И как только показаться миру Любовью ко мне Солнцу, и собрать
, наконец-то, многие записи финала Средисловия, перенести их на
компьютер, а не оставлять в подобном невылизанном виде, когда и
я сам не читал всё это не единого разочка, но всё-таки, вот уже
можно собрать и прочитать и найти в прочитанном ещё большую
Тему, ещё немножко, ещё осталось чувство радости от того, что
Книга не убила меня, что мне хватило глаз, чтобы увидеть, словно
дожить её конец,
И вот как только это ощущение появилось, и я уже почти
выпрямился почти законченным миром, чтобы снова стать скромным
спокойным парнем, как меня словно бы привалило на пол. И будто
при открытых глазах, увидел я трёх женщин, и одной из них они
сказали, что Книга твоя Средисловием своим высосала голову твою,
видения же после Света и Тьмы, оказались непосильными для
отражения глазом мозга твоего, род же твой не охранял тебя, хоть
ты уже почти готов был отразить лбом зад и шеей - низ, как
Сатурном Марс и Солнцем бездну, то, о чём думали, когда Свет
поверг ТЬму в виде приступа случилось только сейчас, только
сейчас отразилось, виделось Адом, наросло. Отразись тогда - ты
бы вдребрызгизгирубразразбился до всякой Книги, стихов, людей,
памяти. Хоть с точки зрения искренности и чистоты - это
неправда.
И позади тебя, как глаз твоих, находится опухоль мозга твоего.
Ты перелетел всего лишь день камня в ночь Рай За В На По У К Не.
Ты всего лишь упал в ночь, перелетя ночь ночи всех Под До. Но
Здесь каждый день отнимает от Дня От все предлоги как углы, как
пальцы указательный и большой твои на глазах поциентов, летающих
Здесь. Только в том дне и то не вся Луна и всё Солнце. Ты
пролетел девственницу. Ты пролетел. Возвращайся К. Ты пролетел
обсидианом. В нём не было всех зеркал и отражений. Не время. Не
с разу. Ты пролетел как бы дальше. Ты отразился Тьмой,
отражённой Днём конечным, не выходящим За цикл, но уже имеющий
во всех и всея отражениях Предлоги За и Про. Ведь важно ещё До
как долететь, чтобы не С ...
Сколько ? Спросил я. - То, о чём ты по-настоящему думаешь//?//,
около полутора лет, - сказала средняя из женщин, в общем-то
весело-мило и тепло, но как-то не-то что примерно, а каким-то
отрезком. И я понял, что настроение этих матерей или женщин,
таких сов етских, не может соответствовать Кино жизни. - В любом
случае, ты завершил Кино и достоин той ожидаемой Любви. Будь
спокоен уже от этого, куда бы ты не ушёл и когда. Но не перелети
в страсть сызнова Ны. И не задерживайся кадрами Не До и Не По.
Смотри, например: и я увидел, пусть чуть карикатурно, без
грандиозности, но всё тот же сон о Вильгельме, но по-другому.
Вильгельм приобрёл видения лат и меня. Он спал на мечах в
ножнах. ТОт, кто делал раньше срезы, словно был по готовности
потусторонним хирургом. В нише же стоял всего-то дружище Борис и
худенькая его подружка. А он с ней расстался не так давно. Они
были словно отделены и уже разговаривали. И ведь кто-то говорил
мне недавно не в земном мире о том, как это важно и особенно
заработать на Земле, но тут, меч огненный.
И дальше: "То, что сгорело, оказалось ещё и Шубом, как ты
говоришь Уже, и Ещё далеко вперёд, тобой отброшенным, но не
исполненным. Ты писал об обсидиане.Но и в обсидиане есть такой
выхлест Перед, и так, что даже Зад оказался пазом впереди Переда
изумрудного хризопразного, хризопразом, что изумруда изумруднее,
а не луковичнее, прозрачным бриллиантово. Зад впереди нефрита
обеспоченного. Турмалин единился с третьим небом.
Но с того, кто вырвался, и вырванным будет, ибо и спрос другой
с того. Не трать же энергию попусту, но только Землю, переедь
На, переедь просто Землю миром всем передай." Вот что
оказывается: опухоль - счастье, ибо она - всё, что осталось
мной меня не мной мной Перед Всем. Но малость ли она в своей
малости?
После видения, я, словно какой-то волей пошёл на компьютерную
графию. Опухоль и её локализация, о которых мне сказали
подтвердились полностью. Опять же позвонил Борис с горячими
предложениями об оперативной помощи в Петербурге в обной из
клиник, но перед этим зашёл Вацман, и как бы первой реакцией на
услышанное сказал, что в Питере существует эта клиника. Борис же
передал привет от той тоненькой девушки. Сказал, что в хосписе
умирает последними днями Сергей. Кино начало проявляться из
тумана.
И уже как бы стали выступать, хоть и не окончательно, какие-то
дома Питера, какие-то люди. Пока очень декоративно, особенно
спецэффектом тумана. Но Кино, видимо, стало образовывать что-то
впереди. Если оно пойдёт туда дальше, то будет формироваться
всё, вплоть до времени операции и хирурга. И дай Бог, это будет
время и человек Бога в своих пальцах.
Мне очень повезло, что на компьютере - диагносте работала
бывшая жена, котоорая прекрасно знает о моих особенностях.
Иначе бы приди кто и скажи, что вот, мол, привиделось, ну да ,
да, подождите, мол, мы сейчас и быстрей-быстрей, психбригаду за
перегородкой.
И узнав о поражённом Тьмой, не отразившем её, хоть и выжившем,
даже не из себя (а это лучше, чем банальная шизофрения), мозге,
Люда и Кальпиди, и Таня, да и все искренно и уверенно не приняли
ситуацию, ибо они посчитали, что такая машина, как я от таких
мелочей не ломается и всё преодолеет, и Бог даст, станет ещё
лучше. Что ж и женщина сказала за всех троих: "Прекрасно, что
ты восстал из Тьмы Скелетом Из Ты освободишься...
Но в душе я знаю, как они расстроились, и насколько тяжело это
переживать такой человечной и доброй и особенно близкой Люде.
Не может быть, а плакала и мать. И я знаю точно, что плакала
тёща, и даже внешне такая жестковатая и агрессивная, сестра
бывшей жены. Узнав от сестры - главного специалиста города и
проводившего контрольное тестирование, позвонила и она и была
очень расстроена. Таня же просто сказала: "Ужас!" Но затем
наполнилась здоровой стеничностью, и стала ждать, когда я эту
опухоль, прямо скажем, недоброкачественную, тьфу, тьфу, тьфу,
какая гадость, сожру.
Господи, расстроились столько людей, назвавших меня другом по
жизни, что мне просто нехорошо от таких тёплых ко мне чувств.
Даже тут же повстречавшийся опять же сразу же после обследования
бывший друг-еврей и неплохой терапевт после ехидства по поводу,
что у меня вообще в гипоталамусе? (почему-то) чёрт-те что
непонятное, вдруг сник и добавил: "Будут проблемы с больницей -
ты обращайся. А вобще-то, я сомневаюсь в ней, а не в тебе"
Если бы отец мог посочувствовать, вздохнуть, то он бы сделал
это так, как, наверное, делает это в душе, снаружи же сказал:
"Видимо, она у тебя (опухоль) на психику воздействует, но у тебя
всегда были какие-то отклонения. Может она у тебя с рождения.
Если увижу рекламу акульих плавников - позвоню. Решай, не
затягивай свои проблемы."
Однако, мои или нет - это монету ещё подбросить надо. Вот
может быть ещё почему мне всё видится как бы в продолжении
видится, как эта женщина тремя почти беззвучно и музыкально
говорит: "Род так часто поставлял тебя Под, на его провокациях
ты копил, надломленный, не отражая, Тьму, особенно, как сейчас,
в первый сатанинский день, где ты лишь Оптикой продолжение
гордыни родителей, тот, кем тебе нельзя быть птицей Единого,
чтобы уцелеть. Но род ограничен лишь твоей семьёй. И проклятье
уходит в то, откуда пришли твои родители, а не в древо, которое
лишь забирало кое-когда твои силы да молитвы. А вот не будь у
тебя большого надувающегося важными не от рода живота, твоя
грудь бы, дымящаяся снова Вильгельмом у сердца, видимо хрустнула
хрусталём да льдом от холода, как если бы твоё Солнце не было
сильнее темноты, то ты когда бы ещё и где стал звёздами.
Недолетел ты немножко деревней В, вот и произошёл конфликт
между днём и утром, и стала ночь первым и пришёл час, как
прошёл, не хватило чистой, не позёванной тьмы, отражением чистой
её, глубиной для утра справа большого пальца. Лебедь не долетел
лебедем. Не хватило Земли Земли много. Земли не хватило Для
поверхности. Для поверхности летящих. На один День. На опухоль
выхухоль.
И дальше: а вот опухоль уже - лишь баня с бабами и одним худым
мужиком, болезнью да бедностью, зашёл да вышел, хоть снаружи
были сделаны окна большие, чем нужно, ты их не видел. Но на
доме из верандных окон на лежаке с ещё кем-то сидит огромная
мягкая железистая шёрской изнутри крыса даже не выхухоль. А ведь
она была Орлом да Лебедем. А перед этим Полуорлом,
полустервятником, полулебедем от зла обезображенным. Вышел ты из
бани и набросились вампиры на тебя. А маленькие самые злые. Дети
всё же... твои дети.
И я вижу Людочку и Таню и слова той длинноволосой женщины: "
Освободился." И Петербург пока ещё из тумана, углами домов как
рек ... Тут окрепшим, другим, в себе тесным на солнышко целым
Домом ораторием вылазить - через сколько-то тут стихов, и тут же
опухоль. Непорядок'с. Господи, Исусе Христе, Великий Боже ,
войди в меня и воссять всадником на трон между глаз моих.
Господи, отрекаюсь я Кино здесь От престола.
И когда я так сказал во время обзорной рентгенографии ровно в
этом месте, идеально круглый, величиной с три копейки, возник
артефакт. Абсолютно белый, значит, твёрдый, плотный. Не зря мне
облучиться снова. Не зря я сказал к тому опухоли моей: "Пусть
будет пухом тебе Земля. Царствуй, Господь в ней, и излечай..." И
увидел я себя худым, лысым, скуластым, Рыбой по знаку
Зодиака.Блатным, отсидевшим, но из себя скафандром не вышедшим
Земле своим. Увидел всё наоборот. И в порядке обратном ленты
неотснятой, но отснятой давно всеми, кто пришёл отовсюду. И уже
приходят и уходят сын, Боря, Мокша, другие.
И вот уже усекновенная глава Предтечи открышилась во мне
крестами переносья затылка висками жёстко на одной оси темени и
позвоночнике. открылась для перста, словно дыра в переносьи для
Воли. И нет ни Питера, ни тумана, ни Бори, ни кого-то волнующего
или воюющего, ни каменного лежака базальтового ложа. Всё словно
так выгорело, как будто я остановился там, и тем, где и кому
впервые , в Горбачёвские времена пришла в голову мысль гордеца
продиктовать Книгу, пусть маленькую стихов. Хотя последнее тоже
не правда, с точки зрения Земли-матери. С точки зрения хорошего
и Закона. Я даже не буду читать , что-то там когда-то я писал
об Ангелах Ангелами всеми подряд Из отовсюду.
И умер Серёга. И запил, после столькох лет восстановления
моего, Боря так как проигрывают жизнь, как Кино, безвыходно и
беспросветно. Дед, заложивший деда, парализован, отец - лётчик -
повесился, получается, я являюсь заказчиком, свидетелем, будь
прокляты проклятья!, ибо, не давая более побега, исчез Мокша
бесследно. Исчез так, чтоб его не искали, но говорили, какой он
Великий. Я спросил у себя, где он, и увидел глазами мчащийся
расплывчатый пейзаж за окном поезда. А в следующем окне - уже
контуры, насыпь, деревья. Я спросил, где он, и я взглянул из-за
окна со стороны деревьев и насыпи, и увидел, что в вагоне мигают
высоко звёзды. Пропал. Будет лишь известие. И наркотики Не До
Кино попробовал поколением сын и потерял сознание комом В Под.
Вот и опухоль выросла из той слепоты, которой ты не телом выжил
после Света, но Тьмою самой страшной, пророческой Тьмою страшной
пророком не На, но поднявшимся выше, но За, но чуть.
И вспомнил дальше я слова Женщины сильной и доброй: "... Ты
покрылся пухом чужой птицы. Упашен пах твой опущен грозным
гроздьями тяжёлым, ты называешь это Под как Над, контуром,
пластырем, Демоном. Там, откуда отнимаются ноги у наркоманов.
Ты знаешь." ... И я ввёл пальцы себе в уши, и напряглось моё
темя, задрожали клетки.
Темечко соединило В мясе створы мягкие и жёсткие. Я увидел
Луну и Солнце и они стали входить в меня с противоположных
глазами, одинаково жаждущих сторон: Луна со стороны Солнца,
Солнце со стороны Луны. Мозг обезумел полнотой. Нельзя ничего
сказать, что хорошо, что плохо. Энергии ощущались и точками и
потоками. Там была и Любовь, безусловно. Но было страшно, ка
страшна всякая потеря контроля. Соединялось то, что соединялось
лишь днями, годами, десятилетиями, а тут закоротило туда, где не
чувствовался больше день, но только шумы и толчки и стуки
невидимого обозначали материальное пространство.
И оторвался у меня от паха, сразу принося там облегчение,
страшный Демон, величиной около трёх метров. И его быстро и
плоско унесло на Восток, почему-то. И тогда, в забытьи,
прилипчиво навалился на меня кто-то сзади и снизу очень
плотный, до стука. К самому моему глубинному около
подскафандровому уровню прилипчивый кто-то. И я, ощущая свою
силу, очень профессионально бил его и крошил: о иконы на стенах,
и о кресты По молюсь Ка я молюсь На, вставая ногами насколько-то
в своё омертвевшее тело, но не отходя от него далее касания.
И тут показался, как будто был всегда здесь, рыцарь с мечом.
Он вовсе не казался смешным, или каким-то неотыгранным, хоть и
был невелик ростом, может быть, на голову еня меньше, может
быть, на полголовы. И он стал бить как-то сподручно то чёрное,
что было сзади, а я опять видел это, так, как будто мог видеть
со всех сторон одновременно. И видел, как было разрублено это
чёрное неоформленное, что-то в виде моллюска, в виде какого-то
слизнякового, уплощенного полипа, на несколько частей. И вот
тогда я почему-то подумал: "А не последний ли это бой ...
Вильгельма?" Мне не было больно, но подумав, я очнулся. И
странная сочная перед рассветом надежда, как будто исходила с
той стороны, за которой исчез, будто Ветром унесённый лист,
Демон.
И тут я вспомнил, что такое уже было, крутится крутился сюжет.
И было тоже, как отражение чего-то, что было не жизнью. А
вспомнил я вспомнил почему-то, вдруг, как школьником я лежал в
неврологическом отделении. Было очень светло ночью, светлее,
чем днём. Всё какое-то было объёмное и величественное и
нереальное. Если же подумать о плохом, то чуть ли не слёзное не
сразу кислое. И люди, работающие там врачами до чуть после обеда
специально искали в моей голове, как бедной, что-то такое, что
довесилось сейчас. Мне же именно тогда полюбилась латинская
строчка Spes Unica Mia (звезда единственная моя).
И тогда, в отделении, на ночные дежурства стала приходить не
порнографическая, яркая, одурманивающая галлюцинацией, как
запахом, как атакующим прямо в глаза рогаткой подъюбочником, как
Тьмой Дьмой - Днёммассажистка, но сильная и скромная, бледная,
и имеющая, при этом, огромную силу желания, прекрасная русская
не Елена, не Варвара, не Василиса, не даже остроязычная
Настенька, но что-то общее в них равно красивым неосознанно. И
там же , ночью, вне палаты и её свечения, я сочинил то, что быть
может недостойно этой Книги, как литература, но не как ощущение:
890- по 1972
Туманности
Галактики
Созвездия
Spes Unica'. Spes Unica'.
Когда горит высоко в сонном небе
Mia звезда. Mia звезда.
И пусть та слёздочка бледна и невесома
И пусть к словам пуглива и к мечтам зыбка
Но есть в ней
отражение глаз моей любимой...
Столь взгляд её, Сталь... гибкие уста
Мне говорят :" Она - соринка
Счастья."
Быть может, я не спорю, но
Я
Увижу, мне почуди, по кажется
О не соринка то,
!Ай девичьей души целебное и тонкое
Ах
Кружев оа тепло...
Ночь.
Город.
Шар Земной.
Всё спит. Всё видит сны.
Лишь Ветра дикий храп рыча отходит в мрака бездну
...
Моя звезда, мой друг ночной,
Твоё лучистое тепло
Согреет сердце мне
И в тоМне Мира вновь проявится
прательнана...ная
...
Надежда
1972
И я ввёл пальцы себе в уши, и напряглось моё темя задрожжали
клетки. И изогнулся луч, не в сторону позвоночника, но за
глаза. И два размытых пучка от молитв шириной с пятаки вошли в
мои виски. И лазерный, сантиметра полтора-два луч упёрся из
темени выше в опухоль. И два узких луча, разворачивая крест
прямыми углами полностью по плоскостям, вошли в переносье и
затылок. Толщиной с мизинец. Осветился вдруг в затылке,как в
середине один паук, словно отснятый во время путешествия в
центр Земли себя Атланта Лебедя. Я ощутил его. Он ломался,
деформировался упруго, но восстанавливался Перед тем, как. И на
следующем, с разрешающей способностью в десятые или сотые
милиметра, снимке, отснятом через 10 дней, размер опухоли
сократился ровно вдвое в самой со'лидной её части...
И родилась новая Полная Луна, а, значит, тоненький серп нового
Солнца.
Неужели дотянусь еле-еле даже До лба пальцами! плетену'