Она ехала к нам счастливая: ко мне и моему сыну, единственному своему внуку, которого безмерно любила – много, много больше, чем меня, – встретить Новый год, посмотреть квартиру, которую выбрала здесь, чтобы жить не наездами, – устала от них – а чтобы рядом, всегда с нами…
Мама, мамочка! Я держу ее ладонь у своей щеки, прижимаясь к ней губами. Как хорошо, что она в сознании, – видит, слышит меня – я, конечно же, спасу ее! Она такая же, как всегда, – своевольная и упрямая: просит тапочки, чтобы встать. Не понимает, что не сможет? Я уговариваю ее, еле сдерживая от резких движений.
- А ты поддержи меня! – просит она в наивном своем неведении, слабым, не по возрасту детского тембра голосом.
- Я привезла вам мандарины, - шепчет скороговоркой. – Везде были дорогие, а я нашла дешевые. Целых три килограмма купила! – и добавляет - А тебе калину купила – от простуд. Поставь на балкон. А то испортится.
Какой балкон? Я и на минуту не могу отойти от нее – щупаю пеленки: боюсь пневмонии. Мне уже не дают их, и я ухитряюсь частично использовать пододеяльник, а пеленки стираю и сушу на батарее. Сменить меня некому даже на час: нет близких родственников, которые помогли бы.
А дальние – они и есть «дальние».
Друзья? Смею ли просить их о «втором дыхании»? Это под силу только людям близким. Они еще не привыкли так ухаживать. Да и я, наверное, не смогла бы… Это под силу только родителям или детям, потому что выше сил. Нет, нет, – я справлюсь сама! Только бы знать, что делать. Надо позвонить приятелю: он хороший врач. Спросить его – правильно ли лечат.
Я иду в коридор и звоню ему. Мне повезло: он дома.
- Нужна капельница, - уверенно и напористо советует он – так, словно я сама могу ее ставить.
- Приезжай. Посмотри ее! – прошу я. – Ведь ты многих таких спас!
В трубке молчание: наверное, не ожидал, что не отстреляется советами, а аргументы – их ведь надо еще придумать. Я молча жду, и слышу уже его вялый, утративший бодрость голос. Он что-то бубнит о неотложных делах, уже обещанных визитах по частной практике, вслух прикидывая, – когда смог бы, в пределах недели. Но я неумолима:
- Нет, нет! Скорее, как можно скорее! – и он, нехотя, под моим могучим напором, сдается, обещая приехать завтра. Ведь сам сказал: исход болезни показывают первые три дня, а он – по мнению нашей «тусовки» – врач «от Бога», профессионал, старше всех нас почти на пару десятилетий.
И опять я звоню - уже второму приятелю, облеченному депутатским мандатом Мосдумы, успел-таки попасть туда:
- Прошу тебя очень – приходи! Потряси удостоверением: здесь не лечат больных: они либо сами выздоравливают, либо отправляются в мир иной - в такое заведение мы попали… И он тоже сдается, обещая прийти сегодня же. Этот – добрый и отзывчивый, в нем я не сомневалась.
Я иду по коридору и благодарю Господа - как замечательно все складывается: придет «этот» - и мы выбьем капельницу ( а это нелегкое дело!), придет «тот» – и проконтролируем лечение! И с пеленками полный порядок: запасная под маминой подушкой – здесь она мне дороже золота.
Я сижу, глядя на часы, и размышляю: сколько понадобится депутату времени - собраться, поесть, возможно, позвонить кому-то, дойти сюда…Он ведь живет недалеко отсюда.