Выйди, коханая, в гай

Фёдор Киприянович Чернов
Александр Другов сидел на лавочке и любовался  весенним садом. Вишни,  как будто засыпанные свежим снегом, источали густой аромат. Готовились расцвести сливы. Со стороны реки пролетела стая гусей. Вожак то и дело выкликал: «Гугут?» Наверное, спрашивал, все ли довольны, что он решил отправиться на озеро. И каждый раз вся стая одобрительно отвечала: «Гэ-гэ!» В небе нарезали круги стремительные стрижи. Над садом носились скворцы. Слышались птичьи голоса. Слева в соседнем саду старался скворец – трудолюбивый Сальери. За садом в лесопосадке заливался вдохновенный Моцарт – соловей.

Гармонию природы не слишком нарушала отдалённая ругань на чьём-то дачном участке и пьяный разговор у соседей справа. До Александра донеслась фраза:
- Вот я не пойму, там на Украине американцы воюют, что ли?
Раздался звонок мобильника.  Михаил, однокашник  Другова, приглашал его в гости. И не просто так: к нему в гости приехала его двоюродная сестра Оксана. Александр вытер выступивший пот, пригладил короткие тёмно-русые волосы.

Оксана была первой любовью Александра. Общительная, весёлая, с выразительными зелёными глазами и обворожительной улыбкой. Её коса, кудрявые завитки волос на висках вызывали у Другова волну умиления, а внимательный взгляд – жар в груди. Александр мечтал в юности жениться на избраннице. Однако не вышло с этим. Когда   Александр ушёл в армию, Оксане вскружил голову городской парень, и она вышла замуж. Ничего хорошего из этого не получилось. Рассталась она с мужем, когда закончила университет. Оставив дочку на воспитание своим родителям, Оксана упорхнула в Москву. Устроилась там по специальности: преподавательницей английского языка в школе.

Другов, отслужив в армии и закончив пединститут, поработал в местной поселковой школе, а потом как-то так получилось, что стал директором районного музея. Семейная жизнь у него тоже не сложилась, развёлся через пять лет. Сейчас ему уже было 33 года. С женщинами он сходился, но жил недолго. Не мог найти такую, как Оксана. Хоть и остался в душе горький осадок от её измены, но любовь к ней не мог вытравить ничем.

 Раздался голос кукушки. Поплыли по воздуху однообразные мелодичные круглые проникновенные звуки. Александру вспомнилось: «Закувала зозуленька…». Мать его возлюбленной – украинка родом из Харькова, с которой будущий муж познакомился на курорте. Она привила дочери любовь к украинским песням. Благодаря Оксане и Александр выучил несколько песен из её репертуара и частенько напевал их, когда думал о любимой. Он вспомнил ночь, когда признался избраннице в своём чувстве. Тогда, чтобы преодолеть робость, он запел песню: «Нiч яка мiсячна, зоряна, ясная, Видно, хоч голки збирай, Выйди, коханая, працею зморена, Хоч на хвилиночку в гай!»
Оксана тогда засмеялась, ласково-лукаво протянув: «Не-е-т, я в лес не хочу-у!»
Ободрённый её тоном, юный Саня продолжил пение, расхрабрился и  подхватил возлюбленную на руки после слов:
«Я ж тебе, милая, аж до хатиноньки сам на руках однесу!»
Держать на руках любимую и целовать её – это был счастливейший миг для Александра. Воспоминания охватили его, как морская волна накрывает купальщика с головой.

После, когда его возлюбленная была уже замужем, случайно встретившись однажды в посёлке, Александр и Оксана поговорили, она попросила у него прощения.
Другов шёл в гости в предвкушении счастья. Зайдя в обширную ограду, услышал оживлённый разговор из приоткрытых дверей просторного дома. Сердце бешено застучало, когда до него донёсся голос Оксаны.

Разговор слышался на веранде. Александр заглянул туда и был встречен радостными возгласами хозяина и хозяйки. Михаил хлопнул себя по груди, обтянутой тельняшкой, вышел из-за стола, крепко стиснул приятелю ладонь. Мотнул русоволосой головой, сидевшей на крепкой шее, приглашая садиться. Оксана глядела на Другова ласково-ожидающе и как будто слегка виновато. Всё такая же стройная, очаровательная как в юности.Брючки и светлая кофточка. Вместо косы - короткая причёска.

 Он приблизился к ней, чмокнул в щёку.На миг изумрудные очи оказались близко от серых глаз. Курчавый завиток коснулся его носа, отчего у Александра сладко заныло в груди.
Жена Михаила,  широко улыбаясь, стала потчевать гостя расставленными на столе блюдами. Но хозяин заявил:
- Погоди, надо сначала выпить за встречу! Давайте я вам этого «лыхны», которое сеструха привезла, налью, а сам уж водочки тяпну».

Александр похвалил вино, все поговорили о достоинствах абхазских вин. Оксана рассказала о том, как ездила отдыхать в Абхазию прошлым летом. Постепенно все разговорились. Гость смотрел на Оксану, и ему казалось, что никакого разрыва между ними не было, не было прожитых лет. Юность словно вернулась к ним. Хозяева тактично поддерживали беседу. Вскоре хозяйка ушла в комнату к внучке, которая смотрела телевизор. Собеседники рассказывали о себе, о друзьях, обо всём на свете. Александр к месту вспомнил смешные истории, которые случались с его знакомыми. Оксана заразительно смеялась, слушая его истории и шутки. Глаза её с восторгом смотрели на Александра.

Речь зашла об интернете. Другов с усмешкой высказался:
- Вот в ЖЖ чего только не пишут, какой только чепухи не встретишь! Одно время, когда в Татарстане какие-то придурки сожгли четыре церкви, которые принадлежали кряшенам, поднялась шумиха. Какой-то шустряк давай статьи клепать о том, что в Татарстане разгораются межнациональная и религиозная вражда. Мол, уже полно русских беженцев.

Михаил захохотал. Оксана невесело усмехнулась и произнесла:
- Вот так и про Украину сейчас пишут наши СМИ, будто тысячи беженцев оттуда стремятся в Россию уехать.
- А что, неправда, что ли? Нет, так будут ещё. Смотри, что там бандеровцы делают, - сказал ей брат.
- Да нет, конечно! У меня есть много знакомых, друзей в Харькове, Киеве. Они говорят, что у них всё спокойно. Это у нас истерию нагоняют. Украинцы оскорблены тем, что Крым у них отобрали.

Александр в изумлении смотрел на Оксану. Горячие волны в его груди остывали и уходили куда-то.
- И правильно сделали, что Крым вернули в Россию, - упрямо сдвинув брови, выговаривал Михаил, - А ты знаешь, у нас на работе мужик есть, Петром зовут, так он недавно украинскому своему дружку звонил. Они с ним в армии подружились. Так, знаешь, тот тоже сказал, что у них всё путём. А потом заявил: «Да ты, проклятый москаль, ничего не понимаешь!» И трубку бросил. Петя в шоке. А тот присылает смс-ку: «Ты что, хочешь, чтобы мой дом спалили?» Боятся они там правду говорить.

- Со мной нормально говорили по сотовому, - произнесла Оксана и поджала губы.
Брат перевёл разговор на другую тему. Вскоре он отправился смотреть телефильм, подмигнул приятелю и  сказал с намёком:
- А вы сидите, общайтесь хоть до утра.

Однако беседа у оставшейся пары затормозилась. Оксана избегала смотреть в глаза Александру. Тот пытался вспомнить что-нибудь смешное, но в голову ничего не шло. Тогда он спросил:
- Оксана, почему ты так про Крым отозвалась? Ведь он до хрущёвского решения России принадлежал.
- Мало ли что кому когда-то принадлежало?! – воскликнула та. – Греки с древности там живут, что, теперь Крым Греции надо отдать?
- Да, жили. Но к Греции он никогда не относился. И потом, после Одесской трагедии как ты можешь оправдывать нынешнюю украинскую власть?
- Я говорю, что у нас много об этом врут, - с досадой ответила она.

Волны отхлынули, обнажив камень. Камень этот давил своей тяжестью, Александру трудно стало дышать. Глубоко вздохнув, он проговорил:
- Давай повспоминаем нашу юность.
Но Оксана каким-то потускневшим голосом промолвила:
- Нет, поздно уже. Я спать хочу.

Александр попросил её выйти с ним. Они вышли из ограды. Кругом стояла бархатная ночь, вверху торжественно сверкали звёзды. Героически преодолевая тяжесть в груди и наступающее разочарование, Другов начал цитировать текст когда-то любимой ими обоими украинской песни. Оксана оставалась безучастной. Он попытался обнять её. Однако бывшая подруга резко отстранила его руки, сухо сказала: «Спокойной ночи!» И вошла в ворота.

Александр шагал домой. И грустно ему было, и досадно на себя, и жалко своей надежды-мечты неоправдавшейся. В голове упорно крутился мотив украинской песни и строки:
- Ой, дивчино, шумить гай,
 Кого любиш,  забувай.
В висках с каждым шагом отдавалось: «За-бу-вай, за-бу-вай, за-бу-вай».