СВОБОДА СОВЕСТИ
Дональд Маклеод
http://www.the-highway.com/articleMar99.html
"Только Бог является Господином совести, и Он предоставил ей свободу от учений и заповедей человеческих, которые противоречат Его Слову или ставят себя рядом с ним, в вопросах веры или поклонения" (ВИВ 20.2). Эти слова Вестминстерского Исповедания закрепляют один из самых фундаментальных акцентов пуританского богословия. К сожалению, в последующем евангелическом мышлении эта истина была затемнена и жизнь многих христиан сегодня пребывает в рамках того законничества, которое отвергнуто согласием целых конфессий. Ущерб от этого огромен, как для отдельного христианина, так и для Церкви.
Этот вопрос был поднят уже в споре нашего Господа с фарисеями. Они подменяли Слово Божие своими традициями, учили учениям и заповедям человеческим и даже в вопросах большой важности применяли принцип: "Это было сказано древним". Этот вопрос явно вновь поднят в посланиях Павла. В Рим.14.3-4 например, апостол обращается к верующим, которые осуждали употребление в пищу некоторых видов мяса, и говорит: «Тот, не ест, не осуждай того, кто ест, потому что Бог принял его, кто ты, осуждающий чужого раба"? Та же проблема была в Колоссах, в более серьезной форме, и Павел выражает свое удивление тем, что верующие, как только освободились, должны когда-либо подвергать себя снова обременительным запретам, которые есть не более как человеческие установления (Кол.2.20-23). Но ситуация в Галатии обеспокоила апостола больше всего и, возможно, впервые заставила его предупредить об опасной тенденции к законничеству в сердцах христиан. А теперь", пишет он, "получив познание от Бога, как возвращаетесь опять к немощным и бедным вещественным началам, которым вы хотите снова поработить себя? Наблюдаете дни, месяцы, времена и годы. Боюсь за вас, не трудился ли я у вас зря... Мы дети не рабы, но свободной. Итак стойте в свободе, которою Христос сделал нас свободными, и не подвергайтесь опять игу рабства" (Гал.4.9-11, 4.31-5.1).
Богословское обоснование этой свободы является трояким. Она возникает, прежде всего, из сыновства верующих. Бог послал Сына Своего, и Его приход принес великие плоды: Он искупил нас от клятвы закона, и это обеспечило для нас усыновление [Гал. 4.5]. Это наш статус. Мы не рабы, подотчетные своим господам. Мы сыновья, подчиненные только Богу. Воля Отца является нормативной для нас, но только Его. Для любой внешней стороны - будь то частное лицо или учреждение - пытаться диктовать нам было бы невыносимым вмешательством в домостроительство Бога Отца и Господа нашего Иисуса Христа. Именно это понимание проблемы лежит в основе слов Павла: "кто ты такой, осуждающий чужого раба? Перед своим Господом он стоит или падает" (Рим.14.4-5). И когда мы понимаем цену, которой были достигнуты для нас это принятие и свобода - то есть то, что Христос подчинился закону и понес наше проклятие по нему, то есть Христос умер, чтобы сделать нас свободными - то мы видим, как великолепна наша привилегия. Христос сделал нас свободными, и если другие хотят лишить нас этой свободы или решать за нас, то это срывает саму цель искупления.
Во-вторых, эта свобода основывается на том, что только Бог является Господином совести. Это означает прежде всего, что совесть не автономна. Ни один человек не имеет абсолютного и неограниченного право верить и действовать просто как желает его совесть. Свобода совести ограничена властью Бога, и это верно независимо от того, является ли человек христианином. Божественный суверенитет не зависит от нашего признания или непризнания его. Но совесть не имеет другого господина, ибо только Бог может связать ее наставлениями и запретами, и никто другой. Никакая организация, государство или традиция не могут объявить законным то, что Он запрещает, или требовать соблюдения законов или предрассудков, которые конфликтуют с привилегиями, Им данными, или мешают послушанию обязательствам, которые Он установил.
В-третьих, и, прежде всего, христианская свобода основана на верховенстве и достаточности Писания как единственного правила веры и жизни. Именно здесь Небесный Отец открывает Свою волю, и Господь совести выражает Свою власть. Все, что открыто нам в Писании, является обязательным. Мы должны верить и подчиняться этому. Наша совесть связана. Ничто из того, что противоречит Писанию не может связывать нас, и где церковь или государство нарушают этот принцип, верующий христианин не имеет выбора, кроме как решительно заявить: "Должно повиноваться больше Богу, нежели человекам". Но мы должны пойти еще дальше. Христианин не свободен не только в вопросах, противоречащих Писанию, но и в его заповедях, касающихся веры и поклонения. Это и есть пуританский принцип. Конечно, это было ядро пуританства, которое есть в первую очередь не богословская или доктринальная тенденция, а вполне определенная экклезиологическая точка зрения. Церковь должна иметь положительный библейский порядок во всем, что она предписывает в области веры и поклонения. Она не может связать совесть своих членов, говоря: вы должны делать это, потому что это не запрещено Писанием. Она должна быть в состоянии сказать: вы должны сделать это, потому что это заповедано в Писании. Мы не можем переоценить сильные слова по этому вопросу у Джона Оуэна, который однажды написал: "Этот принцип, что Церковь имеет власть установить или назначить любую вещь или церемонию,относящуюся к поклонению Богу, лежит в основе всех ужасных суеверий и идолопоклонства, всей путаницы, крови, преследований и войн, которые на протяжении столь долгого времени распространяются по всему лицу христианского мира" (Works. 1.27). Это очень сильное утверждение. И этот принцип является самой сутью пуританства и имеет первостепенное значение. Церковь не должна класть в основу христианского поведения или в качестве условия членства ничто из того, что не указано в качестве такового в Слове Божьем.
Для нас нет необходимости задерживаться на практических внешних применениях этого принципа. Это относится, в первую очередь, к области учения. Церковь не может навязывать как догмат веры что-либо противоречащее Слову Божьему или то, что не открыто в Слове Божьем. Иначе мы могли бы например, верить в римские догмы о непогрешимости папства, непорочном зачатии и вознесении Богоматери. Это относится, опять же, к области церковного устройства, и это означает, что христианская совесть не может быть связана такой небиблейской формой правления, как единоличный епископат. Это относится также к сфере поклонения. Властью церкви злоупотребляют, когда она настаивает на использовании таких вещей, как облачение, инструментальная музыка, благовония, формы молитвы и причастие на коленях. Слово Божие не связывает Его детей такими обрядами. И прежде всего этот принцип применяется в области поведения. Есть много правил и запретов, которые не имеют авторитета Библии, но настолько прочно встроены в евангельскую традицию, что многие христиане эмоционально не в состоянии отличить их от воли Божией. Они запрещают - и это лишь несколько примеров - использование спиртных напитков, участие в различных формах отдыха, определенные стили одежды и даже членство в политических партиях. Определенное отношение к этим и связанным с ними вопросам превратилось в почти что конституцию евангеликализма.
Мы должны, таким образом, постоянно напоминать себе, что мы не слуги, но сыновья, и выработать привычку спрашивать: эти учения, служения, эти формы поклонения, эти правила и запреты - они из Писания? они от нашего Отца? они от Господа совести? А если нет, то какой властью люди навязывают их тем, кого Христос искупил Своей кровью? Почему они печалят сердца тех, кому Господь даровал радость? Это не мелочи. Это, с одной стороны, вмешательство в неотъемлемые и основополагающие права верующих христиан, и, с другой, непочтительное отношение к порядку в доме Божием и некорректность по отношению к Его суверенитету. Более того, если позволить отступления от этого принципа, они станут бесконтрольными. ""Когда однажды совесть запутается в сетях, - пишет Кальвин, - она входит в бесконечный лабиринт, из которого потом ей не выйти. Когда человек начинает сомневаться в том, правомерно ли использовать постельное белье, рубашки, салфетки и носовые платки, он не будет долго находиться в безопасности, ибо у него возникнут сомнения и в вещах поважнее. Потом он сочтет преступлением наступить на солому, которая лежит у него на дороге" (НХВ 3.19.7).
Понятно, однако, что мы осуществляем эту свободу при определенных ограничениях. Это большая честь, которой можно злоупотребить. Павел напоминает нам об этом в Гал.5.13: "Не используйте свободу как повод угождению плоти, но любовью служите друг другу". Мы можем извратить эту доктрину, применить к ней ложную логику, превратить кк в лицензию на распутство и инструмент погибели. Это опасный принцип, и некоторые могут быть расположены отклонить его по этой причине, опасаясь, что это может выбить из колеи неопытных и снять санкции, необходимые для внедрения святости. Это отчасти правильные опасения, ибо это учение может стать опасным. Но вывод является ложным. Доктрина сама по себе правильна. Это отличительная черта истинного Евангелия, хотя в чуждых ему руках она может стать смертельной. Учение об оправдании верой легко извращается в вывод: давайте грешить, чтобы умножилась благодать. Суверенитет Бога в спасении, работая через избрание и призвание, легко приводит к непочтительному вопросу: а за что Он обвиняет? Петр очень четко указывает, что некоторые люди извращали учение Павла к своей погибели (2 Пет.3.16). Но он не предполагает, что Павел должен изменить свое учение в свете этого. Я думаю, мы должны ясно осознать возможность того, что принцип христианской свободы может погубить определенных людей. Но мы не можем по этой причине отказаться от него. Опасность возрастает, однако, когда она связана с непониманием другого великого акцента Павла: "вы не под законом, но под благодатью" (Рим.6.14). Это иногда интерпретируется, как если бы это означало, что закон не имеет места в жизни христианина. Но это полное непонимание. Христианин свободен от обрядового закона и в определенном смысле он свободен и от нравственного закона. Но только в определенном смысле. Он свободен от его проклятия и от завета дел, который настаивает на совершенном послушании как условии принятия Богом. В этом смысле Христос есть конец закона к праведности каждого верующего (Рим.10.4). Мы можем даже пойти дальше и сказать, что в некотором смысле мы не под законом для освящения. Мы не зависим от него. Для нашего освящения у нас есть ресурсы, не связанные с ним и не подвластные его санкциям. У нас есть действие благодати, сила Божия, что совершается в нашей немощи, сверхъестественно, неудержимо и неодолимо освящая нас. Однако мы не обходимся без закона совсем. Это правило христианского поведения, выражение господства Христа и отцовства Бога, и соблюдение его требований является самой сутью святости. Свобода, которая теперь есть у нас как у сыновей, есть свобода слуг Божьих, которым закон Творца-Искупителя не утомителен, но они находят радость в нем (Пс.40.8).
Новый Завет не довольствуется, однако, тем, чтобы оставить нас с общим пониманием, что наша свобода ограничена властью Божественного закона. Он дает нам более подробные указания. В первую очередь, наша свобода управляется законно осуществляемой гражданской и церковной властью. "Власть, установленная Богом, и свобода, которую приобрел Христос, не уничтожают, но взаимно поддерживают и хранят друг друга, и те, кто под предлогом христианской свободы присваивают себе право выступать против любой законной власти или законных установлений, будь то гражданские или церковные, противятся Богу" (ВИВ 20.4). Это нечто большее, чем просто повторение слов Павла: "Всякая душа да будет покорна высшим властям, ибо нет власти не от Бога, существующие же власти от Бога установлены... Кто противится власти, тот противится Богу" (Рим.13.1-2 KJV). Ценные как таковые, эти заявления оставляют без ответа некоторые вопросы, по которым мы нуждаемся в руководстве. Как, например, мы должны признать, какая гражданская или церковная власть является законной? И когда она законно осуществляется? Но общий смысл понятен: в обычных обстоятельствах христианин обязан повиноваться существующей власти, государственной или церковной, и не имеет права подрывать мир и порядок. С другой стороны, однако, авторитет властей предержащих также ограничен. Их дела не имеют никакой силы, если они нарушают Божий закон или требуют чего-либо за пределами их полномочий. Государство не должно вмешиваться во внутренние дела Церкви, а Церковь - в законные полномочия гражданского правительства, и никто не может вторгаться в частную жизнь семей или в вопросы, которые находятся только между человеком и его Создателем.
Наша свобода ограничивается, во-вторых, принципом, изложенным в Евр.12.1: Давайте отложим всякое бремя и грех, который запинает нас, и будем с терпением идти по пути, который перед нами". Есть много вещей, которые сами по себе не греховны и не осуждаются Писанием, но могут быть неправильными для конкретного христианина в его личных обстоятельствах. "Мы должны всегда помнить и отличать то, что Бог дает нам, - пишет Кальвин. - Есть некоторые вещи, законные в себе, но использование которых нам запрещено в силу обстоятельств времени или места или других вещей. Наслаждаясь всеми благами настоящей жизни мы всегда должны учитывать тот факт, что они должны быть средствами, чтобы следовать Богу, а не препятствиями для этого" (Комм.на Евр.11.26). Большое значение для нашего личного духовного выбора имеет то, что Павел в Рим.8.26 называет нашими немощами. В верующем, то есть, в его плоти, не живет ничего доброго. Он легко искушается. Края его преданности скоро притупляются. Поэтому он должен избегать мест и практик, которые, хотя по своей сути не являются греховными, могут быть препятствиями для его личного духовного роста. Но в этой области ни один верующий не может требовать что-то от другого. Каждый должен уяснить для себя, что законно само по себе, но нецелесообразно для него, какие законные занятия могут в его случае ослабить веру и рвение и разжечь развращенность сердца.
Третьим ограничением на нашу свободу является положение слабых братьев. Это занимает видное место в Рим.14 и 1 Кор.8. "Мы, сильные, должны сносить немощи бессильных". "Берегитесь, чтобы ваша свобода не стала соблазном для немощных". "От знания твоего погибнет немощный брат, за кого Христос умер" (Рим.14.1, 15.1, 1 Кор.8.9-11). Основная трудность здесь в том, что это значит. Кто является слабым братом? Это не просто человек, чьи чувства легко ранить. Вероятно, это так и есть, но это не та слабость, которую Павел здесь имеет в виду. Это духовная слабость человека, которого легко разрушить. Он легко искушается и падает. В этой слабости есть три элемента - он слаб в вере [Рим. 14.1], в знании (1 Кор.8.7) и в совести (1 Кор.8.12). Слабость в вере, о которой говорит Павел, вероятно, связана с принципом, упомянутым в Рим.14.14: "нет ничего нечистого в себе". Немощный брат не в состоянии понять идею, которая лежит в основе этого, а именно, что "всякое творение Божие хорошо". Он не в состоянии поверить, говорит Кальвин, что мы должны использовать дары Божии без стеснения совести, без всякого возмущения ума, для целей, для которых Он дал их. Слабость его, по Павлу - это неспособность понять, что идол есть ничтожество. Отказываясь употреблять идоложертвенное, некоторые люди не могли избавиться от идеи, что этот бог существует на самом деле и может повредить им. Их слабая совесть, пытаясь избежать свободы, продолжает соблюдать правила, от которых Христос освободил их. Поскольку такие люди считают, что они по-прежнему в силе, любое отклонение от них колеблет их веру и совесть.
Но как сильные верующие должны относиться к этим людям со слабым знанием, верой и совестью? Она не должны презирать их (Рим.14.3) и тем более унижать их (1 Кор.8.11). Ясно, что это не значит просто не обижать. Павел не говорит, что мы не должны ранить чувства других христиан. В девяти случаях из десяти это правда. "Надо признать", пишет профессор Мюррей, "что слабые верующие часто испытывают острую боль сердца, когда они видят, как другие свободно делают то, что они считают неправильным. Мы должны стремиться избавить таких людей от этой боли" (Комм. на Рим.14.15). Но неизбежно возникают ситуации, когда нам приходится задевать совесть наших братьев. Иногда мы должны сделать это ни по какой другой причине, чем ограждение христианской свободы от посягательств законничества. Нападки от фарисеев не должны приниматься нами. Более того, мы не должны упускать из виду тот факт, что слабые находится под обязательством перед сильными точно так же, как наоборот. "Кто не ест, не осуждай того, кто ест". Тенденция слабого судить предосудительна так же, как и тенденция сильного смотреть на слабых с презрением.
Запрет "не погуби", подразумевает, я думаю, две вещи. Во-первых, сильные не должны быть камнем преткновения для слабых (Рим.14.13). Некоторые верующие получили возможность, по благодати, жить во славу Божию, в то время как для других это соблазн. Но наши собственные способности - не единственный критерий. Что, если более слабый брат последует нашему примеру, падет и погибнет? Во-вторых - и это то, что Павел непосредственно утверждает - сильный не должен презирать слабого и нарушать его совесть. Просветить и освободить совесть, это одно, а ограждать ее - это другое. "Почитающему нечистым это нечисто" (Рим.14.14), и мы никогда не должны заставлять другого делать то, что его совесть осуждает как неправильное.
На четвертом месте наша свобода ограничена требованиями назидания. "Все мне позволительно, - пишет Павел, - но не все назидает" (1 Кор.10.23). Мы не только свободные люди. Мы также являемся членами тела Христова и и поэтому обязаны любовью служить друг другу. Это означает, что в отношении нашей свободы мы должны спросить, не как нам использовать ее, но как нам освятить ее. Она должна быть использована для созидания Тела Христова. Любое упражнение христианской свободы, которое является вредным для Церкви - неправильно. Мы должны быть мотивированы любовью и заботой за силу, мир и чистоту христианской общины. Это особенно важно в связи с поручением Церкви: "Итак идите, научите все народы". Это то, о чем Павел говорит очень решительно. Мы ищем "не своей пользы, но пользы многих, чтобы они могли быть спасены" (1 Кор.10.33). "Мы не использовали эту власть", пишет он в другом месте ", но все переносим, дабы не поставить какой преграды благовествованию Христову" [1 Кор. 9.12]. Или еще: "Хотя я свободен от всех, но я всем поработил себя" (1 Кор.9.19). Христиане свободны. Это их неотъемлемое право. Но они не должны использовать свою свободу таким образом, что благовестие будет затруднено. Они должны быть готовы отказаться от нее, если это усилит их свидетельство. Именно так вел себя Павел в Коринфе. Он считал, что Господь постановил, что те, кто проповедует Евангелие, должны жить от благовествования и должны быть поддержаны теми, кто извлекает пользу из их служения. Но в Коринфе он сознательно отказался от этой привилегии, так что "когда я проповедую Евангелие, я могу никого не винить" (1 Кор.9.18). Он "стал для всех всем, чтобы спасти хотя бы некоторых" (1 Кор.9.22). Христиане не связаны культурой и идеологией местных общин, но они могут предпочесть ради благовестия внимательно следить за ними, чтобы усилить свое свидетельство и никому не подавать соблазна. Но важнее всего здесь то, о чем Павел говорит в 1 Кор.10.31: "Итак, едите ли, пьете ли или что другое делаете, все делайте во славу Божию" (1 Кор.10.31). Наша свобода - именно в этом. Мы должны святить Его имя. Мы едины с Ним и в нас Его имя прославляется или позорится. Мы должны поэтому, в осуществлении нашей свободы, поступать так, чтобы люди прославляли Отца нашего небесного. Недостаточно того, что некая вещь не возбраняется. Она должна славить Бога, и освящать Его имя. Это исключает стремление ко всему пустому, легкомысленному и незаконному. Мы не должны ни на кого возлагать затруднений, но сами должны добросовестно продолжать то, что в похвалу славы благодати Божией.
Перевод (С) Inquisitor Eisenhorn