На улице, даже вечером, чересчур жарко. Город наш в это время не похож ни на что на свете, и прежде всего - на себя. На улицах много любопытных, удивленных. Это все - туристы, хотя иногда и аборигены, не уехавшие на юг.
Вообще, плюс тридцать два - для Питера это многовато. Дома и тротуары нагреваются, как утюги, и напрочь выглаживают остатки питерской отстраненности. Все северное, претенциозное, прячется в старые кладовки, а на улицу, собрав последние силы, выползает вполне себе массандровский зной.
Но ничего, говорю себе, еще лет пять такой погоды, и мы привыкнем к жаре и перестанем расплываться в похотливо-усталой улыбке. Если конечно, станем больше читать и меньше пить пива.
Кто знает, что там будет? Вот кое-что из прошлого вспоминается, если посидеть подольше пятничным июньским вечером в кафе на Малой Садовой.
Когда я был маленьким, и на дворе стояла та чудная эпоха, когда можно было гулять часами без присмотра...так вот, тогда все лето я проводил где-нибудь далеко от Ленинграда. Я мог быть где угодно - на Черном море в Гантиади, у дяди Вани под Шексной, в Хотьково, или в станице Ильской, в Ирме, в Жданове... но только не в городе.
Кроме перерывов между поездками конечно:
Все начиналось с вокзала, где меня встречала мама, если я ездил с бабушкой, или бабушка, если я ездил с мамой. Такси везло нас по свежему и широкому Московскому проспекту, на юг, мимо Московских ворот, Электросилы и Парка Победы.
Двор наш стоял опустевший, и я шел гулять с резиновым мячом, и вдыхал этот летний городской запах, и жалел, что не остался в городе и не увидел белых ночей. Иногда из соседской парадной выбегал какой-нибудь приятель, тоже оказавшийся в городе, или даже соседка Ира на год старше, с которой так интересно поговорить и покачаться на качелях...
Сегодня вечером, у меня ощущение, что снова есть неделя в городе, а потом опять в дорогу, и пол-лета впереди.
Но так жарко раньше не было.