"ГЕРТРУДА"
В тот год весна не приходила очень долго. Было трудно поверить, что когда-нибудь на эти края вновь опустится невыносимая жара, прилетающая из пустыни Кара-Кум. Что будет плавиться асфальт и хрустящая корочка соли появится в низинах, где когда-то стояла вода от обильных дождей, выпавших вслед за суровой зимой.
Словно сумасшедшее, будет светить неистовое солнце и загадочная птица удод с роскошным гребнем на голове, станет тревожить по утрам обитателей дома, ворчливо постанывая среди кустов смородины, растущих на окраине большого сада,прямо за клубничной поляной.
Но весна задерживалась. И пока в окно был виден лишь промерзший сад со спящими деревьями, едва припорошенными снегом. Андрей смотрел в окно и за неимением лучших занятий, думал о давно минувшем.
Особенно он пытался оживить в памяти одно воспоминание - точно такая же картинка за стеклом виделась ему ещё в далёком детстве.
Тогда тоже случались суровые зимы, с мучительным и долгим ожиданием грядущей весны.
Ветер с севера задувал поземку и он, отправляясь в школу, облачался в пальто на ватной, стеганой изнутри, подкладке и заворачивался в длинный шарф, прикрывавший лицо и шею. Одеваться помогала бабушка: на спину водружался ранец с учебниками, а на голову меховая шапка, со спущенными и завязанными под подбородком смешными ушами - в таком виде он был похож на пленённого под Сталинградом немца, в зиму 43 года.
Дорога в школу была серьезным испытанием. Идти нужно было километра три–четыре, строго на север, навстречу пронзительному степному ветру, от которого слезились глаза и перехватывало дыхание.
Вспоминая, спустя годы, ту историю, он думал: а что же автобусы - разве не было их в то время?
Ведь были и автобусы - наверняка были - и он даже вспомнил номер того маршрута, что ходил до самой школы. Это был автобус №3, с круглыми боками, словно металлическая буханка на резиновом ходу.
Но в памяти, почему-то, сохранились именно эти пешие зимние переходы. Такова память - она выборочна и бывает своенравна, порой.
В этом густом, питательном бульоне плавают запахи, лица и обстоятельства, которые происходили, как будто и не с ним вовсе?
Будто бы не он был тем забавным мальчуганом, что брел сквозь пургу и ветер, "навстречу знаниям", как сказал бы по этому поводу, какой-нибудь записной агитатор, тех времен.
Какие к черту знания! Гораздо больше ему хотелось увидеть лицо той девочки, что неожиданно появилась в их класс посередине учебного года. Про нее-то он и пытался вспомнить теперь.
Девочка с загадочным именем – Гертруда. Кажется, она была немкой. Наверное, из тех, кого привела в эти пустынные края минувшая война.
Его дед, кстати, тоже был из немцев.
Но предков Андрея, «нелегкая» занесла в земли Срединой Азии, еще во времена Российской Империи. Они были механиками, строителями и налаживали тут заводы, пока не случилась Революция. Была в этом, наверное, доля авантюризма и тяги к приключениям, которая повлияла и на его судьбу.
Как знать, возможно, и к лучшему? А иначе, был сейчас скучным цивилизованным перцем, из тех, что беспрестанно говорят: -я-я, натюрлих... Все заранее просчитывают и смеются по команде, дожидаясь отмашки терпеливого модератора.
Сначала он наблюдал ее издалека. Эта красивая стройная девочка с прозрачной светящейся изнутри кожей и огромными серо-голубыми глазами, казалась ему инопланетянкой, совершенно случайно оказавшейся среди обычных людей. Ему повезло, вскоре их посадили за одну парту.
От нее исходило электричество, которое он чувствовал будто всей своей кожей. Кося глазом, любовался на точеный профиль и нежную шею, боясь даже случайно задеть её плечом. Она тоже украдкой поглядывала на него. Не было сказано ни единого слова, но между ними постепенно формировалось нечто странное. Это следовало из уплотнившегося воздуха вокруг и особенной обостренности чувств. Ночью он долго ворочался в своей мальчишеской постели, не в силах заснуть и даже понять, что с ним происходит не получалось, как не старайся. Однажды она приснилась ему: словно две белокрылые птицы взмыли в самые небеса и полетели прямиком к Солнцу!
Сквозь снежную метель, Андрей нес ей подарок, который лежал в задубевшем от холода ранце: спелое яблоко, с запахом лета,- из тех, что хранились в кладовой, с припасами на зиму. Яблоки собирали поздней осенью и, заворачивая в пергамент, укладывали в фанерные ящики, где они долго хранили свою целебную благодать.
Он брел, преодолевая враждебное пространство, словно былинный сказочный герой, решивший навестить знакомую принцессу из соседнего царства-государства. Шел, слегка наклонившись вперед, и улыбался, представляя, как вручит девочке этот ароматный подарок лета и она, наконец, заговорит с ним. Скажет какие-нибудь обычные девчоночьи слова, но для него это будут самые волшебные фразы на свете.
Может быть, она даже разрешит ему подержаться за свою ладонь? Он успел обратить внимание на изящные длинные пальцы пианистки. Наверняка она занималась музыкой. Возможно пела ангельским голосом/ другого и быть не могло/ Таких рук он не видел никогда прежде.
Стоя теперь у окна, спустя долгие годы, Андрей рассеяно наблюдал игры белобоких сорок, скачущих по лежалому снегу, скопившемуся между почерневших деревьев.
Сделав еще одно усилие над собой,он попытался оживить ускользающее воспоминание. За последним, поворотом, наконец, показалось здание школы, с крышей, укрытой белоснежной шапкой, сияющей от лучей холодного февральского солнца. Над кирпичной трубой вился жидкий сизый дымок, а снег под ногами отчаянно скрипел тогда...
И не было ни души вокруг. Никого! Словно он один остался на всем белом свете. Он и этот, пробирающий до костей, вселенский холод!
Но вслед за этой картинкой своенравная память не желала предъявить ему более ничего интересного. Даже непонятно, донес ли он яблоко до конечной цели, и был ли, сей плод, вручен очаровательному созданию? Дошел ли, вообще, до школы тогда? Может быть, простудился и заболел? Потерял сознание и умер от ледяной безнадеги, окутавшей все живое вокруг? Чтобы, затем возродиться в другой жизни...
Черная дыра зияет на том месте, где когда-то проживала девочка с замечательным именем Гертруда. Эдакая "хиросима" местного значения с выжженным дотла файлом памяти.
Отчего – непонятно!
А может быть, это не он умер, а ее срочно перевели в другую школу? Детям из немецких семей было нелегко в те времена.
Или, приняв подарок, забыла сказать обязательное спасибо, чем, возможно, огорчила его? И он предпочел навсегда забыть неблагодарную девчонку?
Что-то все же должно было произойти, чтобы сознание навсегда выкинуло бедняжку из обихода его последующей жизни? Что-то существенное и немаловажное.
В общем, тайна покрытая мраком. Это и мучило его теперь.
Осталось немного: только бледное личико с огромными серо-голубыми глазами, повисшее над бездной беспамятства, словно линялая растяжка, сообщавшая о несостоявшейся премьере, заезжего театра. Знаете, когда плутоватый антрепренер спер деньги за проданные билеты и исчез в неизвестном направлении. Такое иногда случается, особенно в провинции.
А еще эти нежные руки и чувство щенячьего восторга, которое переполняло его тогда. Вот и все что осталось.
В тот год все еще было как будто по-прежнему. Ничто не предвещало грядущих перемен. Только зима не желала уходить. Мучительно долго тянулись унылые дни.
Со временем, когда вокруг обнаружилось много всяких странностей гораздо большего масштаба, воспоминание, связанное с этой девочкой, носящей сказочное имя, уйдет на второй план.
Ему станет казаться, порой, что и вся прежняя жизнь, случилась с кем-то другим, а не с ним вовсе.Как не очень внимательно просмотренный фильм, когда в памяти застряли лишь островки не очень явной, и местами призрачной – чужой реальности.
Он привык, со временем, к этим частичным изъятиям фрагментов собственной жизни и появлению других - к его жизни отношения вовсе не имеющих.
«Все смешалось в доме Облонских…»
Словно жизнь однажды, поменяла курс и свернула в иную колею, потеряв на повороте, что-то самое главное.
То, что постоянно ускользало, и являяется теперь только во снах. Или это реальность превратилась в сон, воруя у него настоящую, подлинную жизнь? Казалось, что однажды все поменяется каким-то чудесным - волшебным образом, но это не происходило.
Проснувшись однажды, ранним утром, он вдруг почувствовал рядом непривычную пустоту пространства, лишенного теплоты женского тела.
- Гертруда?
- Спи, милый, еще слишком рано! - произнесла женщина, стоящая у окна в сад, где белобокие сороки резво скачут по февральскому лежалому снегу.
Её точеный нефритовый профиль,- будто со старинной японской гравюры - замер на фоне мерцающего тонкой изморозью стекла.
- Спи. Сегодня суббота и можно лежать долго. Я сейчас вернусь к тебе, милый.
- Хорошо. Странный сон мне приснился только что ... Я словно потерял тебя когда-то и мог припомнить лишь лицо и имя.Словно ты бесследно исчезла посреди суровой зимы. Представляешь?
– Не представляю. В это трудно поверить - ответила Гертруда, отбрасывая за спину свои роскошные золотистые косы и улыбаясь загадочно.
- Да и мне тоже - он тяжело перевалился на другой бок, он снова заснул, уткнувшись носом в пестрый ковер ручной работы, висящий на стене.
Вскоре, задернув тяжелую бархатную штору,вернувшую помещению полумрак, женщина,стоящая у окна, вернётся в их общую постель, чтобы вернуть ей привычное тепло.
На тумбочке рядом с изголовьем будет лежать румяное яблоко, источающее ароматы знойного южного лета, оставшегося где-то там - за семью поворотами и изломами его судьбы.