Ходит, бродит переулком
Неулыбчивый бандит,
А внутри бандита Атман
Фиолетовый горит.
Он горит, не угасает,
Он к молодчику взывает:
Бедолага, будь со мной,
Ум свой тёмный успокой…
Но не слышит, но не слышит
Неразборчивый цыган,
И почти неслышно дышит,
И сжимает свой наган.
А в другой ладони потной
Он сжимает финку-нож
И на улице Болотной
Поджидает тех, кто вхож
В тихий дом Елизаветы
Перепёлкиной. Она
В этот вечер влюблена…
Вдруг раздался гром кареты.
Из неё совсем один
Выбегает господин:
Наверху блестит цилиндр,
На груди лежит пластрон.
Белокожие штиблеты,
Щегольской зелёный фрак, -
Всё в нём явно выдавало…
Впрочем, интереса мало
Представляет господин.
Он прошёл. Цыган один
Выжидает в подворотне.
Заводской гудок с Капотни
День рабочий завершил.
Цыган всё давно решил:
Перепёлкину, купчиху
Первой гильдии – в расход.
Её хахаля, что врёт,
Будто видывал он лиха,
Тоже, жалкого, - под нож:
Пропадать, так не за грош…
И цыгану невтерпёж.
Он парадное вскрывает,
Он по лестнице взбегает,
В ход пускает нож, наган.
Гобеленовый диван
В миг забрызган чёрной кровью,
Всё, покончено с любовью!…
Руки шторой вытирает
Неразборчивый бандит,
А внутри бандита Атман
Неизменчивый горит.
Он горит не угасает
И по-прежнему взывает:
Бедолага, будь со мной
Ум свой бедный успокой.
Но цыган его не слышит,
Он выходит на крыльцо.
Торжеством и злобой дышит
Его бледное лицо.