Мне будет спокойнее. 04

Виктория Ольгина
    Он и сам не понял, зачем остался. Казалось, только пересел с неустойчивого табурета на кровать, пообещав починить расшатавшиеся ножки. Пока девушка ходила на поиски гвоздей и молотка, мужчина осоловевшими от тепла и сытости глазами разглядывал некоторое время горницу, затем облокотился на подушки, горкой лежащие на постели и не заметил, как заснул от усталости.
 Но, видимо, все было не так или не совсем так, потому что разбудил Ивана ранним утром крик деревенских петухов. Мужчина недоуменно посмотрел на разметанные по подушке смоляные волосы Ксении, округлость девичьих плеч и мысленно выругался. Он встал с кровати, оделся и, как нашкодивший кот, осторожно, с оглядкой выбрался из хаты, чуть слышно скрипнув дверью. Никем не замеченный, Иван дошел до плетня и неожиданно встретил на своем пути преграду в виде крепкой женщины лет пятидесяти.
 - Здравствуйте вам, Иван Степанович! По делам здесь али так гуляете?
 - По делам, - буркнул мужчина и, напряженно дернув плечом, разминулся с Евдокией.
 - Ну-ну, по делам, - приторно улыбаясь, повторила его слова деревенская сплетница и поспешила, помахивая прутом, за своей Буренкой.
 Встреча не предвещала ничего хорошего. Тем не менее, Иван благополучно вернулся домой. Ариши не было - ушла затемно на ферму. Дети спали на печи. «Может, не заметили?» - обнадежил себя мужчина, который иногда, перебрав с мужиками наливочки или деревенского самогона, укладывался спать на топчане в терраске.
 Он не знал, что жена ни на минуту не сомкнула ночью глаз, а к вечеру благодаря разговорчивой соседке через пятые уста узнала новости и отправилась к молодой родственнице.
 История умалчивает, о чем беседовали троюродные сестры, однако злые языки говорили, что вылетела Ариша из хаты в ярости, посылая на голову Ксении мыслимые и немыслимые проклятия. С того времени сестры не общались.
 Вскоре после этого события Ксения отпросилась у председателя колхоза и уехала в город. По ее возвращению деревенские бабы стали замечать происшедшие с девушкой перемены: какую-то отрешенность, задумчивость во взгляде и смирение. В положенный срок Ксения родила хорошенького, крепенького мальчика, которого назвала в честь своего отца Михаилом.
 А у Ивана с Аришей не заладилось. То болели друг за другом ребятишки, то зазевавшуюся женщину боднула в бок молодая, строптивая телка, и на этом месте вскоре появилась большая, кровоточащая, сине-багровая опухоль, то выдалось сухое и жаркое лето, оставившее сельчан без урожая. Голодную зиму, пришедшую в конце сороковых, вспоминали долго со словами «не приведи, господи».
 Через два года Иван овдовел. Дети к тому времени учились в интернате, который находился в районном центре за двадцать верст от родных мест. Приезжали домой в субботу после уроков, а в воскресенье снова собирались в путь. Мужчина перебрался к Ксении, которая с радостью приняла его. Впрочем, к детям она относилась без того тепла, которое может подарить родная мать. Лучший кусочек всегда доставался Мишеньке. Старшенькие – дети Ивана, когда были дома, посиживали в сторонке да принюхивались, глотая слюнки. Мужчина считал такой порядок вещей делом обычным, своих детей – взрослыми и никогда не вступался за них.
 Понимала женским нутром Ксения, что нехорошо поступает, что, не будь ее, может, пожила бы Ариша подольше, что ласковее она должна быть с приемными ребятишками, да ничего не могла с собой поделать. Какая-то ревность время от времени раздирала ее изнутри, заставляя говорить несправедливые, злые слова, с недобрым сердцем, гремя ухватом, доставать из печи и ставить на стол котелок с картошкой или щами во время обеда.
 Не стремились к такой мачехе подрастающие школьники. Закончив семилетку, покинула родительский дом старшая дочь Ивана, через пару лет уехали поступать в ремесленное училище мальчишки. Дольше всех оставался с Ксенией родной сынок Мишенька, но и он после службы в армии женился и обосновался с семьей в городе.
 Доживала Ксения свой век одна, схоронив в шестидесятилетнем возрасте мужа, и частенько перебирая в голове грехи, понимала, что перед многими виновата. Не находила душа покоя ни в молитвах, ни в строгом посте.

Но Надюшке эта история была неизвестна. По дороге домой девушка то и дело возвращалась мыслями к старому зеркалу.