Глава 2. Удальцово и удальцы
После обеда я взял телефонную книгу и после некоторого раздумья решил сначала обзвонить друзей, а уж потом подружек. Подружки – они, конечно, дело увлекательное. Но какова моя стратегия в этом вопросе? До армии с тем или иным успехом я ухаживал сразу за несколькими особами. Две из них даже писали мне в часть, и я чувствовал себя им обязанным. Но обо всём этом следовало ещё хорошенько подумать. Для общения же с друзьями подготовки не требовалось.
Первым я набрал номер Петьки Акиндинова. В нашем классе он был отличник. По направлению – технарь, но, как многие технари, большой любитель художественной литературы. После школы Пётр поступил в областной физтех и теперь уже заканчивал третий курс. В другое время я мог бы его и не застать. Но вернуться домой мне выпало в очень удачное время. В первую майскую декаду у нас если кто и работает, так только у себя на даче или на огороде. И Петька, конечно, был дома.
Дом Петькин – не ближний свет: в Удальцове. Но минут через двадцать хорошего марша я был у вокзала. Перешёл железнодорожный мост. Там ещё немножко. Вот и оно: особый район нашего города.
Как и Озорново, Удальцово когда-то было богатым селом. Как и Озорново, село это постепенно слилось с городом, но в городе не потерялось. Здесь и впрямь жили удальцы. Взять хотя бы нашего Петра: кровь с молоком, осая сажень в плечах и т.д. – это про него. В Удальцове все были такие. И как подобает большим и сильным, удальцы не были чересчур задиристыми. Наоборот, благодаря им в молодёжной среде нашего городка царили покой и справедливость. На любой дискотеке присутствие удальцовских было гарантией порядка. Милиция скучала. Выступать же против них коллективно просто никто не решался. Такова была слава.
Удальцово располагалось на большом, господствовавшем над округой холме, растекаясь по его отрогам в виде нескольких лучей или стрел. Гулять тут было приятно. Дома, в основном, деревянные, одно- или двухэтажные, по-деревенски изукрашенные, тонущие в цветущих садах. Улочки усажены дубом и ясенем.
Петькин дом выделялся среди других небольшим серебристым куполом. Это была обсерватория. Петька начал строить её в девятом классе. Весь класс ему, конечно, помогал. Обсерватория выросла из чердака деревянного сарая. Телескоп доставил Юрий Евгеньевич, Петин отец, военный строитель, много лет проработавший в специальных загранкомандировках, и сам – большой любитель звёздного неба. «Видели бы вы это небо в Сахаре!» - говаривал он. Купленный дядей Юрой телескоп увеличивал раз в сто. Через него можно было увидеть многие планеты Солнечной системы с их спутниками, не говоря уж о луне. А иногда Пётр устанавливал на свой аппарат какие-то световые фильтры, и мы смотрели на Солнце. Это зрелище было самым лучшим: пятна, протуберанцы, клубящиеся пламенные глубины – словно перед тобой не огненное светило, а какое-то колоссальное косматое живое существо: непредставимых размеров плазменный шмель...
Петька был дома один. Мне искренне обрадовался. Попытался накормить окрошкой. Я согласился только на компот.
Чего с первого мига просто нельзя было не заметить, так это ухоженного вида моего приятеля. Раньше Петька слишком большим вниманием к себе не отличался, а тут даже стрижка у него была эдакая гламурненькая. Не иначе как угодил, бедняга, в гравитационное поле какой-то очень сильной звезды.
Нам было, о чём вспомнить, что рассказать друг другу. После двух пиал компота начал я. Речь шла, конечно, же о моих военных похождениях. Петька слушал внимательно и высказался только под конец:
- Значит, жива наша армия. Если верить ящику-то, там одни беглецы да самострельщики.
- Армия жива, - кивнул я. – Но пока ФСБ не обрубит этим абрекам денежные щупальца, в том числе здесь, в нашем тылу, войне конца не будет.
- Пока ФСБ размышляет, наши удальцы уже над этим работают! – оживился Петька.
С жаром и весьма подробно он поведал мне о том, как почти сразу после моего ухода в армию городок наш внезапно, словно эпидемия, охватила на широкую ногу поставленная наркоторговля. Долго это лихо обходило Озорново-Никольское стороной. И вот явилось-таки во всей своей красе. В ассортименте была и анаша, и героин. Даже «элитный» кокс можно было, при желании, достать. Держали эту торговлю в своих руках не просто какие-то расторопные цыгане. Действовала целая система. «Чехи» составляли в ней силовой ресурс. Ну и кое-кто из местных, конечно, не замедлил подключиться к прибыльному делу. Пришла на берега Раны развесёлая жизнь.
- Поначалу удальцы это дело проморгали, - говорил Петька. – Потом попытались порядок навести. Да не тут-то было. Система просто так не сдаётся. Пришлось заняться вопросом всерьёз.
«Удальцами» в наших краях прозывалась удальцовская ОПГ. Возникла она во время горбостройки. Я слышал, что в брежневские золотые времена преступная флора у нас не отличалась богатством и разнообразием: функционировали, в основном, карточные шулера. Демократическая весна сразу дала новые и пышные криминальные всходы. Но почти все они мгновенно были подавлены наиболее сильной культурой: удальцами. Впрочем, по сути бандитами их никто не считал. Появлению других банд в городе они решительно воспрепятствовали. Что такое пресловутые «разборки» Озорново-Никольское знало только понаслышке. Деловые, серьёзные ребята, к которым в трудных обстоятельствах можно обратиться – и они помогут: такой образ «удальцов» сформировался в сознании моих земляков, а уж удальцы его старались всемерно поддерживать. Город был благодарен им за покой в течение всех «тёмных девяностых». Наркомафия явилась новым вызовом установившемуся порядку вещей.
Петька рассказал, как удальцы вначале ликвидировали наркосеть в самом Озорново-Никольском, но, глядя вперёд, решили на этом не останавливаться, и следующим ударом зачистили силовой хребет наркомафии в областном центре. Получилось это неожиданно легко. «Чеховская бригада», как видно, не ожидала такой дерзости в русской глубинке. Бдительность у них оказалась нулевая. Но для того, чтобы исполнители сработали быстро и эффективно, без сомнения, потребовалась кропотливая работа удальцовских разведчиков.
- Стопроцентный результат, - хвастливо констатировал Петька, словно это он сам всё исполнил. - Конституционный порядок навели. Исполнителей отправили от греха подальше в далёкие края. Зато наркотики в области после этого практически исчезли. Правда, удальцы не обольщаются. Ожидается продолжение банкета. У наших оппонентов ведь, как-никак, существует обычай кровной мести. Но пока суть да дело, вся коммерция у нас в районе перешла под защиту удальцов. Под их опекой все школы бокса и единоборств. И в области влияние наше растёт.
- Вот это да! - искренне восхитился я. – Такая организация должна развиваться. Идти во власть.
- Городская власть у нас приличная. Хороший мэр. Вот в области надо что-то делать. Там такое болото!...
Чтобы вспомнить старое, мы сели за шахматы. Когда-то я оказывал Петру вполне приличное сопротивление. Но теперь, под чай с пончиками, проиграл две партии с треском. Петька повернул доску для третьей, но, видно, решив, что я вряд ли ещё на что-то способен, раздумал:
- Пошли-ка лучше Прокла Севастьяныча проведаем.
- Юрку? Он разве не в училище?
- Какое там училище! – мой друг презрительно отмахнулся. – Бросил осёл своё училище. В автомастерских работает. Правда, слывёт хорошим мастером. Все иномарки стекаются к нему. Не бедствует парень, многим помогает и довольно скоро намеревается жениться. Другое дело, что он теперь не совсем Юрка...
- Это как?
- Вот так. Он сейчас больше Гэлдор.
- Гэлдор? Я помню, так звали у Толкина какого-то эльфа.
- Вот-вот-вот! Наш Юрка теперь из этих самых «толкинутых» и есть.
- И много их у нас?
- С десяток наберётся. А Юрка у них за главного.
Глава 3. Леший и утопленница
Юрка Прохоров тоже был нашим одноклассником. После того как мы прошли известную некрасовскую поэму, его стали величать Проклом Севастьянычем. Прозвище не забылось и после школы.
Прохоровы жили от Акиндиновых неподалёку, в деревянном двухэтажном доме, но уже за пределами Удальцова. Когда-то дом этот принадлежал железной дороге. Со временем контора была переведена в новое каменное здание. А его приспособили под жильё. Отец Юрки, заслуженный железнодорожник, получил нижний этаж в качестве новой квартиры по случаю очередного прибавления в семействе: родился третий сын. И этим сыном был именно Прокл Севастьяныч.
Новоиспечённое жилище огородилось забором, окуталось садом, ощетинилось малиной и крыжовником. Появилась живность. Даже пчёлы подарили этому дому своё сладкое полуденное гудение. А вскоре жильцы появились и на верхнем этаже: семья Васильковых. Тоже железнодорожники, только с двумя дочурками. В такой-то благоприятной среде и возрастал Юрка. Как самого младшего все его любили, лелеяли и тискали. Рос он, рос, и вырос… Истинным и верным воином хэви-металла!
Хэви-металл – как много в этом звуке! Вот Один во тьме грозной ночи, качаясь, висит, пригвоздив себя копьём к мировому древу: страдает и познаёт мудрость рун, холодно серебрящихся на листьях Великого Ясеня Иггдрассиль… Вот великий дракон Смог бросается из ночного неба на Озёрный город, опаляя его багровым пламенем. Тучи стрел взмывают навстречу змею, но лишь бесполезно щёлкают по драгоценному драконьему панцирю. И лишь одна стрела – чёрная стрела сумрачного Бэрда – находит цель, когда луна встаёт из-за гор, и на панцире Смога высвечивается незащищённое тёмное пятно. Истошный вопль разносится по окрестностям. Дракон стремглав падает в озеро, и озеро вскипает, и белый пар окутывает всё вокруг... Вот шум великой битвы: смертоносный перезвон булата. Резкие порывы ветры. Громы и молнии с небес. Разносятся боевые кличи, ржут богатырские кони. С воинственной песнью несутся над полем брани и подхватывают на лету поражённых героев прекрасные крылатые девы-валькирии, чтобы унести их в Небесный град, в Великий Дворец Павших, освещаемый сиянием стальных мечей...
До армии хэви-металл для нас с Юркой был если и не религией, то главной идеей. На деле это, конечно, была лишь форма, которую мы стремились наполнить нравящимся нам содержанием. Именно благодаря «металлу», я заинтересовался Вагнером, европейским героическим эпосом, образами Константина Васильева. И скоро уже вполне укрепился в мысли, что музыка эта – отнюдь не изобретение последней четверти ХХ века. Дух её ведёт к тайным воинским культам, к секретам волшебников-кузнецов, к магическим заклинаниям древних волхвов и кудесников.
С тех пор веяние этого духа я замечал в очень многих вещах. А как-то раз во сне даже удостоился беседы самого Вещего Олега. Был он в кольчуге, но без шлема, длинные светлые волосы, борода с проседью, на плечах – длинный княжеский алый плащ – корзно. Мы говорили долго. Но на утро в своей тетради сновидений я смог описать лишь внешность князя. Ничего из разговора достоверно вспомнить не удалось. И всё равно это было настоящее «металлическое» откровение.
Думаю, такой эпический настрой был мне очень полезен и при уходе в армию, и во время самой службы. Мало кто идёт теперь служить с лёгким сердцем. Но когда мы, простившись с родными, ждали на призывном пункте, как жребий, команду, которая возьмёт и увезёт нас в свою часть, я молился Богу только словами: «Да будет воля Твоя!». Нас много пугало Чечнёй телевидение. Но что-то внутри меня жаждало оказаться именно там. Поэтому, когда мы сели на поезд, следующий во Владикавказ, я вздохнул с облегчением. А уж как довелось попасть в горные районы, на самую настоящую войну, реальность вокруг меня стала настолько густо-металлической, что иногда и решить было трудно: сон это или явь? Там, в горах, выпало мне незабвенное счастье пережить мгновения достойные и кисти Васильева, и отточенного пера Вагнера. И, пожалуй, я не слишком удивился бы, если где-нибудь на горной тропе под Ведено мне снова повстречался бы Вещий Олег с пулемётом «Печенег» наперевес.
* * *
В отличие от Петьки, известие о том, что Юрка на данный момент – Гэлдор, меня обрадовало. Я читал «Хоббита» ещё в третьем классе, а «Властелина колец» - классе в восьмом. Любимые книги. Про то, что существуют «толкинисты», тоже, конечно, раньше слышал. Но как это на практике? И вот мой собрат-металлист – вождь озорново-никольских толкинистов! Отчего бы и не порадоваться?
Калитку Юркиного дома открыла высокая милая девушка со светлыми волосами, собранными в хвостик. Это была одна из голубоглазых сестёр-соседок Васильковых. Кажется, Оля. Узнав о цели нашего прибытия, она указала на сад в глубине двора.
Юрка сидел в кресле-качалке под большим ясенем, росшим рядом с забором. Над ним на большом суку дерева висел кусок материи, в котором я сразу признал эльфийское знамя: на синем полотнище кто-то очень искусно вышил серебряного лебедя. Юрка читал толстую книгу. Можно было не сомневаться какую. Его одеяние не слишком отличалось от привычного хэви-металлического прикида. А вот обувь! Прямо-таки крутая экзотика: что-то типа плетёных кожаных сандалий, но поднимающихся до самых колен, со шнуровкой посередине.
Увидев нас, Юрка издал ликующий нечленораздельный звук и бросился ко мне в объятия. Наобнимавшись, мы пришли к выводу, что в сложившейся обстановке неплохо бы чего-нибудь выпить. По логике вещей это должно было быть пиво. Однако Юрка заявил, что у него есть нечто поинтересней. Он вернулся из погреба с двумя пластиковыми бутылками красновато-бурой полупрозрачной жидкости, темнее, чем пиво, и торжественно объявил:
- Ол – к вашим услугам!
- Ол?
- Ол-л. У кельтов говорят «эль». А наши предки произносили это слово как «ол». Конечно, в рецептах кое-какая разница есть, но, в общем, эль и ол – напитки-братья.
У зарослей сирени в саду был вкопан деревянный некрашенный доминошный стол. Мы придвинули к нему две лавки. Явились большие деревянные кружки. Зашипел в кружках неведомый напиток.
Я отпил немного. Подержал во рту. На пиво похоже, но гуще и крепче. Вкус пряный, со сладинкой – видимо, от каких-то ягод.
- Между прочим я читал, что после падения Византии на Руси олом даже причащали в церкви. Поставки вин с юга прекратились. Вот и решили, что к красному вину ближе всех ол, - рассказывал Юрка.
- То, что это вкусней пива – точно! – молвил Петька.
- И мне понравилось, - кивнул я. – Сам делаешь что ли?
- Не совсем сам, но заслуга моя велика, – поиграл бровями Юрка. – Я нашёл рецепт, бочки для производства обеспечил. Варит же сие зелье Пашка Глечиков, то бишь наш Феанор Оловар. Не так давно мы это дело начали. Сделали запас: три бочонка у нас в погребе, три – у Пашки. Но со временем, коли дело пойдёт на лад, с олом можно будет познакомить и более широкие народные массы. Вот только срок хранения предстоит уточнить. И это нам придётся испытывать на себе.
Петька поинтересовался рецептом.
- Нашёл его в старом этнографическом журнале, - Юрка подлил всем своего драгоценного питомца. - Взял я этот журнальчик в нашей библиотеке совсем по другому вопросу. И вдруг гляжу: «Рецепт древнего напитка». Списал. Много там оказалось ингредиентов, и к бочкам кое-какие требования. Но всё это отныне - эльфийская тайна! Должны же у нас быть какие-то тайны. А то вон даже малютки-медовары...
- Прекрасная мысль! – одобрил я. – Вам бы теперь ещё рецепт лембасов отыскать.
- Отыщем. Пекарей, правда, пока нет. Но, думаю, скоро кто-нибудь постигнет сие искусство.
- Для хлеба нужна печь, - сказал Пётр. – Так что вам и печники потребуются. А в кладке русских и других печек, кстати, кое-что понимает мой отец.
- Мы пошлём ему ола и попросим обучить нас этому ремеслу, - кивнул Юрка. И была в этих его словах какая-то, поистине, королевская распорядительность.
- Ол – футбол – рок-н-ролл, - неожиданно пришло мне в голову. - Вот как отныне должна звучать любимая триада футбольных фанатов.
- А любимая триада подрывников: ол – тол – рок-н-ролл, - усмехнулся Юрка.
Мы выпили ещё по кружке, и он продолжил вводить нас в курс дел дивного народа. Оказалось, находились мы в данный момент не просто в Юркином саду, а в походном лагере тех самых таинственных эльфов, которых Фродо и его друзья встретили, уходя из Шира, и которые на время уберегли их от чёрных всадников. К какому из эльфийских племён они относились – вопрос спорный, но ближе всего к месту встречи располагалась Серебристая Гавань. Значит, могли иметь к Гавани какое-то отношение. Вождя эльфийского отряда звали Гэлдором. Юрка так и нарёкся. И знамя над его головой было знаменем Серебристой Гавани.
Об эльфах Гэлдора у Толкина мало что рассказано. Вот Юрке сотоварищи и приходилось больше полагаться на собственное разумение. Лес, звёзды, длинные эпические и любовные баллады – это понятно: приходит на ум при мысли о любых эльфах. А вот что ещё? Зачем и куда эльфы Гэлдора странствовали по своим зачарованным тропинкам? Докопаться до этого предстояло какими-то окольными путями.
Музыкой в компании занимался лишь некий Даэрон. Зато все дивнонародцы без исключения освоили лук. Известно, каждый уважающий себя эльф уверенно попадает со средней дистанции в беличий глаз. Юркиным соратникам до такой меткости пока было далековато, но приличную стрельбу по более крупным целям Юрка обещал вскорости продемонстрировать.
Что же до вышеупомянутых лесных тропинок, эльфы с самого начала своей эльфийской жизни взялись за охрану и очистку лесов. Юрка поведал нам: войдя в контакт с директором второй школы, они даже провели субботник в ближайшем к Удальцову леске. Сколько себя помню, там была дорожка для любителей бега, но туда же имели обыкновение наведываться любители шашлыков, оставлявших после себя смрадные стоянки, много давшие бы археологам эпохи постмодерна. Весь инородный хлам, накопившийся за много лет, школьники под руководством эльфов из леса вынесли. Бутылки сдали в приёмные пункты стеклотары. Вырученные деньги отдали школе. Остальное сожгли.
Дуньки-Настьки же – так прозывался в народе лес рядом с нашим Озорновым – очистили собственными силами. А вслед за тем устроили там дэлонь... Дэлонь – это сторожевой наблюдательный пост, спрятанный в ветвях дерева. Эльфы, по крайней мере, определённая их часть, как известно, селятся в ветвях разросшихся деревьев. Не всякое дерево, конечно, для такого жилища подойдёт. Эльфы Лориэна предпочитали забираться на высокие многолетние мэллорны. Только где ж их в наше скверное время отыщешь?! Дуньки-Настьки были смешанным и, в общем, довольно старым лесом, да не по эльфийским меркам. Дерево для полноценного эльфийского дома найти тут было вряд ли возможно. С дэлонью дело обстояло проще. Юрка попытался описать деревянную конструкцию, которую они с трудом, а всё же затащили на дуб, но я, как ни силился, так и не смог её себе представить, и решил, что лучше один раз увидеть, чем сто раз услышать.
- И что вы там делаете? – спросил я, когда Юрка закончил.
- Сторожим тропу, - улыбнулся Юрка. – Хоть пока толком не знаем от кого, но луки наши всегда наготове… Решаем там наши наиважнейшие дела. Ночуем на дэлони, чтобы увидеть эльфийские сны.
- В смысле, вы спите на дубу? – нахмурился Петька.
Юрка понимающе усмехнулся:
- Я знаю, что это странно звучит, но так оно и есть: мы спим наверху. Сном на дэлони пытаемся пробудить в себе спящую эльфийскую природу.
- То есть человеки в вас постепенно засыпают, а эльфы просыпаются? – сострил я.
- Вроде того. Правда, если уж быть до конца верным источникам, эльфы не спят в привычном для нас смысле слова. Если они и видят сны, то это сны наяву – тонкие видения, похожие на собственные размышления. Вот мы и пытаемся грезить с открытыми глазами. Ну и, конечно… пробуем научиться физически ощущать добро и зло.
- О как! – такое было не для ушей учёного-позитивиста.
- Йога! – улыбнулся я.
- Может, и йога, - пожал плечами Юрка. – У нас это пока, скорее, упражнения для заострения чувств. Авось и узрят наши глаза когда-нибудь тот прямой путь, что открывается достойным… Кстати, я предлагаю и вам провести на дэлони по паре ночек. Думаю, не пожалеете, почувствуете что-то очень нужное. В последние недели, правда, Даэрон плотно оккупировал гнёздышко. Но, в принципе, улечься там можно даже втроём. Кстати, с ним, с Даэроном, тут недавно была история, - Юрка сделал паузу, пристально глядя на нас. – Не знаю даже как вам сказать об этом, и говорить ли вообще…
Неуловимым телодвижением, без слов, мы заверили Юрку, что хорошо отнесёмся ко всему, чтобы он сейчас ни сообщил.
- Я знаю, вы тут сейчас начнёте обильно шутить про курение, – Юрка махнул на нас рукой с безнадёжностью, - но что было, то было: нашему Даэрону, судя по всему, выпало счастье пообщаться с самим лешим.
Ещё раз красноречиво промолчав, мы обозначили свой интерес к продолжению рассказа, и наш Гэлдор поведал: у Даэрона был обычная ночёвка на дэлони. На рассвете он, как всегда, проснулся.
- Я это испытал, - улыбнулся Юрка. – В миг, когда начинается птичий разговор, всегда проспыаешься, слушаешь, а потом на другой бок – и ещё пару часиков прихватываешь…
Попытался снова заснуть и Даэрон, да вдруг почувствовал чьё-то присутствие. Привстал, осмотреля вокруг, а вот что именно увидел – не помнит. Одно осталось: большие светлые немигающие глаза. Не совиные! Сова с филином – нет-нет да мигнут. А эти смотрели неотрывно, точно спрашивали и на все вопросы ответы словно силой вытягивали. Ничего было не утаить. А вот кто это, и где он был – то ли внизу кто-то такой сильный и властный стоял, то ли на соседнеи дереве на ветке сидел – Даэрон так и не ухватил. Слава Богу, ответы Даэроновы этому созданию, как видно, понравились. Иначе, наверно, сверзился бы он наземь. Тут о нём и слава… Но ничего такого не случилось. Отпустило, и так легко стало, таким сладким лесным духом повеяло, что сердце точно запело, заиграло… Уснул Даэрон и спал сладким сном до полудня.
А сердце всё пело. И пел кто-то ещё. То ли эти слова часто повторялись, то ли это был припев, но Даэрон прямо-таки втемяшилось:
Вольный идёт, вольный бредёт, зарёй потеряет, зарёй найдёт…
Проснулся и записал. А как нам рассказал, Элрохир и говорит: «Это твой знакомый такую колыбельную тебе напевал. Оттого и спалось, наверно, так хорошо».
- Ну уж а дед Серёгин – нашего Даэрона-то среди людей Сергеем кличут – Антип Дорофеич ситуацию разъяснил окончательно, - азартно хлопнул себя Юрка по ногам, - «Вольным сам себя ляд зовёт» - говорит. Вон оно что!.А ляд – это, к вашему сведению, леший!
- Шиза косит наши ряды, - мрачно молвил Пётр.
- Может и шиза, - спокойно парировал Юрка. – А только после этого все мы вдруг так заинтересовались русской демонологией! Прямо страсть как охота увидеть – не услышать, а именно увидеть что-нибудь подобное своими собственными глазами!
- И мне хочется, - сказал я, - Но, говорят, такие встречи редко обходятся без последствий. Вашему Серёге или очень повезло, или он очень чистый человек, что к нему так по-доброму отнеслись.
- Да это ж, кто спорит, - согласился Юрка. – Почитаешь про иные случаи, и десять раз подумаешь. Конечно, к таким встречам надо готовиться. Но мы и готовимся: завоёвываем у леса доверие. Пытаемся говорить с деревьями. Просим у них прощения за людей. А на даче у Даэрона с этой весны взялись выращивать саженцы лип и дубов. Восстановить дубравы в здешних краях – наш эльфийский долг… Кстати, если уж речь зашла о леших, сам-то ты ничего там, в горах, интересного не видал?
- Леших нет, - покачал я головой. – Но была у нас одна странная ночь. Только что началось продвижение в Аргунское ущелье. Наш дивизион обеспечивал наступление. А рядом постоянно находился разведвзвод. Крутые это были ребята, в основном, контрактники, и среди них один странный чувачок из Питера. Звали Андреем. По физиономии – обычный русский парень, а на деле – индеец. Рассказывал, что у них там, под Выборгом, есть индейская деревня. Вигвамы, пироги и всё такое. Ну и имена, соответственно, индейские. Андрея, к примеру, можно было звать Красным Облаком.
- Кого у нас только не развелось! - вздохнул Петька.
- А чё? Круто! Красное облако! – повторил Юрка. – И как странно!
- Это в честь знаменитого вождя сиу, - похвастался я своей осведомлённостью. – Он долго сопротивлялся белым, и, в конце концов, колонисты подписали с ним мир. Ну а Андрей наш хотел быть достойным своего имени. Был ли в нём страх, не знаю. Но всюду он лез в самое пекло. На войну явился, вроде как, совсем и не за деньгами. Говорил: «для индейца война – время года. Как в свой срок приходит зима, так ко времени является и война. Мужчина без войны хиреет. Военные навыки нужно пестовать и почаще участвовать в настоящем деле». Это нас очень бодрило. Андрей всем нравился… Так вот он постоянно с горными духами общался. Раз стали под горой, на которой был мазар дервиша. Для мусульман – святая могила, а нам тревожно. Ночь темнющая. Волки где-то поблизости воют. И ветер такой порывистый, пронизывающий… В общем, плохо спали мы, а Андрей, кажется, не спал и часу. Всё свою глиняную трубку покуривал. Наутро говорит: «Сниматься отсюда надо. Не понравились мы дервишу. Если ещё задержимся, беды не миновать. Этой ночью я с ним договорился. Но больше он нас терпеть не будет». Мы, конечно, спрашивали, какой он был из себя, дервиш этот. Но он туманно так описал. Силуэт, говорит, тёмный и всё. Чёрный на чёрном. Темнее тьмы. И разговор у них был, вот тоже, вроде как, не словами, а только мыслями.
- Точно как у нашего Даэрона! – просиял Юрка. – Ну и?
- Ушли из-под этой горы, конечно. Может, слегка тронутым Красное облако наше кто и считал, но советами его отнюдь не пренебрегали. Перешли на другую позицию. Там мазаров не было. И всё пошло на лад. А ту гору, как мы потом заметили, сами чехи тревожить избегали. Но останься мы там…
- Все снаряды были бы ваши! – договорил Юрка. Он был в восторге от моего рассказа, хотя ничего особо захватывающего рассказ не содержал. - Их святые, конечно, их и поддерживают, - размышлял он. – Наши стоят за наших. Но вот как насчёт леших? Что делали они, к примеру, в Великую Отечественную? Думаю, тоже должны были помогать нашим войскам, а особенно, партизанам.
- Патриоты-водяные и партизаны-лешие – это круто! – сказал Пётр. Он улыбался. Тема, кажется, наконец, тронула и его. – Не исключено, что лешим был и сам батька Ковпак. В Сталинграде, когда за каждый дом бились, домовые снаряды подавали, ленты пулемётные снаряжали. А кикиморы ходили в разведку.
- В городе - да! – согласился я. – А в лесу да в поле лучшими разведчицами были русалки! Думаю, преград для них в немецком стане не существовало. Где просто высмотрят, а где и выспросят – таким красавицам грех не проболтаться. И внешность-то у них, вроде, самая, что ни на есть арийская.
- Вурдалаки могли быть полезны, - потряс кулаком Юрка. – К примеру, поручить ликвидацию высшего командного состава противника. Да и поставь задачу: насколько возможно обескровить вражескую дивизию – за ними бы дело не стало…
Когда было выпито содержимое обеих Юркиных бутылок, и самое интересное обговорено, Юрка с Петькой пошли проводить меня до границы Озорнова. Границей служил большой железный мост через Рану. По дороге рассказали мне все новости, обо всех наших друзьях и подругах. В целом, больших изменений почти ни у кого не произошло. Только вот с моими доармейскими любвями дело обстояло не шибко хорошо. Одна - та, что под знаком Водолея – подалась во Францию. Другая, Близнецы, поступила в какой-то питерский институт. Приезжает только на каникулы. Ну а третья, Львица, объект для меня наиболее актуальный, на месте, но работает в какой-то богатой фирме, много зарабатывает, и, по слухам, собирается замуж за своего шефа.
- А как там Танька Огнецветова? – с робкой надеждой поинтересовался я.
- У неё всё замечательно, - вздохнул Юрка, и смысл его вздоха тут же разъяснился. – Вышла замуж за парня удальцовского. Скоро мамой станет.
- За удальцовского? – непонятно для чего переспросил я.
- Да. За одного из их бригадиров, - подтвердил Юрка. – Но, в общем, за неё можно порадоваться. А то ведь у неё тоже были приключения.
Юрка принялся рассказывать, как года полтора назад Танька, всегда такая умница, вдруг решила попытать счастья в столичном модельном агентстве. Сказать о ней просто «красивая», значило ничего не сказать. И вот, видно, решила девушка в какой-то непростой момент воспользоваться своим природным капиталом в соответствии с рецептами нашего дивного времени. Послала в агентство свои фотки. Получила приглашение. Поехала.
Агентство же это, как водится, оказалось самым натуральным бардаком: для элиты, правда, как там выражались. Чтобы привязать девушек к агентству, использовалось несколько несложных методов. Спасибо, Танька быстро сообразила, что её ждёт. Удалось сбежать. Бог пришёл на помощь нашей красавице в лице какого-то случайного парня да проводника в поезде. Сбежала-то без денег и даже без паспорта. Купил этот парень ей билет, усадил в поезд. Проводник ситуацию понял. Паспорта не спросил. Так и приехала домой. Паспорт потом через милицию из этого агентства возвращали.
- Ну и ну! – покачал я головой. – Москва нынче – это, конечно, и Содом, и Гоморра. После такого спасения – как я понимаю Таньку! – наверно, за кого хочешь выйдешь.
- Это наезд на Удальцово? – осведомился Петька.
- Одних спасают, а других нет, - печально поморщился Юрка.
- Что, ещё кто-то захотел стать моделью? – попытался пошутить я.
- Да нет, это я про сестру Танькину – про Машку. Помнишь её? Года на три она Таньки была младше.
- Машу? Конечно, помню, - сказал я. – Я даже танцевал с ней на Танькином дне рождения. Лет четырнадцать ей было тогда, но уже…
- Во-во, - вздохнул Юрка. – Танька-то вон какая. А Машка – ей под стать. Ещё бы пару лет, думаю, и переплюнула бы сестрицу.
- И что же с ней?
- Пропала она прошлым летом. Утонула.
- Утонула?!
- Известно, что они всем классом во время выпускного пошли купаться. Далеко, аж за мельницу. А там, знаешь, омуты. Ну и, судя по всему, в один из них она и угодила. Вроде слышали, что кричала «Тону!», а в суматохе, да в полутьме никто помочь не смог. Правда, тело-то наутро не нашли - вот что странно. Даже водолазы ныряли, шарили по дну, но так ничего и не нашарили. И течение, вроде, не сильное, чтобы унести. Хотя, я слышал, видимость там плохая, ил глубокий, коряги здоровенные. Может, под корягу какую-нибудь и ушла… В общем, дело тёмное. Пропала Машка без вести. Но, скорее всего, утонула, конечно. А то куда бы ей ещё деться? Годовщина вот скоро будет.
- Что-то и я об этом впервые слышу, - удивился Петька.
- Ты у нас человек несветский, - сказал Юрка. – Сидишь в своей берлоге. Откуда тебе знать?
Я молчал, не зная, что сказать. Маша Огнецветова! Тот Танин день рождения так и стоял теперь у меня перед глазами. Тане исполнилось семнадцать, и наша мужская компания подарила ей семнадцать роскошных тёмно-красных роз, ибо Таня тайно или явно царила в сердце каждого из нас. Было очень весело, много угощений, море шампанского, танцы: быстрые и медленные. Маша была с нами – во «взрослой» компании. Она была очень хороша, но из «взрослых» всерьёз её почему-то никто не принимал. Танцевать не приглашали. И вот после очередного медляка увидел я её, одинокую у окошка, прочувствовал её печаль, и тут же позвал на следующий танец. По-моему, она была на вершине счастья. А я ещё и не преминул сказать ей несколько искренних комплиментов… Она и вправду была дивным цветочком уже тогда. И я представил себе, какой прекрасной принцессой должна была она стать к своему выпускному вечеру…
Как же это так? Как её упустили? Почему не спасли? И ведь даже не нашли!
Эта новость убила наш разговор. Оказалось, Юрка прихватил в своём рюкзачке ещё одну бутылку ола и даже три пластиковых стаканчика. Стоя на мосту, разливали и пили, почти молча, глядя на воду. Словно поминали Машу. Было очень тихо. Молчали камыши. Только речная трава чуть колыхалась, указывая на то, что Рана всё-таки течёт. За речкой нашей дурной славы не водится. Я не мог вспомнить случая, чтобы в Ране утонул кто-нибудь ещё, хотя местами она в черте города и весьма широка, и глубины приличной. Не могла она по своей воле унести Машу невесть куда. Что-то случилось. Какая-то неведомая и злобная сила вмешалась в её судьбу…
- Ладно, братцы! – сказал я, когда бутыль наша, наконец, опустела, а разговор совсем иссяк. – Я вернулся. Мы вместе. Даст Бог, теперь всё пойдёт хорошо. А Машу не забудем. Давайте-ка на годовщину к Таньке сходим.
- Да уж, - кивнул Юрка, - только это и остаётся. Ведь, как сказано о ком-то другом: и нет на её могиле ни холма, ни креста, ничего. Да и самой могилы нет.