Кристофер

Анна Николаевна Шведова
- Что это? Объясните мне наконец, что это такое?
Слова исторгнулись с шипением рассерженной змеи, но я не собиралась за них извиняться. Я с трудом добралась сюда и теперь отступать не собиралась, даже если пришлось бы вытрясти из проклятого старикана душу.
Старый араб безмолствовал. Он сидел на низеньком стульчике в окружении дешевых сувениров и поддельных кальянов и смотрел на неприлично голоногую голубоглазую туристку с полнейшим равнодушием.
- Вы меня понимаете, - прошипела я, наклоняясь и глядя прямо в полночные глаза старика. Плевать на приличия. Я дошла до той степени гнева, когда забываешь о чувствах других, - И Вы знаете, что это такое.
Веки чуть дрогнули. Губы изогнулись в усмешке. Быстрой, непонятной, чуть глумливой. Такую распознаешь только если внимательно смотреть. А я смотрела. И  мне очень нужны были ответы.
- Русски Наташа? Мадама купить? – улыбка стала шире, дурашливее, темная жилистая рука небрежно указала на деревянные статуэтки, но черные глаза ни на мгновение не оторвались от моего лица.
- Три дня назад. Вы видели. Вон там, - я ткнула пальцем в истертые камни брусчатки, в редкостно свободный от лавок и товаров клочок перекрестка посреди медины, старого арабского города.
Это и вправду случилось там. Случайно или нет, но люди обходили то место стороной, ничего не замечая. И я не заметила бы ничего странного ни сейчас, ни тогда, три дня назад, не коснись тогда моих ног нечто мягкое, осторожное, словно изучающее внимание кошки. Сначала не было ничего удивительного в том, как легкий ветерок взметнул пыль вокруг меня и закрутил волчком песок… Но потом песчинки замерли в воздухе и опали вниз в узнаваемом изображении цветка. То-то я удивилась. Но еще не испугалась. Чудеса природы! Чего только не бывает в мире… Идиотка. Знала бы все заранее – бежала бы от этих чудес как от чумы! Новый, более резкий порыв ветра разбросал песок и вновь сложил рисунком. На сей раз змеи, с черными глазками из двух бесхозных бусинок и шелестящей ореховой скорлупкой на хвосте. Плоское песчаное тело рептилии извивалось у моих ног, как живое, а я могла лишь тупо наблюдать за ним. Это уже не чудеса, это мистика какая-то. И лишь когда песчаная змея закусила собственный хвост, замкнув меня в кольцо, я забеспокоилась. У меня галлюцинации? Чем-то опоили? Обкурили? Кошелек и документы при мне? Вон старый араб странно так на меня смотрит…
Растерянная и встревоженная, я вернулась в отель. За окном выл ветер, море покрылось белыми барашками, а я уткнулась в книгу и скоро забыла о странностях.
Вспомнить о них пришлось на следующий же день.
Я не сумасшедшая, не экзальтированная эзотеристка и умею отличать реальность от вымысла. То есть, так мне казалось утром, но уже к вечеру я стала сомневаться сначала в собственных глазах, потом  и в уме.
В тот день я вышла из отеля поздно и не сразу поняла – что-то изменилось. Ветер привычно  трепал волосы, рвал полы рубашки, требовательно ласкал ноги, но в воздухе витало какое-то странное, зло-веселое возбуждение. Что-то произойдет, решила я, сама не зная почему. 
- Сирокко, - со знанием дела заявил незнакомый молодой человек приятной наружности со следами многодневного отдыха на море и пояснил, - Это такой ветер. Обычное дело для весны. Говорят, от него с ума сходят.
Здесь мне надо было удивленно раскрыть глаза и охнуть, поскольку загорелый мужчина широко и белозубо улыбнулся – прелюдия закончена, можно и знакомиться… Да "обычный" ветер неожиданно сыграл злую шутку: швырнул в лицо незнакомца горсть песка с обломком кактуса впридачу. Бедняга.
Потом был мусорный бак, с грохотом прокатившийся от резкого порыва ветра и неожиданно перегородивший мне дорогу. Потом сорванные со стены цветущие бугенвиллеи – лепестки засыпали меня метелью и остались лежать у ног малиновым ковром. Водяными брызгами окатило, стоило только подойти к морю – меня, только меня! Отдыхающие спрятали ленивые улыбки, а стоявшая рядом девочка забросила свой песочный замок и долго смотрела мне вслед.
Поначалу меня забавляли ветряные игры, к вечеру я нервно косилась по сторонам. Если я схожу с ума, заметно ли это кому-либо еще?  Ну не безумие ли это – ощущать в диких плясках ветра руку существа невообразимо великого и грозного?
Вечер и утро я трусливо провела за закрытыми дверями, но не торчать же в отеле весь день?
Он рассердился. Я знала это, чувствовала это и нервничала… Уже в дверях отеля струя воздуха хлыстом ударила меня по щеке. Потом был песок – если вы никогда не ощущали обжигающую боль от резко впивающихся в ваше тело песчинок, то сообщаю: удовольствие это сомнительное даже для мазохистов. Ветер сбивал меня с ног, толкал в спину, рвал одежду, бросал передо мной обломанные ветви и выстилал обрывками газеты дорожку… Я видела, как под порывом ветра гнется одно дерево в пяти метрах от меня… а в пятнадцати - не шелохнется другое. Я точно сходила с ума.
И вот теперь я была здесь, в медине, на том самом месте, где все началось три дня назад, стояла перед стариком-арабом и орала:
- Что ОН от меня хочет? Я не понимаю!
Не знаю, что убедило старика – мое отчаяние или моя злость, но он ответил. По-арабски, разумеется, перемежая речь французскими словами. А я с грехом пополам английский понимаю, из французского знаю только незабвенное "же не манс па сис жур".  Только меня это не останавливало.
- Я не сумасшедшая! - кричала я по-русски.
Араб лепетал нечто свое, повторял "шехили" и, выразительно закатывая черные глаза, изображал игру на дудочке…  Бесполезно. Не понимаю. Я тяжело вздохнула, а резкий порыв ветра сорвал цветастые платья с соседней лавки и сбросил их на меня.
- Как от него защититься? Гардэ, понимаете? Или как там по-французски? Протекшн? Тьфу, - дико отмахивалась я от шелковых нарядов как от нападения плотоядных бабочек.
Старик понял. И удивился. Он долго вглядывался в меня, потом медленно кивнул. Его темные худые пальцы коснулись серебряного медальона, висевшего на шее.
- Амулет? Да что угодно, только помогите!

Не только у ветра была оборотная сторона. Оказалась она и у города. И бутафорски разряженная лавка, рассчитанная на туристов, за тяжелым расшитым пологом оказалась мрачной и строгой. Старик вел меня по узким не то коридорам, не то смыкающимся вверху улицам, не то тоннелям, переходящим друг в друга и никогда не заканчивающимся. Тусклый свет, бесконечные ступени, смутный запах амбры… Здесь проще было поверить в магрибские сказки и я верила, теперь вполне верила… Закутанная по самые глаза женщина исподлобья глянула на меня и вступила в долгую сердитую перепалку со стариком. Мне не стоило даже вслушиваться – слова звучали диковатой резкой мелодией и не более… Я огляделась. Поблескивающая медная посуда, полумрак, узорные ковры, ароматы специй и благовоний - волшебная лавка Алладина…
  - У нас есть сказка, - голос был тих, акцент приятен и мягок, но из неоткуда появившийся черноглазый юноша не пытался расположить к себе, - Весной и осенью каждый год Господин пустыни искает себе новую жену. Он оседлывает ветер, скакает к морю, играет на флейте, потом находит жену и идет опять в пустыню. От его флейты рожается ветер, итальяно зовут его "сирокко", по-нашему "шехили". Сирокко злой и раздраженный, пока не может наискать себе жену. Он летает там и там, чтобы искать.
- Этого не может быть, - недоверчиво отшатнулась я, - В век всеобщей компьютеризации верить в такую чушь?
- Да, - без тени смеха кивнул юноша, - Это сказка, а сказка не есть правда.
- И куда потом деваются… его жены?
Молодой араб пожал плечами.
- А если она не захочет? Неужели от него нельзя избавиться?
Черные брови в изумлении взметнулись вверх.
- Она не хочет стать Госпожой пустыни?
- Халиф на час? – фыркнула я, - Слышали о таких.
- Не час, а много, много больше. Великая власть. Великая честь, - искреннее благоговение в голосе. Я застонала и опустила голову.
- Она боится его.
- Ее не надо защитить. Это ее прекрасная судьба.
- Ну уж нет. Он, – я обернулсь: старик уже не препирался с женщиной, голова к голове они шептались и копались в шкатулке, выуживая старые серебряные монеты и придирчиво рассматривая их под лампой, - обещал мне защитный амулет!
Почувствовав внимание, женщина подняла голову. Недобро поглядывая на меня, она принялась говорить и говорить и голос ее был визгливым и презрительным.
- Она говорит, ты глупая, - бесстрастно перевел молодой мужчина, - Она говорит, никто не отказывает Господину пустыни. Ты будешь жалеть.
- Не нужен мне никакой Господин пустыни! – взвизгнула я, - Избавьте меня от него!
Ответом мне была гневная тирада и презрительный плевок под ноги.
- Она говорит, ты из чужой страны, поэтому она тебе поможет. Ты не будешь Ему хорошей женой. Она говорит, ты слепая, ты не понимаешь, от чего отказываешься. Это великий подарок. Но она с радостью избавит ЕГО от такой плохой жены…
Я упрямо замотала головой. 
От благовоний, тягучего монотонного пения и какого-то пряного пойла я отупела так, что происходящее казалось сном. Меня раздевали и одевали, окатывали водой, заставляли встать туда и сюда; я выложила все деньги, которые были с собой, отдала кольца, серьги и золотую подвеску. Мне было все равно. Что делала хозяйка лавки и ее молодой подручный с серебряной монетой, я не знаю, но вечность спустя монета, оплетенная медной проволокой и подвешенная на жесткий кожаный шнурок, перекочевала на мою шею. Останься во мне хоть капля здравого смысла, я бы возмутилась. Но здравого смысла не осталось. И как я оказалась в отеле – не помню.
Голова гудела как с похмелья, губы вспухли и потрескались. Это что за дрянь я вчера пила? Идиотка, идиотка и еще раз идиотка! Отдать все деньги ни за что, каким-то мошенникам, хорошо хоть паспорт не подарила… Полдня я висела на телефоне, меняла билет на вечерний рейс до Москвы, договаривалась с попутчиками до аэропорта, складывала вещи. Хватит с меня этого дурацкого курорта с его магрибскими сказками! Что это на меня вчера нашло? Какого дурмана я нанюхалась, раз вообразила, что все случилось на самом деле?
Я тщетно обманывала себя, ибо знала, кто там, снаружи. Из отеля я рискнула выйти лишь к вечеру, когда до отправления в аэропорт оставался час. На улице никого не было – ни людей, ни кошек, ни птиц. Он смел их. Они ему мешали. Он ждал меня. И он сердился. Ох как он сердился! Он мог бы разрушить стены, но ждал, что я сама к нему приду. Ведь зачем скрываться? Разве кто-нибудь может пренебречь Его вниманием?
Море исходило мелкими нервными волнами. Воздух гудел словно тьма шмелей.
Я слышала Его. Я не могла не слышать – Он был везде. Я слушала Его… И сдалась. Он оглушительно шептал мне на ухо, Он высвистывал необузданно-дикую и прекрасную мелодию, от которой захватывало дух, Он пел… Его сценой была вселенная, Его инструментами – земля и воды, ветер и звезды, Его единственным слушателем была я. Он не ждал моего согласия. Он просто объяснял мне, что такова Его воля. Я могла только склониться перед Его могуществом и смириться. Склониться и смириться. И это трудно было НЕ сделать. Он не обещал могущества, Он сам был могуществом, рядом с которым невозможно быть ничем. Он не говорил о чести, ибо честью было уже то, что Он говорил со мной. Он не вспоминал о времени, ведь рядом с ним время превращалось в вечность.
Я вчера и вправду не понимала, от чего отказалась, но я отказалась… Я отказалась?  Так это не сон и не галлюцинации?
Рука непроизвольно дрогнула и коснулась медно-серебряного амулета.
Как? Ты желаешь оскорбить меня отказом?
Холодно, ох как же холодно! Море закрутилось смерчами, вскипело… Соленые острые льдинки впились в лицо. Я сильнее сжала в кулаке амулет. Глупая, глупая, но я слово дала и теперь не могу иначе. Прости…

Под крылом самолета таяли разноцветные огни городов, вечернее небо было глубоким и чистым. Ветер догнал потом, когда исчез во тьме четкий рисунок берега. Самолет покачивало и встряхивало, озабоченные бортпроводники сновали между рядами ничего не подозревающих пассажиров. Мои пальцы судорожно сжимали амулет, я пыталась думать о будущем, а не о прошлом и тем более не о несбывшемся, вот только слезы не подчинялись ничьим увещеваниями.
Он долго еще был рядом. Там, за иллюминатором, в темноте… Стены помехой не были – ни тогда, ни сейчас. Он прощался. Он сердился и жалел. Меня.
Над Италией Его гневу вторили буйные ветры, над Черногорией Его сожаления пролились ливнем. Над Румынием Он приотстал, а потом я перестала Его ощущать. И только шлейф из печали, воды и тумана продолжал тянуться за самолетом до самой Москвы…

23.05.2013. В выходные в Москве тепло и с дождями
В предстоящие выходные дни погоду в столичном регионе будет определять южный циклон, центр которого с севера Италии сместится на Беларусь. Сначала Москва и область попадут в его теплый сектор, а затем окажутся в тыловой части циклона, в более прохладном воздухе. Прохождение атмосферных фронтов будет сопровождаться дождями, грозами, усилением ветра.

Гроза за окном - слезы о несбывшемся, гнев на трусость.
Циклон Кристофер. Это ЕГО-то назвали Кристофером? Глупые люди, что они понимают? Его зовут совсем не так, я знаю, ибо Он сам нашептал мне свое имя.
Только этого я никому никогда не скажу…