- Разрешили! – радостно кричу я ему. Но как мне показалось, на стороне принятия звука моего восторга не разделяли.
- Я приеду.., - медлит он, - но … если ты подробно объяснишь мне – какой автобус там от метро, где остановка… и очень точно!
- Да рядом это, у метро прямо, – удивляясь нелепости просьбы, говорю я.
Да, нет у него машины из-за высокой близорукости - носит очки, но уж Москву-то обегал до каждого закоулка: клиентов навалом по частной практике!
- Где «рядом» - слева или справа? – снова ошарашивает он вопросом.
Откуда мне знать? – я еще не выходила на улицу, не ездила домой за трое суток, и растерянно смотрю на больных, кто остановился рядом. И они с готовностью, наперебой поясняют мне – где и как подойти ко входу.
- Ну, спроси прохожих, это же несколько шагов от метро! – уговариваю я нашего общего друга.
- Куда шагов – направо или налево? - издевается он, что ли?
Не хочет приехать, зачем же так изощренно издеваться? Да его тут за пару десятилетий каждый дворник и каждая собака, небось, знают.
- Спроси – тебе каждый прохожий скажет, - в отупении и растерянности повторяю я.
- Хорошо, я спрошу. Но если мне ответят неправильно – вернусь назад!
- Вернись, вернись! – не выдержав пытки, в ярости кричу я. – Что тебе до чужого горя? – и прекращаю разговор.
У кровати мамы – лечащий врач. Она уже успела посмотреть ее, пока я звонила.
- А знаете..,- увидев меня, говорит она: сквозь ледяную прозрачность ее красивых глаз пробились золотистые искорки. – Ей лучше. Появилась надежда.
- Правда? – опешила я, - Неужели правда? – не будь того конфликта, я бросилась бы ей в объятия. – Ой, спасибо Вам, спасибо! – уходя, она едва заметно улыбнулась мне.
И я села отдышаться, прийти в себя после разговоров – плохого и очень хорошего.