Из баек Ивана Плотникова
Всему миру известно, душа у нашего человека широкая – аж не всегда в тело помещается. Особенно, когда она, душа, развернется, как гармонь. Это и счастье наше, и трагедия. А как иначе, если так ты устроен и от себя не уйдешь и даже не убежишь? Ну а уж если, развернувшись, душа с душой соприкоснулись, то, как правило, туши свет и вызывай милицию.
Руки у Сашки Чумного золотые – всем околотком признано: первый мастер по дереву в районе. И токарь, и плотник, сантехник и слесарь. Из дерева топором да стамеской, киянкой да «крестовой» отверткой, если трезвый, все может сотворить: и обычный дверной «стояк», и оконную раму, а блохе – подкову придумает. Ничем не уступит Левше, только попроси. Если трезвый.
За мастерство Сашке на работе прощалось все: и регулярные прогулы по пьяному делу, и «брак», сотворенный дрожащими «после вчерашнего» руками, и затянувшиеся на десять дней выходные.
Сашка – плакатный пример того, что талант не пропьешь. Что пьяный, что трезвый – один-дурь Сашка. Как новогодняя елка: зимой и летом – тем же цветом. Сине-зелено-красный. Сапоги, камуфляж, ростом метр с кепкой, из-под кепки – спелой сливой нос торчит. Хороший такой нос, авторитетный. Как у прадеда по матери – армянина, почетного краснодарского виноградаря.
- Все вино попробовал, одни лохмотья остались, винодуй?! - ворчит Петровна, мать Сашки. Ругается и тут же радует:
- У меня день рождения, - говорит, - 75 лет! Иди, позови, - говорит, - гостей.
Мама-то Петровна своих подруг с рынка позвать хотела, на чаек, а тут Сашкины гости на домашнюю самогонку зашли и ей сразу не понравились: известные на всю округу охламоны Дроля и Фантик.
Торгующие на рынке по соседству с Петровной семечками Сергеевна и Викторовна пришли из вежливости и уважения, в отличие от Сашкиных джентльменов, которые хоть и имели один галстук на двоих (на Фантике) и драный в локтях пиджак – на Дроле, приличными людьми не выглядели, да и вели себя – не очень. Их попытки поддержать галантную беседу с дамами под Сашкину пьяную гармонь в полчаса отправили и Сергеевну, и Викторовну по домам. Что Сергеевна – бывший сельский учитель, что Викторовна – бывший сельский врач, к таким танцам не привыкли. Стесняются.
На третий день маминого дня рождения Петровнина самогонка все-таки кончилась, не глядя на Сашкину музыку. Грустными дроздами уселись на завалинке провожающий Сашка и отъезжающие Дроля и Фантик. Парадный и потускневший в домашнем мамином винегрете галстук Фантика уже задумчиво жевал безымянный кот Викторовны. У кота все было хорошо после удачного бандитского налета на рыбу на соседском, Сергеевны, участке, у Фантика – плохо, так как «горючего» не лилось, а деньги отсутствовали. До зарплаты далеко, как до Марса (Сашке), как до чужой Галактики – присутствовавшим джентльменам.
Сашка Чумной, на то и чумной, что мог пить все, что горит. Фантик и Дроля выпитое не закусывали, за отсутствием закуски, но иможденный литрболом организм требовал снисхождения и приходилось занюхивать рукавом. У Сашки такой печали не было, поскольку у мамы всегда было, что покушать.
-Поправиться б надо! – агрессивно заметил Фантик, бывший шофер и танкист, привыкший по жизни ставить задачу кратко и конкретно. Дроля и Сашка тем временем плотоядно нацелились на прибывший из Санкт-Петербурга в Городец линейный автобус «Санкт Петербург – Псков». На выскочивших по ларькам столичных туристов.
-Ага, - вздохнул сочувственно Дроля, спившийся интеллигент и бывший работник культурного фронта.
-Мамка не даст, - подвел черту их размышлениям и надеждам Сашка, даром что чумной. Помолчал, сплюнул и: – Пошли-ка!
И повел Дролю и Фантика в мужской православный монастырь. Монастырь, располагавшийся при въезде в Городец на высоком холме, давал грешникам всей округи – а жили в той округе уже за редким исключением такие, как Сашка, Дроля и Фантик – и возможность покаяться, и настоящий путь в жизни. Обителью той жива была вся область. Из столиц приезжали!
Дроля и Фантик, две башки Змея Горыныча, благоразумно остались дышать огнем за оградой.
-Отче, - обратился Сашка к отцу Феофилу, - беда у меня.
-Что случилось? – подозрительно глянул батюшка, знакомый уже с богатой фантазией прихожанина.
-Мамка померла. Что делать, не знаю.
К такому отец Феофил оказался не готов. Смерть есть смерть, не шутка. Батюшка поверил.
-Что ж, сынок. Бог дал, Бог и взял. Денег у обители нет, а вот с гробом и местом упокоения поможем. Ну и помолимся на могилке…
Это вам не Первомай, хотя и похоже на демонстрацию. Это местные джентльмены, в романтической жажде выпить, несут через весь Городец гроб и предлагают его прохожим по цене двух бутылок дешевого, но горячительного. По дороге так вошли в роль, что еще и полпоселка на похороны и поминки пригласили.
-Тетя Юля, гроб заработал в монастыре. Два гроба. Купи, лишний остался! – соседке Сашкиной, Сергеевне – Мамка померла! Ага, два дня, как скопытилась. Тот как раз и пригодился. Сегодня хороним, а этот, может, надо кому?
-Ой, ребята, как же так… Петровна… Ай-ай-ай, - заохала Сергеевна и денег дала, и поручила горынычам еще купить, что положено – венки, цветы…
Вот и загнали «веночки-цветочки», лишь бы булькало.…
Сидя на косогоре на пустыре над кладбищем, сверху над местом, на котором собирались люди по-человечески проводить Петровну в последний путь, горынычи, и лицами, и движениями похожие на трех надмогильных сычей, обменялись косноязычными мнениями:
Фантик:
-Обидно.
Дроля:
-Какое?
Глотательное движение фантикова кадыка объяснило все, что он не смог выразить словами.
Сашка:
-У меня ж деньги в кармане, башка. Кого ты?!
-Во всем виноваты вон те, - объявил Фантик, отдышавшись и показав куда-то в пустоту грязным стаканом, - Воевать из-за них.
-Хохлы виноваты, - возразил Сашка, - и их боевые дельфины.
-Слышь, дельфин, - поднялся с корточек Дроля, - Налито!
Песни в тот день и в тех кустах у центрального городецкого продуктового магазина звучали на три ломких голоса: что могли, то и исполнили. Что могли, то и выпили. О женщинах – поговорили. Осудили их женское и непонятное мужикам поведение. О политике – поспорили, согласившись, что все воруют и надо поэтому все же расстреливать, только вот кого – непонятно. Но все-таки надо, тем более, что водка дорожает, а это и вовсе непорядок и может стать причиной для революции. Тем временем запасы горячительного и влажного закончились и наступила засуха.
Пока спускались с пустыря к людям, снова вошли в роль скорбящих родственников и друзей и заглянули к дролиному соседу, чтобы одолжить коня и телегу, покойницу отвезти. Недолго думая, положили на телегу внезапно заснувшего пьяного Сашку и попытались повезти его мимо кладбища домой.
Хлестнули коней, поехали. По пути неожиданно и как-то непонятно из сельского кабриолета исчезли кое-как заброшенные туда Сашка и ящик с инструментами хозяина. В общем-то, ничего удивительного – дороги у нас такие «ровные», что не только вещи пропадают, но и покойники оживают (Сашка в данном случае был скорее вещью, чем покойником. Все же не так много выпил).
На кладбище Дроля и Фантик влетели «с ветерком». Кони привередливые.
И только тут обнаружили пропажу.
Граждане, собравшиеся у вырытой могилы, причем, совсем не для Сашкиной мамы, взялись за колья, когда увидели Сашку Чумного, хромавшего по улице следом за дурными ямщиками. Хромал он с венками на плече, подобранными с попутных могил. Внешним своим видом Сашка лишний раз доказывал, что черти среди нас все-таки существуют. Щеголяя зеленой рожей и по-вампирски распухшей верхней губой, он понял, что «кого-то хоронят, а Сашка – самый главный».
-Должны мне будете, лоси, я из-за вас лбом асфальт расцеловал, бараны! – и добавил, заметив неладное: - Живой я, живой!!!
Едва опомнившись за два дня от скандала с потерянным и ожившим покойником, прогремевшего на весь Городец, Сергеевна и Викторовна принесли по мешку подсолнухов на рынок.
Первая, кого они увидели в своем привычном ряду, была Петровна.
-Свят! Свят! Свят, - перекрестились обе тетки, - Петровна, так ты ж помёрла? Сашка третьего дня прибегал…
-Да он меня уже раз двадцать похоронил, щучий сынок! На бутылку, вишь, собирал. Дают же люди! – махнула рукой Петровна.
- Ничего. Бог даст, проживу подольше, - вздохнула она. Улыбнулась, перекрестилась и высыпала в очередную авоську заказанное покупателем ведро картошки.