История первая
Доводилось ли вам бывать в Болдино? Чудное место, однако, овеянное славой Пушкина. Неожиданно предстает перед взором в самом центре села большая церковь, возведенная в стиле позднего классицизма. Ранее всем миром выбирали место наиболее пригодное для строительства храма. Реже – строили по воле помещика, напротив его усадьбы, дабы виднелась красавица из окна, и радовал душу доносившийся звон колокольный.
Интересно, что сия Успенская церковь, строившаяся почти полвека дедом поэта, была освящена именно в год рождения А. С. Пушкина. Совпадение? Как известно, покровителем рода Пушкиных считался святой Александр Невский. Вполне возможно, что именно в его честь и получил имя будущий поэт.
Дед его по линии отца, Лев Александрович Пушкин (1723-1790) был единственным сыном несчастных, с трагической судьбой родителей. Поэт писал о нем следующее: «Дед мой был человек пылкий и жестокий. Первая жена его, урожденная [Мария Матвеевна] Воейкова, умерла на соломе, заключенная им в домашнюю тюрьму за мнимую или настоящую ее связь с французом, бывшим учителем его сыновей, и которого он весьма феодально повесил на черном дворе. Вторая жена его, урожденная [Ольга Васильевна] Чичерина, довольно от него натерпелась. Однажды он велел ей одеться и ехать с ним куда-то в гости. Бабушка была на сносях и чувствовала себя нездоровой, но не смела отказаться. Дорогой она почувствовала муки. Дед мой велел кучеру остановиться, и она в карете разрешилась моим отцом. Родильницу привезли домой полумертвую, и положили на постель всю разряженную и в бриллиантах. Все это знаю я довольно темно. Отец мой никогда не говорил о странностях деда, а старые слуги давно перемерли». Так ли было на самом деле, теперь никто не знает.
К сожалению, Лев Александрович не дожил до завершения строительства, и начатое им дело закончила уже жена его, бабушка поэта. Мысль возвести церковь, возникла у него после того, как принял он решение переехать в село Большое Болдино Лукояновского уезда Нижегородской губернии на постоянное жительство.
Церковь стала первой каменной постройкой в том поселении. Ранее все строительство велось исключительно из дерева. Местные крестьяне не владели ремеслом каменной кладки, поэтому порешили выписать мастеров из других краев.
Строился храм долго, на протяжении 1782-1799 лет, на новом месте «тщанием помещика г. Пушкина, прихожан и доброхотов». Алтарь, трапезная и четверик церкви двусветные, последний увенчан высокой ротондой. Интересна своей архитектурой многоярусная цилиндрическая колокольня под шпилем. Имеет сей храм два придела: Никольский и Михаило-Архангельский. В начале века ХХ, стены оштукатурили и «украсили изнутри живописью». А далее в Клировой ведомости за год 1906 сделана запись: «тверда, крепка, с каменной оградой вокруг».
Затем наступили лихие времена. Закрыли церковь в 1930-х годах, а чуть позже трапезная, колокольня и купол без сожаления оказались разобранными.
Но все постепенно возвращается «на круги своя». Отреставрировали храм в 1980-1990-х годах, приурочили его освящение к 200-летию со дня рождения А. С. Пушкина, всего пятнадцать лет назад. Ныне церковь, как и пушкинская усадьба, являются не только украшением села, но и своего рода святынями.
История вторая
Как и любая история, приведенная выше, имеет свое продолжение. Вспомним, что родился у Александра Сергеевича в 1826 году первенец, крещенный, а затем отпетый именно в Успенской церкви. Неизвестно – кто выбрал ему имя - Павел. Однако не суждена была младенцу долгая жизнь на родной земле. Скончался он в возрасте чуть более двух месяцев. Жаль… Невольно возникает мысль - не потеряла ли в его лице Россия славного продолжателя дарований Пушкина?
О тех событиях сохранились лишь две записи в метрической книге Успенской церкви, что в селе Болдино за 1826 год.
Запись первая:
«О родившихся по с. Болдину Успенской церкви части священника Ивана Матвеева
Запись №24. От 1 июля.
У кого родился
Крестьянина Иакова Иванова сын Павел, крещен 4 июля.
Восприемники: иерей Иоанн Матвеев и г-на Сергея Львовича Пушкина управляющего Михайлы Иванова дочь Ольга.
Молитствование исправлял и крещение совершил иерей Иоанн Матвеев. При совершении оного крещения в должностях находились дьякон Кирилл Симонов, дьячок Иаков Иванов, пономарь Василий Федоров.
Запись вторая:
«Кто именно умерли
15 сентября 1826 года.
Приходского дьячка Иакова Иванова сын Павел, двух месяцев, без привития оспы.
Какою болезнию:
Натуральной».
Попробуем разобраться. Всего в Метрической книге в части первой (О родившихся) за весь 1826 год сделано 47 записей. Весьма странно, что среди них нет сведений о рождении сына у приходского дьячка Иакова Иванова, присутствовавшего при крещении Павла. В тоже время двухмесячный ребенок, как видно из второго документа, у него все же умер. Самое же главное заключается в том, что крестной матерью новорожденного Павла являлась только что приехавшая в Болдино Ольга Калашникова.
Именно это обстоятельство и позволило Н.И.Куприяновой еще в 1988 году предположить, что «первая часть о рождении сына Павла у крестьянина Якова Иванова и вторая запись – о смерти двухмесячного младенца Павла у дьячка Якова Иванова относятся к ребенку, рожденному Ольгой Калашниковой». Согласно ее мнению влиятельный в Болдине Михаил Иванович Калашников, таким образом, просто прикрыл прегрешение дочери фиктивной записью в церковной книге. Истинная мать, записанная как крестная, получала, таким образом, полное право на воспитание ребенка.
Любопытен еще один факт. В Клировой ведомости Успенской церкви за 1830 год дьячок Иаков Иванов записан как сосланный в Сибирь на поселение за какую-то (не указанную) провинность. Получается, что Калашников как бы избавился от одного из неугодных участников сделки.
История третья
В 2013 году в издательстве «Молодая гвардия» (малая серия ЖЗЛ) вышла книга Михаила Дмитриевича Филина под названием «Ольга Калашникова: "Крепостная любовь" Пушкина». Включает она восемь глав и занимает 210 страниц. О чем же ведется повествование в данной книге?
Вниманию читателей известный историк и писатель М.Д.Филин предлагает научно-художественную биографию Ольги Калашниковой, дворовой девки помещиков Пушкиных, которой волей судьбы выпало стать "крепостной любовью" прославленного стихотворца и матерью его ребенка.
Роман столичного барина и "черной крестьянки" начался в псковском сельце Михайловском во время ссылки Александра Пушкина, затем на иной лад продолжился в знаменитые болдинские осенние дни, а завершился весьма своеобычно.
За долгие годы общения поэт вместе со своей избранницей, которая превратилась в дворянку и титулярную советницу, создали самобытный
жизненный текст, наполненный романтическими порывами, соседствующими с пошлыми прозаизмами. Своего рода – сочетание добродетели с пороком.
Перипетии данного романа нашли художественное отражение в таких пушкинских произведениях как "Евгений Онегин", "Русалка", "Сказка о рыбаке и рыбке" и др. Именно об и этом повествует автор, опираясь на разнообразные (в том числе архивные) источники.
Высказал прозаик несколько весьма интересных гипотез. Предлагаю вашему вниманию одну из них, которая появилась в пушкинские дни в Литературной газете под названием «Болдинский диптих».
Как известно, в жизни Пушкина было три «болдинских осени» - 1830, 1833 и 1834 годов. Наиболее интересен для нас октябрь 1833 года.
Именно в те дни в черновых тетрадях болдинского затворника возникли новые рисунки. Среди них - два женских портрета, появившихся возле набросков первых строк вступления к «Медному всаднику». Объединены они замыслом поэта, известны учёным и публике уже более столетия, но так и нет достоверного ответа на вопрос – кто изображен на них, чьи лики мы видим? Впервые они оказались воспроизведенными уже после смерти Пушкина в петербургском журнале «Русский библиофил» за 1911 год. Спустя еще почти тридцать лет пушкиновед Т.Г. Цявловская довольно аргументировано констатировали, что на левом погрудном портрете изображена в три четверти Н.Н. Пушкина. В качестве доказательств она приводила следующие «приметы»: «Красивые пропорции лица, чуть косящий глаз, некоторая неправильность бровей. Грустное выражение лица… Не раз рисовал Пушкин Наталью Николаевну… Этот портрет самый выразительный, самый психологический и самый красивый. Именно по этому пушкинскому портрету представляем мы себе облик жены Пушкина – лучше, чем по единственному портрету её, современному годам её брака с Пушкиным, акварели Александра Брюллова. Там представлена светская красавица с задумчивым, полудетским лицом. Здесь – красивая молодая женщина с серьёзным выражением милого лица. Волосы подколоты небрежно, по-домашнему. По этому интимному портрету видим мы тот облик жены Пушкина, который он любил и который рисовался ему в разлуке с ней».
Намного труднее, оказалось, опознать правый, профильный рисунок – взятую крупнее и словно выдвинутую на передний план женскую голову, отчасти заслоняющую пушкинскую супругу. Существует предположение, что поэт изобразил Александрину Гончарову, сестру Натальи Николаевны. Однако Пушкин рисовал свояченицу (в черновиках стихотворения «Странник» по утверждению Т.Г. Цявловской) совсем иначе. Кроме того, дошедшие до нас акварельные портреты Александры Николаевны, выполненные разными художниками, не подтверждают упомянутую версию.
Других претенденток на роль «модели» в пушкиноведении пока не обнаружено. Исследователи данной темы обычно ограничиваются ремарками о «женском профиле», «лице неизвестной» или же о «профиле старой женщины». Кстати заметим, что величать портретируемую персону «старой» вряд ли правомерно: она, конечно, выглядит старше Натальи Николаевны, которой шёл тогда двадцать второй год, но разница в летах между ними не слишком велика. Расцветающую Натали и её «соседку» вполне допустимо отнести к одному и тому же поколению.
Итак, два женских портрета в черновиках «Медного всадника» образуют своеобразный диптих – двухчастную целостную художественную импровизацию.
Автор выдвигает новую, собственную гипотезу, предлагая вспомнить, кто был рядом с поэтом Болдинской осенью 1833 года.
Предоставим ему слово - «Буквально в нескольких шагах от вдохновенно марающего бумагу Пушкина, - пишет автор, - жила в ту пору Ольга, дочь управляющего нижегородским имением Михайлы Калашникова. Она же – «крепостная любовь» барина в годы северной ссылки (1824–1826) и мать его ребёнка. Юная селянка Ольга, попавшая в «Дон-Жуанский список» поэта (1829), перебралась (вместе с семейством) из сельца Михайловского в Болдино в мае 1826 года. Здесь вскоре и произвела на свет младенца Павла и тут же (спустя два с половиной месяца) его похоронила. Позднее она была отпущена Пушкиным «на волю» и вышла замуж за скромного чиновника П.С. Ключарёва; стала дворянкой и титулярной советницей, но так и не обрела в супружестве счастья. Когда поэт наведался в Болдино в 1830 году, Ольга тесно общалась с ним. Перипетии их деревенского романа отражены в «Евгении Онегине», «Песнях западных славян», «Русалке» и других произведениях. В 1833-м Ольге Ключарёвой стукнуло – что стоит подчеркнуть – только двадцать семь или двадцать восемь лет.
Весной 1826 года поэт обошёлся с Ольгой («белянкой черноокой» из романа в стихах) так, как поступали с крепостными брюхатыми девками почти все селадоны из помещиков: он избавился от неё. Впоследствии, узнав о смерти «малютки», Пушкин попытался как-то загладить свою вину. Сметливая же Ольга решила претворить минувшее – месяцы страсти и могилу ребёнка – в доходный капитал. Удостоившись пушкинских «милостей» и войдя во вкус, титулярная советница Ключарёва возжелала большего и повела в письмах речи о дальнейших субсидиях и прочих благодеяниях. Кончилось всё тем, что раздражённый Пушкин, приехав в Болдино в 1833 году, вручил не знающей удержу Ольге крупную сумму денег («отступное») и обязал её прекратить меркантильную переписку.
Решительный разговор с бывшей любовницей случился, вероятно, в начале октября. В те дни Пушкин (трудившийся сразу над несколькими произведениями) завершал работу над «Сказкой о рыбаке и рыбке». Знаменательно: прототипом ненасытной старухи – центрального персонажа притчи о вечных проблемах бытия, «о смирении и гордыне» (В. Непомнящий) – была опять-таки Ольга Ключарёва. В общем, в первых числах месяца поэту довелось часто и подолгу размышлять о ней, – и его «забывшееся» перо преобразовало эти думы в лаконичный, напоминающий маску профиль зрелой, раздосадованной особы с «заурядным» плоским лицом и массивным подбородком простолюдинки. Поджав губы, женщина как будто выслушивает чьи-то нравоучения. Некогда «очень милая и добрая девушка», здесь она по воле охладелого рисовальщика лишена прежнего обаяния.
Тогда же произошло ещё одно важное для Пушкина событие: 8 октября, в воскресенье, поэт получил – после затянувшейся, встревожившей его паузы – сразу два письма от оставленной в Петербурге жены. Прочитав долгожданные эпистолы, успокоенный Пушкин вернулся к «Альбому без переплёта», к недавно начатому «Медному всаднику» – и там, но уже с нежностью и тщанием, пририсовал свою «жёнку» к портрету назойливой «столбовой дворянки». И получилось: ревнивая, чем-то «озабоченная» Наталья Николаевна «выглядывает» из-за Ольги.
Болдинский диптих Пушкина – это графическая новелла о прошлом и настоящем, о чувствах изжитых и любви теперешней, длящейся, пылкой. По всей видимости, композиция была завершена к концу первой декады октября 1833 года.
Сопоставить интерпретированный нами профильный набросок, к сожалению, не с чем: никаких других изображений Ольги Калашниковой-Ключарёвой не выявлено. Вдобавок пропало «описание росту и примет» её, сделанное в 1831 году. Так что перед читателем лишь предположение, которое мудрено превратить в общепризнанную атрибуцию».
Послесловие
Если версия, высказанная автором, соответствует действительности, то так и хочется сказать – «Шалун, однако был Пушкин!» Это надо же, поместил рядом с портретом жены свою «крепостную любовь». Но вглядитесь пристальнее в рисунок: бросается в глаза нежность Натали и суровость Ольги. Происходит как бы противопоставление внутренней сути двух женщин, сыгравших в его жизни благодаря рожденным детям (на этом их сходство, пожалуй, кончается) весьма большую роль.