Моему другу Ежику.
Осовободителю угнетенных.
23.00. Рюкзак перелетел через забор и с глухим шлепком приземлился. Два силуэта протиснулись сквозь дырку в заборе, рядом с лесом. Еще сегодня днем он радостно встречал их зеленой листвой и пением птиц. Сейчас был неприветлив и мрачен. Деревья скрипели, как несмазанные петли в склепе. Кто-то тоскливо выл. Пару раз пролетала какая-то нечисть, практически задевая по носу. Шли молча. Боялись, что их могут услышать. Лиза постоянно повторяла про себя речь, написанную прошлой ночью. Это помогало отпугивать страх. Ежик дрожал от страха и не понимал, зачем хвастался и давал слово спасти негров. Хотелось вернуться в теплую постель. Когда уходил, подсунул под дверь вожатской записку, чтобы их не искали. Предстать перед Лизой трусом не хотелось. Бросить одну - не позволяла честь. Идти по страшному черному лесу было практически невыносимо. Пару раз он падал, зацепившись за корягу, притворялся потерявшим сознание. Не прокатывало. Нашатырный спирт, йод, пощечины по лицу - быстро приводили в чувство. Было больно. На короткое время боль притупляла страх, и они продолжали движение. Впереди уже слышалось мерное постукивание втулок товарняка. Станция близко. Первая цель почти достигнута. Ее решимость и уверенность, граничившие с бесстрашием, укрепляли его в мысли, что их цель какая-то праноидальная. Значения этого слова он не знал - чувствовал. Лиза шла вперед ведомая целью. Падающий в обморок, со слезами продирающийся сквозь чащу, компаньон явно тормозил движение. Мысли, что он хочет вернуться в лагерь, даже не возникало. Теперь, когда они практически дошли до станции, пути назад не было. Если их задержат и вернут в лагерь, то миновать серьезного наказания не удастся, В лучшем случае - заберут домой, накажут, не будут пускать на улицу до осени. В худшем - отправят в деревню. Все лето придётся обороняться от деревенских и пасти коров, чтобы заработать на фильмоскоп. Если они доберутся до Америки и заставят американского президента престать нещадно эксплуатировать негров, как-то так сказала вожатая вчера, во время обсуждения просмотренного фильма, тогда конечно, родители наказывать не будут, а будут гордиться и подарят на день рождения заветный волшебный ящик для диафильмов. Можно будет устраивать импровизированный кинотеатр дома.
Вдруг, впереди мелькнула тень. Остановились. Он упал и прикинулся трупом. Она легла рядом, с тревогой следя за силуэтом. Из-за куста видны было только ноги. Они приближались. Еще пара метров и их заметят. Сердце бешено колотилось. Казалось еще секунда и оно вырвавшись из груди побежит прочь от этого места. Посмотрела на компаньона. Он не дышал. Спасать его сейчас? Ждать когда человек уйдет? Секунды превратились в томительно долгие часы ожидания. Тернер говорил, что в течение минуты можно спасти человека. Что делать? Ноги остановились. Теперь она могла их рассмотреть. Обрезанные рваные джинсы, волосастые ноги, косой шрам под коленкой, поношенные кеды с разноцветными шнурками, на левой ноге большой палец протер ткань и готов был выскочить наружу. Сомнений не было - физрук Быков. Значит, их все-таки ищут. Где-то хрустнула ветка. Ноги развернулись, и Быков стал удаляться. Пора спасать Ежика, и бежать к станции, тем более что домик смотрителя уже приветливо моргал в ночи. Потрясла друга. Признаков жизни не наблюдалось. Вспомнив уроки в бассейне, приступила к непрямому массажу сердца. Он всхлипнул. Жив. Обморок. Приложив палец к губам, показала на домик смотрителя. Мелкими перебежками добрались до него. Очень хотелось пить. На крыльце стояло ведро, накрытое крышкой, рядом ковш. Вода! Зачерпнув ковшом, Лиза протянула Ежику воду. Он жадно пил. Она смотрела, как мальчик захлебывался, смешно фыркал, он абсолютно не был похож на героя. В их восемь лет они были похожи на маленьких взъерошенных стрижей, выпавших из гнезда. Напившись, он вытер предплечьем рот и протянул ковш. В этот момент их окружил поисковый отряд из лагеря. Освобождение негров откладывалось на неопределенный срок. Простите, негры, видимо не сейчас.