Часть 2. ВОЙНА.
Наступила летняя сессия. 22 Июня я сидела дома, у окна. День был солнечный. Полдень. На углу нашего дома был прикреплён громкоговоритель. Тогда они выглядели как большая чёрная тарелка. По радио выступал В.Молотов, член ЦК Партии, Председатель Совета Министров. Он сказал, что немцы начали войну без предупреждения. Отечество в опасности. На улице стояла притихшая толпа. Нам всегда внушалось, что мы сильное, непобедимое государство. Поэтому большинство было уверено, что война скоро прекратится и враг будет разбит.
Вначале занятия продолжались, так что экзамены за 2й курс были сданы. Все студенты были распределены по госпиталям для работы санитарками и медсестрами. Госпиталя разворачивались в клиниках, больницах, школах и других помещениях. В Ленинград поступало много раненых. Затем студентов институтов отправили на работу- устраивать противотанковые заграждения. Нас отправили под Кингисепп. Там мы проработали несколько дней. Немецкая артиллерия обстреливала нас. По дорогам шли толпы раненых, отступающих наших солдат. Немцы подошли уже совсем близко и обстреливали уже из винтовок. Был дан приказ бежать к вокзалу, к ж/д линии. Мы бежали под непрерывным обстрелом. Пули свистели вокруг нас. Чудом остались живы.. На ж/д пути стоял товарный поезд. На нём, под бомбёжкой, добрались до Ленинграда. В Ленинград приехали поздно. Темно. Город прячется от бомбёжек. На улицах освещения нет, окна затемнены, стёкла заклеены бумажными полосками крестом.(предохранение от сотрясений от бомбёжек). В городе военное положение. Всюду военные патрули. Проверяют документы. Немцы подошли к пригородам; бомбили, обстреливали город. Это было в сентябре. В 10ч вечера я добралась с вокзала домой. Родители в страхе за меня, в затемнённой комнате, при свете коптилки.
Дальше события развивались очень быстро. Город окружили, бомбили, обстреливали. Институт решили эвакуировать ещё до окружения. Профессора со студентами эвакуировались на Кавказ. Впоследствии они там были уничтожены. Я в это время работала медсестрой в клинике госпитальной хирургии профессора Джанелидзе. Это был госпиталь-медсанбат. Я никуда не поехала, т.к. не могла бросить родителей. В городе была карточная система. Давали на карточки очень мало самых необходимых продуктов. К зиме стали давать 125г хлеба на человека, а работающим-250грамм. Я получала 250. Некоторые профессора не уехали. Так, профессору Космодемьянскому я сдала экзамен по микробиологии.
На работу ходила пешком с Петроградского района на Васильевский Остров. Электричества не было. Водопровод не работал.(И канализация, понятно, тоже-Ю.С.). Мама ходила на Неву и на санках привозила воду. Зима была суровая, до -30градусов. Папа лежал. Мочили ремни и все кожаные вещи и варили из них студень. В комнате вода в вёдрах покрыта льдом. Родители и я- в пальто, в валенках. Конечно, вшивые все. В комнате- буржуйка (это жестяная печка) труба из которой выходит в форточку окна. Отапливались, сжигая в печке стулья и книги. В бомбоубежище вначале выходили, а потом перестали. Радио часто оповещало о воздушной тревоге. Те, кто были на ногах- дежурили по очереди на крышах домов, гасили зажигательные бомбы. Снег на улицах не убирался. Кругом-сугробы. Транспорт замер. На улицах лежат трупы. Рано утром служба ПВО (противовоздушной обороны) собирает трупы в грузовики и вывозит в братские могилы.
Мои школьные подруги –Оля Эдельштейн (Нечёсова) и Ида Глезина (Дворкина). Они тоже учились в Первом Мединституте (но на другом потоке). Оля ушла в начале блокады в Армию, медсестрой. Идочка перед началом войны вышла замуж за латыша. Её муж ушёл в армию, а она осталась беременная, работала участковой медсестрой до родов. Рожала в суровую зиму 1942г. Я была у неё в больнице им. Видемана, на Васильевском, на 14 Линии. Был сильный мороз. Разбитые стёкла окон заткнуты подушками или фанерой. Я прошла в 1й этаж, по коридору,где прямо на полу и скамейках, в обмундировании лежали раненые бойцы. Дверь в очень большую палату была открыта. Полусвет из-за «заткнутых» окон. Слева и справа кровати, на которых лежат женщины в пальто, шапках, валенках,-прямо на матрацах. В середине, на полу, куча грязного кровавого белья. Слева, на средней кровати увидела Идочку в ушанке. У неё родилась девочка, которую она хотела назвать Викторией. Девочка умерла на второй день от пневмонии. Немудрено- ведь помещения не отапливались.
Самые страшные дни были зимой 1942. Слишком суровая была зима. В начале того года у Идочки умер от голода отец (Очень приятный, интеллигентный человек).Чтобы его похоронить они отдали свои хлебные дневные пайки и бутылку застоявшегося клопомора (его пьяницы пили). Я, Идочка и её мама, София везли тело, завёрнутое в одеяло, на фанере и санках, на Смоленское кладбище, где похоронили в братской могиле. После выписки из роддома Идочка вместе с мамой, которая «потеряла разум», эвакуировались в Свердловск, к родственникам. Все документы они потеряли. Мы с Идочкой договорились, что я приеду в Свердловск. С ней мы очень дружили до самой её смерти (В январе 1980 её сбил грузовик).
У моей мамы была приятельница, которая жила на 7й Линии Васильевского Острова, недалеко от Малого проспекта. Дом был наполовину разрушен. Как-то раз мы с мамой пошли к ним в гости. В это время блокада была (частично?) прорвана, и по Ладожскому Озеру перевозили провизию в Ленинград и оружие и патроны из города. Ледяной путь обстреливался немецкой артиллерией. Сын маминой подружки перевозил провизию и боеприпасы в промежутках между боевыми вылетами. Вместе с его матерью в Ленинграде жила его жена, Полина и сын 3х лет- Вова. Мы с мамой как раз были у них, когда приехал Володя (старший), лётчик. Он привёз хлеб, сахар, консервы. Он сказал, что из Ленинграда надо уезжать. Уговорил свою мать и жену уехать, т.к. очень беспокоился за них. Предложил и меня перевезти с его семьёй. Я колебалась, т.к. родители оставались в городе. В это же время вышел приказ об эвакуации из города всех неработающих, имеющих хлебную карточку на 125г. Мои родители были в списках подлежащих эвакуации.
Я решила уехать вместе с Полиной, ее мамой и их сыном, а затем приедут с эшелоном мои родители. Уже появились признаки наступления весны; скоро перекроют движение машин по льду озера. Я не помню точно даты. В начале марта семья лётчика Володи и я выехали из города по Ладожскому Озеру. Грузовая машина была загружена ящиками с патронами, покрыта брезентом. Володя с матерью сидели в кабине. Мы с Полиной и маленьким Вовой – в кузове, на ящиках с патронами. Ехали ночью. Машин было много. Они змеёй ползли по ледовой дороге. С берега нас освещали прожектора, и обстреливала немецкая артиллерия. Местами снаряды пробивали лёд. Вдруг все машины остановились. Володя пошёл посмотреть, что случилось. Оказалось, что одна из машин провалилась под лёд. Пришлось искать возможность объезда.
К рассвету мы добрались до другого берега. Там была воинская часть. Мы были измучены, замёрзли. Помню, лишь, что вошли в какую-то избу, где на полу были расстелены полушубки овчинным мехом кверху. Легли, в чём были и уснули. Утром нас подняли очень рано и накормили гороховым супом и свежим куском свежего хлеба. Это было нечто! До сих пор я помню ощущение полного блаженства. Понять это может только тот, кто перенёс страшный голод. Володя проводил нас на железнодорожную станцию (кажется, это была Мга), где стоял грузовой состав. Вагоны с нарами. Грузились люди. Володя нас посадил, помахал рукой (молодой, стройный) и мы поехали на Восток. Я- в Свердловск, они в Оренбург. Я забралась на нары и уснула. Во сне я видела себя маленькой девочкой, в белом платье, играющей в мяч в церковном саду.
В Свердловске я вышла из эшелона, а мои попутчики поехали дальше. Через много лет после войны, в метро, в Ленинграде, встретила Полину. Она рассказала, что Володин самолёт был сбит в день нашего отъезда и он погиб. Сын Вова вырос, окончил высшее военное училище.
Итак, я- в Свердловске (ныне Екатеринбург). В горсовете дали талоны на питание, зарегистрировали. Я поехала в Свердловский мединститут. В деканате посмотрели зачётную книжку и сказали, что программы не совпадают с Ленинградским институтом. Чтобы быть зачисленной на 3й курс, надо было сдать ещё три предмета. В общежитии мне отказали: нет мест.
Март месяц. В Свердловске холодно и солнечно. Я в подшитых валенках, коричневом зимнем пальтишке (?), зелёной вязаной шапочке. Стою на трамвайной остановке. Задумалась. Что делать? Я оказалась на улице в чужом городе. Невольно заплакала. Ко мне подошла женщина средних лет, поинтересовалась, откуда я и что со мной случилось. Я ответила, что я- из блокадного Ленинграда; надеялась получить общежитие в институте, но мест нет. Она повела меня к себе домой. Я была очень голодна. Она накормила меня картошкой. Оставила ночевать у себя на диванчике, в коридоре. Утром отвела к своей матери. Её мать жила в отдельном бревенчатом доме и сдавала комнату. Я поселилась в большой комнате, где стояла ещё одна железная кровать, на которой спал мальчик лет тринадцати. Ученик ПТУ, снимал угол… За проживание я должна была носить воду из колодца и дрова. Я переночевала там, а утром оказалось, что у меня украли талоны на питание. Я поехала в институт, в деканат,-просить общежитие…. Мест нет!...
Ко мне подошли две девушки-студентки. Поговорили со мной и сказали, чтобы я поселилась с ними, в их общежитии, у них в комнате. Об этом они сказали и в деканате. Так я попала в общежитие. В комнате потеснились и принесли ещё одну кровать. Так как талонов на питание у меня на текущий месяц не было, я пошла на донорский пункт, сдавать кровь. Однако, там у меня кровь не взяли, т.к. я была из блокадного Ленинграда, истощена. Около булочной женщина дала мне хлеба. Девушки, Рая и Шура- с которыми я поселилась в комнате, сдали кровь, получили талоны и помогли мне с едой до конца месяца.
За месяц я сдала экстерном три предмета и успешно окончила третий курс. В это время приехали с эшелоном мои родители. Их поместили в госпиталь, т.к. они были очень истощены. Я обратилась в горсовет и им предоставили площадь для проживания. Хозяйкой была замечательная женщина- Клавдия Быкова. В деревянном доме была свободная комната, метров 5-6 с кроватью и тумбочкой. Сама Клавдия жила в смежной комнате, метров 35-40. Через год она отгородила от своей комнаты метров десять и поселила туда моих родителей. А до того, в первый год, они жили в той маленькой комнатке 5-6-ти метров. Папа устроился работать сторожем в столовой, а мама- курьером в редакции газеты.
В институте я училась хорошо. Там были эвакуированные из разных городов Союза. Жили дружно. Работали в колхозе, где не было проблем с хлебом и молочной сывороткой. Как отличница, я была на доске почёта, работала в профкоме института. В Свердловске я разыскала Идочку Глезину, мою подругу. Она училась в этом же институте, но в другой группе и работала медсестрой. Её мама тоже устроилась медсестрой. Жили они в комнатке, в подвале. В Свердловске у них было много родных. Я иногда бывала у них.
Ленинград был полностью освобождён от блокады лишь в 1944г.
В Июле 1944г я окончила институт с отличием. Профессор Перец предложил мне остаться работать в Свердловске, на руководимой им кафедре микробиологии. Я отказалась. Мы с Идочкой решили просить комиссию по распределению направить нас в Ленинградский военный округ. То-есть- в армию.
Идочка получила письмо с Ленинградского фронта, от своего мужа, что он женился на женщине своей национальности- латышке, и поэтому она, Идочка, свободна. Она очень переживала.
И вот, мы с ней в распоряжении Ленинградского Военного Округа. Старшие лейтенанты медицинской службы. Я прошла курсы повышения квалификации медсостава по хирургии; она- по терапии.
Я вернулась в свою квартиру на 8й Линии Васильевского острова. Квартира оказалась занята управдомом. Однако, она освободила мои 2 комнаты, т.к. был приказ,что военнослужащим их площадь возвращается. Но комнаты были пустые. Всё, имевшее хоть какую-нибудь цену исчезло.
Нас с Идочкой отправили в Москву, для распределения на место прохождения военной службы. Идочку после медобследования отправили обратно, в Ленинград, а меня- на фронт. В это время мои родители вернулись в Ленинград.
Эшелон двигался в направлении Германии медленно. Останавливались во Львове, в Польше, в Лигнице… Везде разруха, беженцы, полно военных. Вокзалы забиты. Наши войска в это время успешно наступали, гнали немецкие войска восвояси. Эшелон остановился во Львове. Вокзал забит людьми- военными и гражданскими. А в городе идёт своя жизнь. Открыты магазинчики, кафе и т.п…
Наконец, добрались до Германии. На всех полустанках и станциях надписи по-немецки, предупреждающие о бдительности: «Внимание, молчи! Кругом враги!» и тому подобное. В Лигнице мы погрузились на грузовики. Двигались по Германии по замечательным шоссе-автострадам. По бокам шоссейных дорог высажены фруктовые деревья. Дороги ухожены. Проезжаем посёлки, деревни- все похожие друг на друга. Аккуратные домики, покрытые черепицей с ухоженными садиками. В каждом посёлке- церковь. На перекрёстках наши девушки-регулировщицы машут флажками. Ночевали в военной части, где нас кормили сардинами. А впереди идут бои. Вдали, по бокам от дороги полыхают пожары, слышны выстрелы, взрывы; гудят самолёты.
Наконец добрались до места назначения- Штаб Северной группы войск. Нас, нескольких врачей женщин по предписанию должны были направить в ППГ,т.е. в полевой передвижной госпиталь. То есть – на передовую линию наступления наших войск..
Услышав свою фамилию, я вошла в большую комнату и доложила: «Старший лейтенант Мерина прибыла по вашему распоряжению!». За столом, уткнувшись в раскрытую папку сидел совершенно лысый генерал-майор Фомин. Мне он показался очень старым. Он сказал, что направляет меня не в ППГ, а в специальную комендатуру№171,которая организуется при отделе репатриации военнопленных. Я молчала, ибо понятия не имела ни о характере своей будущей работы, ни о репатриации. Он, правда, сказал, что я поеду в город Заган, и там уже имеется весь штат комендатуры, кроме начальника санитарной службы, т.е.-меня. Через несколько часов грузовик подвёз меня в город Заган.
Это- небольшой университетский городок. Он будто вымер. Жителей нет. Все сбежали, хотя бежать некуда: везде наши войска. До Берлина 137км и там идут бои. Слышны разрывы снарядов, вой самолётов. Город разрушен. Дома одноэтажные. В центре- университетский корпус. На железнодорожной станции стоят товарные и пассажирские пустые составы. Меня встретили начальник комендатуры- капитан, и начальник штаба- майор. Сразу показали мне мою комнату на втором этаже 2-х-этажного домика. Там стояла железная кровать, письменный стол и… пианино! В углу- кафельная невысокая печь. Штаб нашей комендатуры располагался в этом доме. Здесь же жил и комендант с женою. За 2 недели на базе этого разрушенного города надо было организовать всё для приёма военнопленных, освобождаемых из лагерей. Военнопленные-итальянцы. Мы должны были их принять, обеспечить всем необходимым и здоровыми переправить на родину- в Италию. Предполагалось принять дивизию
В первый же день я осмотрела город. Разрушений мало. Магазины, аптеки открыты настежь. В ресторанах всё есть для пищеблоков…. Полевая кухня. Всё стоит без хозяев. В университете чудесная библиотека. Я нашла книгу об устройстве санпропускников. Вернувшись, засела за перевод. Немецким занималась ещё ребёнком, знала мало, но с трудом разобралась в устройстве санпропускника.
Недалеко от штаба нашей комендатуры располагались парники. Бойцы нашей комендатуры построили санпропускник, а в парниках, где работал водопровод, устроили баню. Городишко убрали, привели в порядок. Разделили на несколько секторов. В каждом-дома для проживания, полевая кухня. В моём распоряжении две медсестры и фельдшер. Из отдела репатриации нас поторопили с организацией приёма. По дорогам- толпы беженцев- немцев с колясками, тюками, детьми. Бегут в сторону Берлина. Зачем? Ведь там бои… Все люди – страдальцы от войны….
И вот, в разгар нашей спешной подготовки произошло чрезвычайное происшествие. Для заправки автомашин нужен был бензин. На станции стоял товарный состав с канистрами с бензином. Группа бойцов в сопровождении начштаба нашей комендатуры поехали за бензином. Прошло много часов, но они не возвращались. Оказалось, что в одной из канистр был спирт. Они выпили…и начали слепнуть. Спирт оказался метиловым!... Это было моё крещение. Всех промывали сверху и снизу, лили глюкозу внутривенно. Начальник штаба умер ещё на станции (отец 3х детей). Двоих госпитализировали- они ослепли. Остальных вытащили.
Настал день, когда стали поступать итальянские военные. Они проходили медосмотр, санитарную обработку и распределение по секторам городка. Оказалось, что среди них были врачи, медбратья, повара. В каждый сектор направляли итальянского медработника, который наблюдал за санитарным состоянием. В общем, они сами обслуживали себя в каждом секторе. Я- руководила. Организовали госпиталь, который обслуживался также их врачами. Для нашего персонала был отдельный пищеблок. Работы было очень много. Подлечив военнопленных ,мы отправляли их на родину; трогательно провожали на вокзале.
После итальянцев поступили из лагерей смерти румыны и венгры. Это было ужасно. Истощённые, клеймёные люди- полутрупы. Их мы тоже подлечивали и отправляли на родину. Старались не задерживать.
Всё это происходило под грохот орудийных залпов, гула самолётов, зарево пожаров. Война близилась к концу. Был уже 1945 год. Восьмого Мая, в четыре часа утра я проснулась от страшного грохота орудийных залпов. Выбежала на улицу, где собралась вся наша комендатура. Небо было красно-розовым, всё гудело. Война кончилась и военные устроили орудийный салют из оставшихся снарядов. Так я встретила конец войны в Загане. УРА!!
Однако, нашу комендатуру сразу не расформировали. В соседнем городке был лагерь, в который поступали русские-советские граждане. Они находились в плену у немцев или на работе (их угнали во время войны). Все они впоследствии были признаны врагами народа. Лагерь был закрытый. Возможно, персонал нашей комендатуры теперь могли перевести на работу в тот лагерь. Мне решили дать отпуск на 2 месяца, чтобы поехать в Россию, к родителям.
Доехав до Москвы, я пошла в Главное Санитарное Управление к генералу Верховскому. Оставила письмо с просьбой о демобилизации меня из рядов Советской Армии, т.к. я хочу поступить в аспирантуру для продолжения учёбы. Написала о том, что я единственная дочь у родителей и хочу быть ближе к ним. Обратный адрес написала Ленинградский.
Отпуск мой омрачился тем, что я заболела и попала в госпиталь с диагнозом ревматический эндокардит (Это серьёзное заболевание. Что дальше??)
Из Санитарного управление пришёл ответ на моё письмо. Меня перевели для дальнейшего прохождения военной службы в Ленинградский военный округ. Так я попала в полевой хирургический госпиталь№187. Госпиталь располагался на …границе с Финляндией, в лесу, в живописном месте. Там я работала в терапевтическом отделении. Коллектив госпиталя был очень дружный. Наряду с военными мы обслуживали и гражданских. В госпитале я сделала несколько научных, реферативных докладов на конференциях.
.