Я без аппетита ем, заказанные ранним утром, сосиски в тесте, полюбившиеся мне с подачи моего дяди Рубика, молодого, голубоглазового парня, который в недавно завершившемся студенчестве превратил это незатейливое блюдо в свое единственное, но коронное. К нашему приходу он постарался - сосиски уже в тесте и ждут своего часа, чтобы отправиться на раскаленную сковороду. Он озабоченно смотрит на меня, не выдерживает тягостного молчания за столом и наконец спрашивает почему я такая серьезная. Я вспоминаю события прошедшего дня, могилы, холод церкви, пестрый ковер, уродские гладиолусы, спрятавшееся солнце, темные аллеи Ваганьковского кладбища, взмывающие вверх волосатые руки, насупленные брови и все это под мотивы красивой, но бесконечно траурной армянской мелодии, звучавшей утром...
Через час со мной случится первая паническая атака, которая длилась долгих три часа. Меня пытались успокоить, но ничего не помогало, мне было страшно. Слез не было, но меня бил страшнейший озноб, все мое худенькое тело ходило ходуном. И только ближе к ночи, кому-то из тетушек пришла в голову мысль дать мне валерьянки - и все прошло, я уснула мертвецким сном.
С тех пор, по прошествии многих лет, испытав ужас панических атак вновь и сумев колоссальной внутренней работой практически избавиться от них, при всем уважении к смерти, я все же не люблю посещать кладбища, слушать красивые, но грустные мелодии, и еще...
Я ненавижу конфликты!
Любые!
Давайте ВСЕ ЖИТЬ В МИРЕ!
И Любить...!!!!!
P.S. Навеяно этой потрясающей мелодией:
http://www.youtube.com/watch?v=J8-YcWCyr74
12 июня 2014, Варшава.