Рассказ №2 из цикла "Хорошим людям".
Дверь отворилась мне, за ней предстало:
Стол, и свеча на нем мерцала,
А рядом незажженная свеча стояла.
Чудно! Горящая свеча не таяла, пылая!
А плакала и таяла другая.
По тоненькой, чуть видимой
Ворсинке стекали капельки,
Как капельки-слезинки, к свече горящей.
И странно, я понимала – это сон.
Светлана Бондаренко.
Что хорошо – то хорошо! А что хорошо? А то, что мы устроили себе пикник в Коломенском парке. И комаров нет!. Я представила пикник не в московском парке, а на полянке у нас, под Нижним. В смысле, под Нижним Новгородом. Ни, боже мой! Мало того, что комары и мошки изведут, так ещё и «подарочек» домой принесёшь. Хорошо, если в бюстгальтере и трусиках, а то в пупке или в паху!.. Ничего сексуального, я клещей имею в виду. А так мы спокойно расположились на свеженькой травке этого года на берегу реки Москва, в которую много чего слилось, и не только для сердца русского, но и для печени и почек. Именно, на зеленой травке: привет от весны этого года. А не как яблоки в «Магните»: начнут продавать осенью «Яблоки нового урожая», и целый год до самого лета урожай всегда новый. Нам повезло, жаркие деньки наступили, а зачетная и экзаменационная сессии - нет.
Нам – это трём студенткам- старшекурсницам из МГУ. Меня зовут Натальей, и я учусь на биофаке. Мои подруги, Лидочка и Оксана - студентки филфака. С Лидочкой я дружу с первого класса школы, и не помню, чтобы мы ссорились. А Оксанка примкнула к нам на первом курсе.
Говорят, что треугольник – фигура провокационная, но это, наверное, любовный треугольник – фигура неустойчивая. А у нас дружественный равносторонний треугольник. И каждая из нас, по-своему, хороша, и каждая возглавляет свою вершину. Конечно, иногда фигура становится очень сложной из-за примкнувших спортивных или не очень фигур противоположного пола. Но констант среди них нет.
Оксана на праздники ездила домой: она из станицы под Ставрополем, из приграничной. Она с возмущением рассказывает, что жить там стало сложно, и её родители перебираются или в Краснодар, если хватит денег, или под Краснодар. Как жаль покидать родные места! Но рядом Кавказ…
-Помните, как у Лермонтова в «Героях нашего времени» про Казбича написано?- сказала Лидочка. – Что он был не то чтоб мирной, не то чтоб не мирной, но любил таскаться за Кубань с абреками! Он там сам говорит о том, как ездил с абреками отбивать русские табуны.
-Лермонтов, когда это писал?! А нам там жить сейчас приходится, - грустно вздохнула Оксана. - А вот Максим Максимович в романе «Герои нашего времени» о кабардинцах и чеченцах говорил: «Хотя разбойники, голыши, зато отчаянные башки» или «головорезы». Сейчас не голыши, но остальное …
А я рассказала про женщину, с которой познакомилась в Сочи в прошлом году во время экскурсии на водопады. Вечером у нас был ужин в адыгейском селении и культурная программа. Выступал танцевальный национальный ансамбль. Всем было весело. А Нина, так её звали, не могла проглотить ни кусочка и вышла. Она устроилась на лавочке на берегу. Я вынесла ей лаваш с сыром и спросила, что с ней. «Мы в девяностые годы в Грозном жили, когда война началась. Как вспомню весь тот ужас, так слёзы сами катятся. Хорошо, что дочку успела после окончания школы к бабушке в Волгоград отправить. Мы с ней ещё и блондинки. По улице страшно было идти. Мы с мужем сами еле успели выбраться. Зато сейчас у моей дочки лучшая подружка – адыгейка. Хотя это мне в детстве нравился фонтан на ВДНХ «Дружба народов», а она его и не видела. Наверное, рано мне ещё на такие экскурсии ездить. Кавказ не для меня».
Немного помолчав, я добавила:
-Михаил Юрьевич с детства полюбил Кавказ. «Горы кавказские для меня священны», - так Лермонтов писал о Кавказе. Казбек сравнивал с «гранью алмаза». Да у него Казбек живой! Вот такой: «Стоял, всех выше головой, Казбек, Кавказа царь могучий, в чалме и ризе парчевой». Или, помните, ещё в одном стихотворении?
Спеша на север из далека,
Из теплых и чужих сторон,
Тебе, Казбек, о страж востока,
Принес я, странник, свой поклон.
Чалмою белою от века
Твой лоб наморщенный увит,
И гордый ропот человека
Твой гордый мир не возмутит.
Стихами я очень энергично закончила свой рассказ, чем вызвала улыбки подруг.
-Наташ, - сказала Оксанка, - ты меня всегда удивляешь! Ведь к поэзии ты равнодушна. Иногда, кажется, что ты любишь только инфузорий и муравьев, рыбок и птичек. И только Лермонтова знаешь! Он у тебя, что, единственный любимый поэт?
-Я, дорогая моя Оксаночка, ещё очень люблю эритроциты, митохондрии и мартышек, - отшутилась я. - А к Михаилу Юрьевичу Лермонтову у меня со школы особое отношение. Все, что связано с программными произведениями по литературе, вызывало у меня в школе стойкое неприятие. Для меня обязаловка с творчеством не сочеталась. « При диком шепоте затверженных речей мелькают образы бездушные людей»…. А с Лермонтовым получился не школьный вариант: сначала я прочувствовала его биографию, потом письма, затем прозу и, лишь, в последнюю очередь, познакомилась с поэзией. Сначала я научилась его жалеть и, только, потом гордиться. Всё так замешено - перемешано, что начну по порядку.
-Все мои увлечения уходят корнями в мутные и несытые девяностые годы. Мои родители, замученные невыплатами зарплаты, невозможностью вкусно накормить детей и нормально их одеть, стали бойцами армии огородников, влились, так сказать, в дружные ряды партии «Мотыга и грабли». Правда, не по убеждениям, скорее, по призыву желудка и кармана. Мы купили огород. Весной наши окна зеленели рассадой, занимающей все подоконники. И мои родители периодически собирались разводиться из-за этой самой рассады. Солнце с радостью набрасывалось на неполитую раннюю поросль. Растения никли и горестно свешивали свои обезвоженные тела через бортики ящиков. Родители шумно выясняли, чья была очередь поливать будущие продукты питания. Им было не до детей.
Моим старшим братьям-близнецам, Петьке и Ваське, это было на руку. Они все свободное время гоняли или футбольный мяч, или на старых драндулетах-велосипедах. « Зато их никто не украдет», - с гордостью говорили они. На рассаду им было плевать, а огород они ненавидели всеми фибрами души. И называли его «оброк и барщина». Про оброк мне все было понятно. Я уже знала сказку « О попе и работнике его Балде». Там Балда должен был получить оброк с чертей. А поскольку бабушка, когда мы приезжали в отпуск, иначе, как «черти, а не дети», про них не говорила, то ясно, что они должны были что-нибудь собрать. А вот барщина? И как она связана с огородом? Я у них спрашивала, и они, смеясь, ответили, что не «барщина», а «борщина». Потому что на огороде растет свекла, морковь, картошка, лук и капуста. Всё для борща. Это мне было понятно. Я уже пробовала помогать маме: варила борщ. Правда, он у меня вышел не бордовый, а какой-то тускло-розовый, но когда я добавила прокрученной смородины, он стал красивый. Но есть его никто не захотел. Зато мама сказала: «Умница ты моя, помощница». И даже почитала книжку, которую мне очень надо было дослушать до конца. Но вернусь к рассаде….
Мне было жаль зелёненькие листочки и моих родителей! Я готова была ухаживать за рассадой, поливать, если мне разрешат. Правда, дух времени, дух стяжательства и предпринимательства уже начал проникать в мою кровь, и я хотела получить за это котенка, и чтобы книжку дочитали. Родители переглянулись и согласились. Котенка разрешили при условии, что я сама его найду и сама буду за ним ухаживать, а книжку начали дочитывать сразу. Я предусмотрительно полила рассаду перед приходом родителей, и она не успела упасть на колени и не стала приставать к ним с мольбой о воде. Она стояла веселая и зеленая, а я ей подмигивала. И мы с мамой пошли дочитывать книжку про то, как один мальчик стал очень маленький и начал жить среди насекомых.
Какая интересная жизнь у этих насекомых! Я на огороде часами могла за ними наблюдать. Братья надо мной смеялись и звали меня «Флораифауна!». Я не знала, что это значит, но звучала красиво, и мне нравилось. Петька и, особенно Васька, любили дергать меня за косички, несильно, и приговаривали: «Хорошая у нас Флораифауна!». А потом спрашивали: «Кто ты у нас?» И я повторяла: «Хворошая я у вас Хвораихвауна!» Васька и Петька радостно гоготали, а мама говорила: «Надо к логопеду!» А папа заставлял говорить разные весёлые скороговорки, и скоро повод для веселья братьев пропал. Я заговорила правильно. Хотя я не очень расстраивалась из-за этого.
Главное, я была богата: у меня были растения, насекомые и рыжий-рыжий кот Барсик. Я хотела назвать котенка Васькой. Но Васька, который брат, стал возражать категорически: «Не надо вносить путаницу. Твой Васька нагадит, его начнут ругать, а я буду нервничать. Назови его лучше Петькой». Но, посмотрев на Петьку, быстренько сказал: «Шутка не удалась!» Так появился котенок Барсик. А, когда я пойду в школу, мне купят рыбок. Мама и папа обещали.
А ещё появились телепередачи Би Би Си « Живая природа». Я даже подумала, что, может, когда я вырасту, то надо мне тоже снимать такие передачи…. И вот они, «школьные годы чудесные»!
Не грустите, я уже всё ближе и ближе к Лермонтову подхожу. Я помню хорошо, как это случилось:
- Я с удовольствием смотрю по телевизору познавательную программу Би Би Си о мартышках, с ногами забравшись в кресло. Рассказывали об эксперименте, где доказывалась важность участия матери в воспитании малышей. Маленьких обезьянок рассадили по трём вольерам группами. В первом вольере была настоящая живая мама-мартышка; во - втором – игрушечная меховая большая обезьяна, но теплая, с подогревом; третьим установили железный холодный макет обезьяны. Мартышки в первом вольере росли здоровыми, веселыми, ладили друг с другом. Обезьянки во второй группе имели плохой аппетит, были болезненными, депрессивными, чаще всего сидели без движения, крепко вцепившись в мех игрушки- мамы. А, вот, в третьем вольере обезьяны росли агрессивными, часто кусали и, даже, травмировали друг друга, и никогда не искали защиты у железной мамы.
Но до конца мне не дала досмотреть передачу трель дверного звонка: пришла Лидочка. Она готовит выступление по биографии Михаила Юрьевича Лермонтова. Лидочка хочет быть филологом, посещает литературное общество «Луч» и, с удовольствием, «отрабатывает» на мне свои доклады и рефераты. У меня разболелась голова, наверное, из-за литературы, но говорить об этом подруге я не стала. Лидочка - моя лучшая подруга, а, ещё, и мой спасательный круг в море литературы. Она хочет «заразить» меня любовью к поэзии. Так сказать, осветить «лучом поэзии» моё «химико-биологическое царство». Она никак не может понять, почему я вместо «пахнет черёмухой» говорю, что «пахнет ацетофеноном». Когда она начинает вдохновенно читать или рассказывать увлеченно, то мне невольно передается и её вдохновение, и её увлеченность. Жаль, только, радиус действия у них невелик, от силы метра два. И, когда Лидочки нет, они улепетывают от меня со всех ног, а за ними стремительно убывает моя любовь к литературе. Хорошо, хоть русский язык так себя не ведет, у нас с ним ровные дружеские отношения. Исключений из правил, конечно, много. Но, главное, есть правила, а это уже система и порядок.
Лидочка увлеченно рассказывает мне о жизни Лермонтова. Она очень артистична, и мне её мини-спектакли нравятся. Я, как могу, сочувствую маленькому Мише с позиции девушки, живущей в 21 веке. Мне искренне жаль, что его мама, болезненная и несчастливая в браке молодая женщина, умерла от чахотки так рано. Ей не было и 22! А когда ей не было 17, она вышла замуж за Юрия Петровича Лермонтова. Его суровая и богатая теща, Арсеньева Елизавета Алексеевна, владелица имения Тарханы в Пензенской области, недолюбливала зятя. Считала брак неравным. Она была и крестной матерью внуку. Именно, она настояла, чтобы внук носил имя Михаил, в честь деда. После смерти дочери она взяла на себя ответственность по аристократическому воспитанию внука, которого, вроде бы, страстно любила. Отец уехал в свое небогатое именье под Тулой, и бабушка не одобряла его свиданий с сыном. «Ужасная судьба отца и сына жить розно…», - так написал в одном стихотворении Михаил Юрьевич. Эти слова, наверное, у него из детства…
Хотя рассказ Лидочки о семейной жизни самой Арсеньевой, позволяет мне думать, что семейная жизнь бабушки Миши по материнской линии не удалась, и, вряд ли, сделала из неё счастливую любящую женщину. Она надолго пережила мужа, смерть которого она обозначила словами «собаке собачья смерть», и на время похорон уехала из дома с дочерью. «Так пишут биографы», - сказала мне Лида. Я, правда, слушала её и удивлялась, кто там слышал это, как биографы это узнали!? Но так сказала моя подруга, а я ей доверяю в вопросах литературы.
Причем, биографы отмечали, что и дед Лермонтова, и его отец были интересными мужчинами, красавцами, а женщины: и бабушка, и мама, имели женские болезни. Бабушка и красотой не блистала. Мне, живущей во времена развалившегося института семьи и брака, сексуальной революции, с биохимической точки зрения многое понятно. Понятно, что высокий гормональный фон у здоровых мужчин, изменяющих своим болезненным женам, является и источником страданий и мук этих женщин. А уж в те времена, когда о женском равноправии не было и речи! Дед Лермонтова, Михаил Васильевич Арсеньев, завел на стороне «роман» с замужней соседкой-помещицей. А когда узнал о возвращении её мужа из-за границы, где тот служил в действующей армии, то принял яд в канун Рождества. Понятно, почему жена не осталась на похороны мужа.
Я смотрела на Лидочку широко раскрытыми глазами: Бразилия отдыхает! А ещё и отец Лермонтова, когда была жива жена, завел интрижку с бонной сына. Да и для дворовых девок находил время. Конечно, это не имеет отношение к поэзии Лермонтова, но, по-моему, такая обстановка влияла на формирование характеров близких поэту людей. Тех, кто будет растить мальчика! Только после смерти мужа имением Тарханы бабушка Елизавета Алексеевна стала сама управлять, и было у неё 600 крепостных душ. Причем, крепостные эти остались от прежнего владельца имения Нарышкина. И когда Лидочка сказала, что Нарышкин вывез сюда воров, головорезов и раскольников из своих Московских и Владимирских владений, то я посочувствовала Елизавете Алексеевне. Хотя, наверное, богатой дворянке надо бы завидовать! Но это не ко мне! А ещё Лидочка сказала, что бабушка не была монстром. Конечно, она не так сказала, я упростила долгую её речь. Она не порола и не калечила своё имущество – крепостных. Она или выбривала провинившимся полголовы, или, у женской половины, отрезала косы. С современной точки зрения, это даже не наказание, а достижения парикмахерского искусства. «О, времена! О, нравы!»
И, хотя мы с Лидочкой были погружены биографией Лермонтова в дворянскую среду, я отвлеклась и рассказала ей про Париж сразу же после окончания II Мировой войны. Я читала, что там женщин, имеющих связь с фашистами, обрили наголо и голыми заставили промаршировать по улицам столицы. Специально унизили, чтобы они почувствовали степень своего падения. Как изменились времена: сейчас и налысо бреются, и раздеваются добровольно, а, многие публично и с удовольствием. Общество XIX века было бы шокировано нашим «прогрессом» в области морали.
Итак, мы с Лидочкой поняли, что детство Миши было одиноким и, мне показалось, грустным. Он был болезненным ребенком, и бабушка « выписала» ему доктора из Франции. А подруга усилила мою жалость, рассказав, что учителя ему в детстве были даны не самые лучшие. Учитель-грек, так вообще, стал скорняком. Хорошо, что Михаил был умным и любознательным, а библиотека у бабушки прекрасной. Занимаясь под контролем учителей самообразованием, он выучил французский, немецкий и английские языки, мог читать книги в оригинале, увлекался европейской культурой и литературой. Но детство у него было какое-то недетское. Лидочка рассказала и про его поездку с бабушкой «на воды» на Кавказ, и про первую влюбленность, и про первую несчастную любовь. Это когда он был «гадким утёнком»: невзрачным, косолапым 16-тилетним увальнем. И про другие его увлечения женщинами. По-моему и по его стихам, взаимностью ему нечасто отвечали. Лидочка рассказала и про учебу, и про службу. Она была готова ещё рассказывать. Но, увы, в этот раз с Лермонтовым вышло хуже, чем обычно, голова моя просто раскалывалась. Я, проводив подругу, сразу легла.
Когда мама пришла с работы и измерила мне температуру, то градусник передал сообщение от Цельсия:39,8. По городу разгуливала эпидемия гриппа, и я, похоже, её очередная жертва. Вызвали «Скорую». Диагноз подтвердили. Подлый грипп, уже устроившийся в моем организме, не хотел сдавать свои позиции. Он изводил меня температурой ещё целых пять дней. Причём стоило мне уснуть, как мне начинала сниться всякая белиберда. Я видела стаю обезьян, у которых тело было побрито наполовину. Маленький ребенок, одетый в длинную рубашку, с зажженной свечой медленно бродил между ними. Чем выше была температура, тем быстрее скакали обезьяны, и тем несчастнее был мальчик. Свеча горела ярко, но не становилась меньше. Я хотела понять почему, но никак не могла сосредоточиться. А потом прибегали и начинали кружиться в быстром вальсе гусары и лысые девушки в старинных бальных танцах, а вместо рождественской елки стоял макет железного страшного черкеса с огромным кинжалом в руке. И вдруг раздавался звук выстрела, от которого я, измученная, просыпалась. Этот сон повторялся снова и снова и извел меня. Температура понемногу стала спадать, и страшный черкес перестал меня пугать. Я пересказала маме этот сон. Мама покачала головой и сказала: « Это Лидочка со своим Лермонтовым заморочила тебе голову. Как там у Лермонтова: «Злой чечен ползет на берег, точит свой кинжал», если я не перепутала. А я-то удивлялась, чего ты Мишу зовешь! Думала, что влюбилась в кого-то. Литература тебе в голову ударила. Отдыхай уж спокойно». И я отдыхала. Когда мне стало полегче, я решила самостоятельно ознакомиться с жизнью и творчеством Михаила Юрьевича. Я нашла пару книг дома и, лежа в постели, начала с биографии.
-Лидочка, ты вспомни, сколько книг притащила ты! Но мама отобрала только три, сказав: «Наташка, между прочим, после гриппа дохла, а ты предлагаешь ей писать диссертацию по Лермонтову. В русской литературе талантов много, а дочь у меня одна. Ты не забыла, что она на биофак в МГУ идёт? Она у нас таланты под микроскопом хочет изучать, а не по произведениям и монографиям. Иди, пока грипп не подцепила! Если ты заболеешь, то я ей скажу, чтобы она тебе любимые книжки о микробах передала». И она тебя не пустила, хоть ей нравилось, что мы с тобой дружим.
-Конечно, помню. Мама твоя быстро всё разруливала. На Ваське с Петькой натренировалась. Эти «вундеркинды» не давали ей расслабиться. Кстати, как у них дела?
-О, наши компьютерные « гении» - это тебе не Лермонтов с его любовью к Родине. Им в Штатах нравится. Меня зазывают, но я не собираюсь. Я дома, в России, хочу работать. Может, и благодаря Лермонтову: «Люблю Отчизну я…» Или лучше так:
Я родину люблю,
И больше многих: средь её полей
Есть место, где я горесть начал знать.
Есть место, где я буду отдыхать,
Когда мой прах, смешавшися с землею,
Навеки прежний вид оставит свой.
А когда я добралась до интернета, то читала о Лермонтове всё, что попадалось. Сердце моё сжимается при мысли, что так мало прожил на свете такой талантливый поэт. Даже до 27 не дожил! Любимый возраст наших парней, бегающих от армии. А он, дворянин, барчук, на Кавказе в действующей армии служил! Вы можете представить сейчас какого-нибудь сыночка богатенького папашки в действующей армии на Кавказе? Я – нет!
В 26 жизнь оборвана каким-то жалким отставным майором. Если бы меня связывали кровные узы с этим убийцей, то я бы отреклась от фамилии. Даже не хочу произносить её. Для меня он - подлый отставной майоришка. Лермонтов же в воздух выстрелил! Я теперь, если с подлыми людьми сталкиваюсь, то их так и называю «отставные майоришки». Слава богу, не в жизни: в прессе или по телевизору. Но это сейчас Лермонтов гений! А в те времена, на Кавказе, в армии, среди офицеров, где геройство в концентрированном виде? Отношения не всегда были простые у него с товарищами. Нам, в наше время, когда миллионы переживает за Хюрем и хоббитов, сложно понять жизнь в реалиях XIX века. При жизни немного произведений Лермонтова было напечатано. Современники, особенно, свет, его не оценили. «Надо полагать, — жаловался он Лопухиной, к которой сохранил светлые чувства — что люди вовсе не созданы мыслить, потому что мысль сильная и свободная — такая для них редкость». Он сетовал, что в современной ему России слишком мало обществ, где ценят ум.
Сами знаете! Да ещё сложный характер! И одинок, и не понят! « Есть пятно тоски в уме моем, и с каждым годом шире то пятно…».
Гляжу на будущность с боязнью,
Гляжу на прошлое с тоской
И как преступник перед казнью
Ищу кругом души родной.
Мы с Лидочкой, наверное, в одиннадцатом в Лермонтова были немного влюблены. И как мы переживали за него, читая его стихотворение «Одиночество»:
Как страшно жизни сей оковы
Нам в одиночестве влачить.
Делить веселье - все готовы:
Никто не хочет грусть делить.
Хотя я думаю, что с такими молодыми людьми и девушкам того времени и времени нашего неуютно: мятущаяся душа. Разве рядом с ней легко?
Но жизнь несправедлива. Не дожив, не дописав, не долюбив, в двадцать шесть он погиб на дуэли. «Кумир поверженный – всё бог!» И половину своей жизни он писал. Только половину! Всего 13 лет творчества, а сколько сделано: примерно три десятка поэм, 400 стихов, а, ещё, прозаические драматические произведения! И это без «литературных рабов», без клавиатуры и интернета: здесь вырезали, сюда скопировали, тут шрифтик поменяли и редактором проверили. А простым гусиным перышком, со свечечкой! И не просто стишок к Юбилею или хиленький детективчик. А произведения потомкам. Чтобы, как булатный клинок. Клинок, не поддающийся времени, с редким рисунком, на зависть! И, даже, для таких потомков, как я!
Спасибо тебе, Михаил Юрьевич! Спасибо тебе, Лидочка! Спасибо и тебе, грипп! Больше я так сильно не болела, и с творчеством других поэтов и писателей основательно не познакомилась, и, возможно, поэтому не полюбила.
А к смерти поэта современники отнеслись не так как мы. Вот Николай I, по воспоминаниям одного да со слов другого, на смерть поэта отреагировал словами «собаке собачья смерть». Толи в среде аристократов так действительно выражались, толи это сейчас так написано. Это я вспоминаю ещё и слова бабушки Лермонтова на смерть своего мужа. Но под влиянием великой княгини Марии Павловны император тем, кто остался после воскресной литургии, объявил: «Господа, получено известие, что тот, кто мог заменить нам Пушкина, убит».
Это сейчас всё сосчитано, пронумеровано. Так мало жил, так много сделал! Как ярко и талантливо! Свеча горит, дарит свет, но меньше не становиться. Это я вспомнила стихотворение Светланы Бондаренко, так точно в нем отражены полярные людские судьбы. «Что люди? Что их жизнь и труд? – писал Лермонтов. – Они прошли, они пройдут».
Двести лет прошло, а Лермонтов по-прежнему молод, мы читаем его стихи, поэмы, прозу. И я читаю его не по обязаловке, по зову души. Вот и думай, Оксаночка, любимый он мой поэт или единственный! А я свою историю закончу словами Михаила Юрьевича:
Что без страданий жизнь поэта?
И что без бури океан?
Он хочет жить ценою муки,
Ценой томительных забот.
Он покупает неба звуки,
Он даром славы не берет.
Город Саров. 8 июня 2014 года.