Глава 34
Я очень перенервничал из-за допроса, к вечеру мне снова стало плохо, появился озноб, и поднялась температура.
- Сестра. Катя! – я крикнул, насколько хватало сил.
Девушка подошла ко мне.
- Мне плохо… холодно…
- Ты весь горишь, у тебя температура. Григорий Яковлевич!
- Что – отозвался доктор
- У него температура.
Врач осмотрел меня, поставил градусник.
- Тридцать восемь и пять, - лицо у доктора сделалось озабоченным. – Да,… Дело плохо, не знаю что делать. Кажется, начались осложнения. Пойдем, – сказал Кате.
Они куда-то вышли, вероятно, беседовали о чем-то наедине.
- Боюсь, начались осложнения. Либо это реакция организма на вливание крови, либо инфекция. Антибиотик бы нужен, – сказал доктор.
- И что же делать?
- Ничего, думаю все равно, вряд ли выживет.
- Так всё и оставить? И ему, уже ничем не помочь?
- Хотя,… Вот, что! Ты сделай ему пока из того что есть, пенициллина, плюс еще анальгин с димедролом - это все. Пенициллина у нас очень мало. Завтра поеду в госпиталь и попытаюсь его достать.
Минут, через десять в палату снова вошла Катя, с наполненными шприцами.
- Что это? – спросил я.
- Антибиотик, пенициллин. Еще обезболивающее и жаропонижающее.
- Господи! Майн Готт! А яду у тебя нет, чтобы легче умереть? Уснуть и не проснуться.
- Ты, что такое говоришь? Разве можно?! – она посмотрела на меня с укором. - Давай, я сделаю укол.
- Зачем? Не надо, я не хочу. Все равно умру…
- Дурак!- рассердилась девушка. - Мужчина, а ведешь себя, как капризный ребенок! Мне еще с тобой возись. Повернись на бок!
Абсолютно не церемонясь, она повернула меня и вколола уколы в мягкое место. Первый укол был ничего, а второй больной.
- А-а! Больно…
- Так тебе и надо. Терпи! Кто-то просил вас сюда соваться, как будто в гости звали!
Доктор куда-то вышел, а я после уколов уснул.
Мне приснился сон, будто иду я по лесу, кругом деревья, вдруг мне является Кристиан, лицо его было бледным, и он приближался ко мне.
- Ханс. Ханс! - он позвал меня. – Мне плохо без тебя, пойдем с нами, Ханс! - Я вдруг испугался, мне стало страшно, и я ощутил холодный ужас.
- Оставь меня! Нет!
Передо мной лежали тела убитых товарищей. Я подошел к одному из них, повернул лицом, но он вдруг открыл глаза и схватил меня за руку! Тянул и тянул к себе, начал душить, вовлекая меня под землю, вероятно в объятия ада. От собственного крика я проснулся. Мне трудно было дышать, лицо покрылось холодным липким потом.
Ханс бредил, а Катя сидела возле его постели, прикладывая на лоб влажное полотенце…
- Ты чего кричишь?
- Они мертвые, мертвые.(нем)
- Тише, успокойся.
- Нет,… не хочу… - ему было совсем плохо, он метался, хватал губами воздух. – Катя,… не уходи, п-пожалуйста. Я умру,… - Ханс вцепился в Катину руку, что есть сил.
Девушка не выдержала, на глаза ее навернулись слезы.
- Ты что, плачешь? Не н-надо м-меня ж-жалеть. Я же…
- Зачем ты так? Не надо…слышишь? Не умирай.
Температура упала, но мне стало совсем плохо. Когда пришел врач, у меня появилась, слабость, нарастали боль, одышка, давило на сердце. Он осмотрел меня снова - пощупал пульс, измерил давление, оно наверное было очень низким.
- Чего медлишь? - назвал препараты. – Набирай!
Мне что-то ввели внутривенно. Я перестал метаться, успокоился, закрыл глаза и уснул…
Катя сидела у постели раненого и смотрела на него. Тот спал совсем тихо, провалившись в глубокий сон, казалось, почти не дышит, лицо его было каким-то спокойным и умиротворенным. Доктор пощупал пульс.
- Живой? - спросила девушка.
- Живой еще. Спать иди, - ответил ей доктор.
- Сейчас.
Во сне я видел своего отца, он звал меня с собой.
- Папа?
- Садись. Здесь много рыбы. Хочешь, я возьму тебя с собой?
- Ловить рыбу? Но у меня ничего нет!
- Ничего и не надо. Там её можно ловить даже руками! Ты даже не представляешь, какая она большая. Идем! Я так долго тебя не видел, ты вырос без меня. Сынок! Иди ко мне.
Я подошел к лодке, намеривая сесть в неё. Страшно не было, а присутствие отца успокаивало…
Доктор ушел, а девушка все продолжала смотреть на спокойное лицо парня. Прощупав через какое-то время пульс, попытавшись определить дыхание, она вдруг забеспокоилась. – Эй, Ханс! Не надо! Слышишь, не надо! Ханс!
Сквозь сон, я вдруг услышал её голос, который звал меня, увидел её, почувствовал, как она взяла меня за руку, пошел за ней, а видение отца вдруг исчезло.
Катя увидела, как парень вдруг вздохнул, очнулся и открыл глаза, взглянув на нее удивленно.
- Нет, живой… Живой, слава Богу! Гад же! Не шути так больше со мной! Не пугай меня так больше!!! Только не умирай. Все будет хорошо…
Проснувшись утром, открыв глаза, я увидел ее спящую прямо на стуле, около моей постели.
- Неужели она просидела возле меня всю ночь? – подумал я с удивлением.
Катя проснулась. – Как ты?
- Ничего, мне уже лучше.
- Григорий Яковлевич! - крикнула девушка.
- Что случилось? Ганс этот помер? Покойников что ли никогда не видала? – доктор зашел в палату.
- Да нет, он живой. Глаза открыл!
Ожидая увидеть другую картину, доктор был несколько в замешательстве. На лице его выражалось недоумение.
- Что, в самом деле?
- Ну, видите же!
- Надо же? Я уже думал ты на том свете! Как самочувствие? – он осмотрел пациента.
- Мне лучше. Только сил ещё нет.
- Слабость чувствуете?
- Да, голова кружится, немного.
- Давление еще низкое. Катя, сделай ему перевязку. Чай крепкий, питья больше.
- Хорошо.
Вскоре девушка вернулась, принесла чашку.
- Пей. Это чай, сладкий с сахаром, легче будет. Сейчас перевязку сделаем.
- Катя.
- Что?
- Это ты меня звала? Разговаривала со мной, когда я спал?
- Да.
- Зачем? Я… всё слышал. Ты не хотела меня отпускать, не х-хотела, чтобы я умирал. Почему?
- Я покойников боюсь! А ты даже почти не дышал, я думала, ты умер. Напугал меня, дурак! Ещё ночью! А я одна.
- Прости,… не х-хотел… - я улыбнулся. - Я больше так н-не буду.
- Только попробуй! – погрозила мне кулаком.
Стали снимать бинты, Катя резко дернула повязку.
- Ай!
- Чего кричишь? Все уже, сняла.
Доктор осмотрел швы, рану обработали йодом, наложили салфетку и снова завязали, дали обезболивающую таблетку.
После, в процедурном кабинете, доктор осматривал и делал перевязки солдатам, у которых были легкие или незначительные ранения, они лечились на месте. Все тяжелораненые, как я говорил, были в госпитале, поэтому в санчасти, я лежал в гордом одиночестве. Рядом стояли еще три кровати, которые были пустыми. До меня доносились голоса, но я никого не видел.
Закончив перевязки, Катя зашла ко мне с тазиком теплой воды, полотенцем и мылом.
- Ты что собираешься делать? – спросил я ее.
- Помыть тебя, ты весь вспотел.
Она откинула простыню, села рядом. Сначала умыла лицо, потом шею, мне было приятно. Поочередно она протирала все открытые участки тела, плечи, руки, живот. Наконец дело дошло до ног.
- Что она сейчас со мной сделает?! - вдруг пронеслись мысли.
Мне стало ужасно неловко. Глаза сделались круглыми, я отчаянно завопил:
- Эй! Ты хоть штаны с меня не снимай! Партизанка!
После этого, это прозвище прочно приклеилось к Кате. Я часто называл ее так, но она, кажется, не злилась, а развеселившись, начинала смеяться.
А ей хоть бы что! Делая равнодушный вид, она продолжала делать свое дело.
- Подумаешь, что я там не видала? Надо бы их с тебя снять и отшлепать по заднице ремешком хорошенько!
- Развратная девка! Совсем стыд потеряла здесь с мужиками, – подумал я. Вслух произнес, – Мне и так уже досталось!
- Наверное, еще мало!
- Опять издеваешься!
Закончив, водные процедуры, Катя сменила белье, постелила чистую простынь, надела на меня чистую белую рубашку из хлопка и льна, которую носили советские солдаты под формой, такие же брюки. После этого снова накрыла меня простыней и сверху легким одеялом. Мне стало хорошо, я снова уснул. Больше в этот день меня никто не беспокоил.
- Покорми его, - сказал доктор. – Может он хоть что-нибудь поест? Сходи на кухню, попроси куриный бульон, скажи, что для раненого.
Вскоре Катя вернулась. - На, поешь. Я бульон куриный тебе принесла. Ну…суп. Понимаешь? Он силы тебе придаст. Ешь… - она пихнула ложку мне в рот.
Но мне ничего не хотелось, разве что пить, и совсем не было аппетита. Несколько ложек я съел, но больше не смог проглотить.
- Съешь ещё ложку, - настаивала Катя. Но я замотал головой и отвернулся.
- Не хочу… не могу больше!
- Ты должен поесть. Давай еще одну, – она совала мне ложку, одну и другую… - За папу,… за маму… - совсем как с ребенком.
Поев немного, я снова уснул…
- Катя. Катя!
- Чего ты кричишь?
- Доктора позови.
- Зачем тебе доктор? Вышел доктор, нет его пока.
- В туалет хочу.
- Я тебе помогу.
- Не надо!
- Ну, нету доктора! Нет!
Тут я завыл.
- Да не реви ты!
Вскоре пришёл доктор.
- Как больной?
- Сил с ним нет! Все время стонет, капризничает, отказывается меня слушать. К тому же надо за ним уход, а он меня даже к себе не подпускает.
- В чем дело? – доктор спросил меня строго.
- Я,… я не хочу, чтобы девушка…
- Хорошо. Если вы понимаете русский язык, то постараюсь вам объяснить, если не понимаете, то ничем не могу вам помочь. Эта девушка медсестра, она для того и приставлена, чтобы ухаживать за ранеными. Я не могу с вами сидеть постоянно, у меня и так дел хватает. Если вы думаете, что с вами будут здесь нянчиться, то нянчиться с вами, здесь никто не будет. Если нужен за вами уход, то обращайтесь к медсестре, её зовут Катя, со всеми вопросами к ней… Вам оказывают медицинскую помощь, вас лечат, и будьте довольны! Если вас что-то не устраивает, вас выкинут отсюда, вам ясно?
Вообще, не было со мной сладу. Поначалу пациентом был я совсем капризным, только потом попривык понемногу и перестал стесняться девчонки.
Глава 35
На следующий день - 4 мая, с утра мне как обычно стали делать перевязку, дренаж, наконец, решили убрать, поскольку держать его уже не было необходимости. Но стоило только доктору попытаться это сделать, как я заорал от боли как ненормальный.
- Ты чего орешь?
- Больно, - ответил я доктору.
- Терпи.
Мне снова попытались вытащить эту трубку, и снова я заорал во все горло.
- Больно! Ай! Больно! Не надо… Больно!! Больно!!! - заладил как попугай. - А-а-а-а!!!
- Да я еще ничего не сделал! А ну прекрати! Тебя что, режут? Ты солдат или девчонка, какая? Честное слово!
Я замолчал. Потом набрался сил, но еле вытерпел.
- Все успокойся...
Мне сделали обезболивающий и успокоительный, после чего я попытался заснуть и лежал с закрытыми глазами.
В тот же день в санчасть заглянул Мелешников. В дверь постучали, и я услышал голос, показавшийся мне знакомым. - Здравствуйте, товарищ майор!
- Здравствуйте!
- Что с этим пленным? Живой еще? Меня узнать просили, хотят решать, что дальше с ним делать. Можно ли его отправлять?
- Живой. Состояние конечно еще тяжелое, но стабильное, может, выкарабкается.
- А увидеть его можно?
- Можно. Проходите, он там…
Ваня вошел в палату. - Эй ты! Га-анс!
Я открыл глаза, и увидев знакомое лицо, сам не зная почему вдруг улыбнулся.
- Узнал меня? – Спросил он.
- Узнал. Я тебя уже видел. Зачем пришел?
- Посмотреть на тебя хотел, давно не видал. Самочувствие как? Здоровье?
- Спасибо, хорошо. Замечательно! – я попытался ответить шуткой.
- Вижу, – усмехнувшись, сказал лейтенант.
- Зачем тогда спрашиваешь?
- По делу.
- Ты обо мне беспокоишься?
- Очень! Места не нахожу!
- А-а… Что черви в могиле меня еще не съели? Прости, что еще живой.- Сказал виновато. - Для вас хороший «фриц» - мертвый «фриц».
- А вот это верно! Какой ты догадливый? Даже чувство юмора еще есть? Ты что на нас ничуть не обижаешься?
- Нет. За что? Можно узнать, как тебя зовут?
- Иван.
- Иван? Все у вас Иваны…
- А вы Гансы…
- Это твое настоящее имя?
- Так и зовут - Иван! А тебя Ханс-Иоханн, насколько я помню?
- Да…
- Иоганн, Иоанн, Иван… - это все одно и то же. Так, что
мы с тобой почти тезки.
- Ты прав! Ваня,… ты наверное меня ненавидишь?
Ваня вдруг замолчал.
- Вы товарищей моих, убили.
- Извини, так уж вышло. А ты как хотел?
- Понимаю, вы не могли по-другому… Я один теперь, остался. Все же спасибо тебе.
- За что?
- За то, что не бросил, помощь мне оказал. Я был ранен, ты мог бы меня убить.
- Ты же знаешь, почему я этого не сделал.
- Знаю, но все равно спасибо. Знаешь сказку про Маугли?
- Читал…
- Мы с тобой одной крови.
- С чего это ты взял? У меня не может быть с тобой ничего общего.
- Ты тоже разведчик… И, бабушка у меня русская. Они с дедом уехали из России, большевики забрали все, что у них было.
- И поэтому ты воевать пошел?
- Не знаю,… А теперь… видишь, как вышло? Не могу я больше. Ничего не хочу, устал. Дай мне руку. – Я протянул свою. - Мир?
- Ладно… Ваня, ты пока иди, я хочу побыть один. Не обижайся, мне лекарство какое-то дали, спать хочется.
- Хорошо, я пойду? Интересно было побеседовать.
Я еще не знал, что со мной будет и даже не мог предположить, что потеряв своих друзей, Кристиана и Алекса приобрету новых, которыми мне станут те самые русские парни, с которыми мы были врагами! Причем некоторые из них мне будут не мене дороги, а дружба с ними не менее крепкой.
Лейтенант зашел в штаб дивизии, там собрались Савинов и Колесов.
- Разрешите товарищ полковник? - доложили Джанджгаве.
- Что с пленным? Мне надо знать какое у него состояние и можно ли его куда-то сейчас отправлять?
- Доктор сказал состояние тяжелое, но стабильное, вероятно жить будет, но надо еще подождать.
- Ладно… – Сказал зам комдива.
- Я сам его видел, даже разговаривал. Мы побеседовали минут пять, он отвечал, вполне нормально. Только немного вялый еще конечно… – добавил Мелешников.
- И о чем же вы говорили? – спросил полковник.
- Так. Я только спросил как здоровье, как себя чувствует? Он ответил что хорошо, даже шутить пытался. Вообще ничего, держался. Есть у него чувство юмора, спросил меня: « Ты что обо мне беспокоишься?», я ответил: «Конечно! Места себе не нахожу!» А он говорит: «Что черви меня в могиле не съели? Прости что живой».
Офицеры рассмеялись, разразился дружный хохот.
- Вот как? Ну-ну! – Произнес зам комдива.
- Он же говорил, что бабка у него из Одессы, есть в нем что-то такое! Я и сам заметил, – сказал майор.
- Да… Что вот только прикажете мне делать с ним? – задумался Джанджгава.
После Мелешников вернулся во взвод.
- Ребята! Только что в санчасти был. Угадайте, с кем разговаривал? С Гансиком нашим! Представьте себе?
- Да ну! Он что, еще живой?!!! – воскликнул Федя Семенов.
- Живой, лежит, отдыхает. Привет вам передавал, мне улыбался.(Общий смех)
- Черт, холера его не берет. Сволочь! – сказал Николай.
- Даже обрадовался когда я к нему зашел! Поговорил со мной по душам, побеседовал, сказал, что бабка у него русская.
- Так вот почему он на русском так чешет! – отозвался Володя.
- Да, выучился… - буркнул Вячеслав.
Четвертый день - 5 мая, прошел относительно спокойно, но я не мог подняться с постели и почти ничего не ел. Девушка ухаживала за мной и кормила с ложки как маленького. Мне было тяжело осознавать свою беспомощность, ведь я был один среди людей, которые относились ко мне враждебно, и скорее просто ненавидели, если кто меня и жалел хоть немного, так эта она. Катерина снова пыталась меня заставить, хоть немного поесть. - Ешь! – Поднесла ложку ко рту.
- Я не хочу больше, не могу…
- Еще одну ложку…
- Нет, я не хочу.
- Всего одну! – Уговаривала девушка.
Вечером к Кате заглянули подружки, отпросившись у доктора ненадолго, она выбежала к ним.
- Привет! - поздоровалась Катя с Верой и Маринкой.
- Привет! – поздоровались подружки.
- Отпустил тебя доктор? – спросила Маринка.
- Ну, да,… у меня пока дел немного, есть свободное время.
Девчонки присели на скамейке.
- Катя, говорят, у вас в санчасти немец пленный лежит, которого раненым приволокли? – Марина продолжала проявлять любопытство.
- Да. – Ответила Катя.
- Значит, тебе ходить за ним приходится? – Спросила Вера.
- Приходится, – вздохнула Катя.
- И как он? – Марина не унималась.
- Пока в тяжелом состоянии. Ранение ножевое в грудь, повреждение легкого. Крови много потерял, еле откачали! Начальство приходило, допросили его. Сейчас в сознании, но все еще очень слаб. Стонет все время… то нужду ему справить, то пить ему дай. Сил моих нет!
- Замучил он тебя? И сколько ему лет?
- Не знаю. Лет, наверное, двадцать, парень молодой.
- Я бы ни за что за ним ходить не стала! Пускай бы помирал фашист проклятый. Так ему и надо! – Вера явно разозлилась.
- Еще к тому же урод какой-нибудь противный. – Добавила Марина.
- Ага, рожа кирпичом, амбал под два метра ростом.
- Или худой как жердь, уши торчком, рыжий весь, конопатый… Фу, фу… Все они такие. – Вера воображала.
- А вот и нет.
- А какой?
- Да обычный… Нос прямой, глаза серые, волосы темные, рост -наверное средний, ни худой и не толстый. На рожу даже симпатичный. Хоть не очень противный, и то ладно!
- Уж не понравился ли он тебе? Смотри не влюбись! – Съязвила Вера.
- И не собираюсь! Мне его просто жалко… Ранение тяжелое, стонет все время, беспомощный как ребенок. Температура у него была под сорок, думали, что умрет… Сейчас уже лучше.
- Жаль, что не помер! Туда ему и дорога!
- Ну, раненый он! Что мне, бросить теперь его? Ну не могу я так, когда он такими глазами жалостливыми на меня смотрит.
- Ей какую-то гадину фашистскую жалко, которую не добили. Я бы собственными руками его задушила!
- Злая ты Вера. – С обидой сказала Катя.
- А ты у нас добрая! Ангел прямо! Дурочка глупая! Пошли Марина, пусть она возится с этим Фрицем, или Гансом… как там его? Ему наверное писать охота, пусть утку ему подает!
- Ну и иди!
- Марина, ты идешь?
- Зачем ты так с ней? Не плачь.
- Ну и оставайся с ней! Можете на пару… - Вера развернулась и ушла.
Девушки остались вдвоем.
- Ты наверное тоже считаешь, что я? - Катя спросила Марину. – Теперь все считать меня будут предателем.
- Успокойся… - Марина прижала Катю к себе, погладила по голове.
- Я не виновата, что его к нам в санчасть притащили… Он пленный, его допросить надо было…
- Не плачь, ну продержат его в санчасти, а потом отправят в лагерь для военнопленных. Подумаешь…
- Ну не могу я так его бросить, когда он в беспомощном состоянии, он ведь такой же раненый.
- А как вы с ним общаетесь? Он хоть, что-то по-русски понимает?
- Да… даже говорит хорошо.
- Ничего себе! А звать его как?
- Ханс.
- Ну, что ни «Фриц», то у них Ганс! Глянуть бы на него. Прям любопытно даже!
- Доктор не разрешит. Никого посторонних впускать нельзя.
- Понятно. А как ведет себя?
- Нормально. Сейчас уже лучше, только ест плохо, приходилось даже с ложки кормить, уговаривать как ребенка. А так, перевязку сделаем, укол обезболивающий - засыпает. В основном все большую часть времени пока спит.
- А сколько его еще продержат в санчасти?
- Не знаю. Когда доставили в санчасть, столько крови было! Ужас!
На стол его сразу… даже наркоз нельзя было давать. Операцию делали под местной анестезией, новокаином обкололи и все. Зубы сжал и терпел. Стонал только - «мама», но даже не ругался. А я от наших бойцов иногда такой мат отборный слыхала, что уши вяли! Этот еще ничего…
В палату Катя вернулась заплаканная и ужасно расстроенная. Увидев её в слезах, я спросил:- «Что случилось?» На мой вопрос она сначала промолчала, а потом раздраженно сказала, что все из-за меня.
- Почему? - попытался узнать у нее, но она промолчала.
Продолжение следует...
http://www.proza.ru/2014/06/10/688