О Святом Духе в Троице А. Рублёва

 Для начала нельзя не привести цитаты из наиболее серьёзных исследований по иконописи - «Иконостаса» священника Павла Флоренского и «Умозрения в красках» князя Евгения Трубецкого:

«Религиозная живопись Запада, начиная с Возрождения, была сплошь художественной неправдой, и, проповедуя на словах близость и верность изображаемой действительности, художники, не имея никакого касательства к той действительности, которую они притязали и дерзали изображать, не считали нужным внимать даже тем скудным указаниям иконописного предания, т.е. знания, каков духовный мир, - который сообщала им католическая Церковь.

Между тем иконопись есть закрепление небесных образов, оплотнение на доске дымящегося окрест Престола живого облака свидетелей. Как же может писать икону тот, кто не только пред собою не имеет, но и не видывал никогда Первообраза, или, выражаясь на языке живописи натуры?

Если даже в области чувственного, наблюдаемого с детства непрестанно, художник ищет себе натуры, хотя аналогичных предметов видел бесчисленное множество, то не величайшая ли наглость притязать на изображение мира сверхчувственного, в полной отчётливости даже святыми созерцаемого урывками и единичными мгновениями, - со стороны вовсе его не видевших. Иконы вещественно намечают эти пронизанные знаменательностью Лики, эти сверхчувственные идеи и делают видения доступными, почти общедоступными.

Свидетели этих свидетелей – иконописцы – дают нам образы своих видений. Подобно тому, как свидетель – мученик-святой, хотя он и говорит, однако свидетельствует не себя, но Бога, и собою не себя, а Его являет, так и эти свидетели свидетелей – иконописцы – свидетельствуют не своё иконописное искусство, т.е. не себя, а святых, свидетелей Бога, или же – и Самого Бога.

В иконописных изображениях мы сами, - уже сами, - видим благодатные Лики Святых, а в них, в этих Ликах, - явленный образ Божий и cамого Бога. Из всех философских доказательств бытия Божия наиболее убедительно звучит именно то, о котором даже нет упоминания в учебниках; примерно оно может быть построено умозаключением: «Есть Троица Рублёва, следовательно, есть Бог».

Как новое творчество от прикосновения к новому опыту небесных тайн совершенно вмещается в уже открытые канонические формы, входя в них словно в уготованное гнездо, - показывает Рублёвская Троица. Этот сюжет трёх ангелов за трапезою издавна существовал в церковном искусстве. В этом смысле Андрей Рублёв не придумал ничего нового, и внешне, археологически расцениваемая, его икона Троицы стоит в длинном ряде ей предшествовавших, и ей последовавших изображений праотеческого гостеприимства.

Но собственно троичное значение этих икон было таким же предзнаменовательным, как Богородичное значение – несгоравшей купины: как ни вглядывайся в изображение её, даже совершеннейшее, в нём наглядно не узришь никакого намёка на Приснодеву. Точно также и явление странников Аврааму лишь отвлечённо могло вести мысль к догмату Троичности, но само по себе созерцания Святой Троицы не живописало.
 
Но в XIV веке этот догмат по различным причинам стал предметом особенного внимания Вселенской Церкви и получил чеканную словесную формулировку. Завершителем же этого дела, увенчателем средневековья, стал «чтитель Пресвятой Троицы» - преподобный Сергий Радонежский. Он постиг небесную лазурь, невозмутимый, неотмирный мир, струящийся в недра вечной совершенной любви, как предмет созерцания и заповедь воплощения во всей жизни, как основу строительства и церковного, и личного, и государственного, и общественного.

Этот его опыт, новый опыт, новое видение духовного мира, воспринял от него, сам преподобный, Андрей Рублёв, руководимый преп. Никоном: так написал он «в похвалу отцу Сергию» икону Троицы. Эта икона показывает в поражающем видении Самоё Пресвятую Троицу, новое откровение, хотя и под покровом старых и несомненно менее значительных форм.

Что же удивительного, если в абрис видения, виденного некогда как тень грядущей истины, но не понятого в своё время до позднейше сознанной глубины, всецело вошло, тесно им облекаясь, то же самое видение, точнее, видение той же реальности, но узренное после тысячелетий духовной работы человечества, когда развились в благодатном уме потребные органы понимания.

И тогда исторические подробности сами собой отпали от композиции, и икона Рублёва, точнее же , преподобного Сергия, старая и новая зараз, первоявленная и повторение, стала новым каноном. Чем онтологичнее духовное постижение, тем бесспорнее принимается оно как что-то давно знакомое, давно жданное всечеловеческим сознанием. Да и в самом деле, оно есть радостная весть из родимых глубин бытия, забытая, но втайне лелеемая память о духовной родине – напоминание о горнем первообразе» (П.А.Флоренский, «Иконостас»).
   
«В иконе выражена основная мысль всего иноческого служения преподобного Сергия. О чём говорят эти грациозно склонённые книзу головы трёх ангелов и руки, посылающие благословение на землю? И отчего их как бы снисходящие к чему-то низлежащему любвеобильные взоры полны глубокой возвышенной печали! Глядя на них, становится очевидным, что они выражают слова первосвященнической молитвы Христовой, где мысль о Святой Троице сочетается с печалью о томящихся внизу людях.

Это – та самая мысль, которая руководила св.Сергием, когда он поставил собор Святой Троицы в лесной пустыне, где выли волки. Св.Сергий «поставил Храм Святой Троицы как зерцало для собранных им в единожитии, дабы «взиранием на Святую Троицу побеждался страх пред ненавистною раздельностию мира». Он молился, чтобы этот звероподобный, разделённый ненавистью мир преисполнился любовью, которая царствует в предвечном совете Живоначальной Троицы. А Андрей Рублёв явил в красках эту молитву, выразившую и печаль, и надежду св.Сергия о России. Победой прозвучала эта молитва; она вдохнула мужество в народ, для которого родная земля стала Святыней» ( Е.Н.Трубецкой, «Умозрение в красках»).
   
«Умозрение в красках» Е.Н.Трубецкого и «Иконостас» П.А.Флоренского и на сегодняшний день безусловно лучшие философские, богословские и искусствоведческие исследования, посвящённые православному религиозному искусству, и может быть именно по этой причине, да ещё и из-за ярко выраженного в них русского патриотического духа, принимаются они «в штыки» нынешним церковным официозом. Сам дух их, свидетельствующий о благоговейном отношении к лучшим достижениям русского Святого Православия вызывает неприятие и озлобление. Вот и появляются одна за другой работы, посвящённые празднованию Троицы и Рублёвской Иконе, писанные с тенденциозной целью принизить значение Святаго Духа в нашей Церкви и на Святой Иконе и вернуть нам, русским, то понимание Троицы и Духа Святаго, которое сложилось в незапамятные времена на Западе и с тех пор не менялось.
 
Так в статье архиепископа Рязанского и Касимовского Симона «Прославление Живоначальной Троицы» в рубрике «Богословие» «Журнала Московской Патриархии» чтим:
  «Церковь Христова в её земном странствии ( а воинствовать с дьяволом она перестала? – Е.О.) управляется и руководится благодатию Святого Духа. Дух Святой, сошедший на Апостолов в день Пятидесятницы, с того времени непрерывно пребывает в церкви, подаёт жизнь и освящение всей Её Полноте и каждой христианской душе в отдельности (а до того не подавал и больше нигде кроме церкви не подаёт? –Е.О.)….
   
В первой и второй стихирах «на стиховне» мы просим Христа: «Духа Твоего Святаго не отыми от нас, молим Ти ся, Человеколюбче: Егоже сияния и нас сподоби, молим Ти ся, Человеколюбче»…
 
В богослужебном чине на праздник Пятидесятницы Святая Церковь приглашает нас поклоняться Нераздельной Троице, Триипостасному Божеству… «…Святый Боже вся содеявый Сыном, содейством Святаго Духа, Святый Крепкий, Имже Отца познахом, и Дух Святый прииде в мир, Святый Безсмертный, Утешительный Душе, от Отца исходяй и в Сыне почиваяй, Троице Святая, слава Тебе»…

Икона «Пресвятая Троица» преподобного Андрея Рублёва изображает Таинство Евхаристии. Евхаристическим символом является Святая Чаша на Престоле, вокруг которого восседают Ангелы. В Чаше видна голова тельца, которым Авраам угощал трёх мужей ( см.: Быт. 18, 7). Телец – прообраз Новозаветного Агнца, и поэтому Чаша имеет евхаристическое значение.
   
Левый и средний Ангелы благословляют Чашу: Отец благословляет Сына на подвиг, на смерть на Кресте ради спасения человека, и Сын, освящая Чашу, выражает готовность принести Себя в жертву. На светлом фоне Престола отчётливо видна правая рука третьего Ангела. Но он не благословляет, а присутствует здесь как Утешитель, как символ грядущего воскресения».
 
Как видим ни беспрецедентные усилия русского народа в лице преподобных Сергия Радонежского, Андрея Рублёва, философов-богословов Н.Ф.Фёдорова, Е.Н.Трубецкого, П.А.Флоренского, ни многовековая практика нарочитого прославления Пресвятой Троицы, ни совершенно особенная молитвенная практика жизни русских монахов во Святом Духе не смогли заметным образом повлиять на официально-церковный правительствующий клир, и всё то, что говорилось и пелось о Духе в Византии и Риме, живо и поныне, а «литургический сдвиг», о котором с таким восторгом писал П.А.Флоренский, увы, «приказал долго жить»:
      
У современного почтенного архиерея Дух Святый «не благословляет, а присутствует…как символ…утешение», а проще как «содействующий», «почивающий», отдыхающий в Сыне!

До какой же степени обмирщения Духа Святаго нужно дойти, чтобы в ветхозаветной тенденциозности не разуметь, что Сын Единородный Сам Себя не должен благословлять, что Освящение принимается Им от Святыни Духа, но не может быть от Того, Кто Сам Своею Волею взошёл на Крест, свершил величайшее Дело на земле, приняв от Отца и Духа Благо дать людям Добро и Правду. Дух – посредник между Отцом и Сыном, но не наоборот – между Сыном и Отцом.
 
Дух исходит от Отца, а не от Сына – и на этом стоит Святое Православие, и именно в этом, и ни в чём другом, Его главное отличие от католицизма! Неужели преподобный Андрей Рублёв, воздавая красками «похвалу чтителю Пресвятой Троицы» - преподобному Сергию Радонежскому мог погрешить не только против Троицы, но и Святаго Православия, против Его Святаго Духа Любви, и, в противоречии духовному видению св.Сергия, сотворить на Святой иконе Святый Дух безучастным свидетелем, удостоверяющим утешением, как бы бесплатным приложением, содействующим, но не имеющим никакого своего от Отца данного Ему онтологического назначения?
         
          Но такое понимание, как нельзя более, соответствует церковной практике. А то как же, ведь «благословлять» от имени Христа, может только «освящённый» церковной властью архиерей, расписавшийся на «вместопрестолии» (антиминсе), и потому «батюшек» посылающий примерно на том же основании, что и Сын Божий, «посылавший» Дух Святой. Но Сын Единородный Дух Святый, как и Апостолов своих хотя бы «посылал» ( а не призывал ли? – Е.О.) людям на Служение, а теперь архиереи в церковь только призывают, сами-то не хотят идти служить мирянам, а Духу Святому остаётся незавидная роль присутствовать при них, удостоверять, содействовать… Вот и увидел архиепископ Симон Рязанский в иконе Рублёва, то, что ему было понятно без лишних слов…
      
Но такое отношение к Иконе Рублёва ещё полбеды.
            Симон Рязанский выражает лишь общепринятую точку зрения на Троицу, Дух и Икону Рублёва. Чтобы глубже разобраться в современном понимании «иконографии» Троицы Андрея Рублёва обратимся к обстоятельной статье на эту тему «православного» искусствоведа батюшки Александра ( Салтыкова), напечатанной в 1984 г. издательством «Наука» в альманахе «Древнерусское искусство XIV – XV вв.», и утверждённом к печати Научно-исследовательским институтом искусствознания Министерства культуры СССР и АН СССР.
         
                В статье «Иконография Троицы Андрея Рублёва», рассматривая пристально сюжет «Ветхозаветной Троицы», священник Александр Салтыков приводит древние изображения трёх ветхозаветных ангелов под Мамврийским дубом с ветхозаветными праотцами, Саррою и Авраамом перед их гостеприимным домом. Делается это с очевидной целью доказать зависимость Андрея Рублёва от бывшего до него ветхозаветного по сути иконографического материала.

Отец Александр рассмотрел десятки подобных сюжетов, прилежно их систематизировал, исподволь создавая энциклопедический флёр «научности», и только уж за тем «вписал Андрея Рублёва в традицию», занимаясь по ходу дела доказательством зависимости преподобного Андрея от якобы предыдущего ему «православного канона». Таким вот изощрённым, но всё же при этом нехитрым образом, стало возможным игнорировать понимание того, что собственно попытки дать образ «Пресвятой Троицы» до Рублёва не было и в помине.

Пытаясь воткнуть насильно Рублёва в некую «традицию» изображения Троичности А.Салтыков не обращает никакого внимания на то снижение смысловой и художественной высоты и полноты образа, которое привносит с собою его «традиционалистское» воззрение. Зато А.Салтыков изрядно потрудился, изучив все внутренние возможности и особенности доступных ему ветхозаветных сцен, хотя в свою очередь его отчего-то оставили равнодушным все бывшие до него талантливые и оригинальные мысли и взгляды русских богословов начала XX столетия.

Отец Александр как бы снова одевает на Рублёвскую Троицу, хоть и золотой, но вычурный и дешёвый оклад, который с неё сняли советские искусствоведы, а его исследование говорит о глубокой порочности традиционалистского взгляда церковного официоза на высшие достижения русского духовного искусства.

Вообще после выдающихся, посвящённых Троице Рублёва работ, мыслей и взглядов В.Н.Чекрыгина, П.А.Флоренского, Е.Н.Трубецкого, Игоря Грабаря, Ю.А.Олсуфьева, Б.В.Михайловского, Б.И.Пуришева, Л.А.Успенского, Эгона Сандлера, Г.К.Вагнера, инока Григория Круга, прот.А.Шмемана, В.Н.Лазарева, М.В.Алпатова, Н.М.Тарабукина, И.А.Дёминой, Э.К.Гусевой, вроде бы «православно» фундаменталистская, но с выраженным явно «демократическим» акцентом статья А.Салтыкова воспринимается как холодный душ чрезмерно воспалённому «величием» своей культуры воображению русского православного патриота.

Ну, да, конечно, Троица Рублёва произведение выдающееся, - нехотя соглашается батюшка Александр, - но всё же, всё, что есть в ней, было уже ранее, так что ничего особенного, гениального, Рублёв не создал, и вроде бы и не намеревался создавать. Это так потому, что преподобный Андрей был ортодоксальным христианином, даже и монахом… сделал , что от него попросили хорошо, изрядно потрудился, а как же иначе, ведь «проклят тот, кто делает Божие дело с небрежением».

Хорошо «попостился очами» раб Божий Андрей, в творческом поту, согласно канонам, добывая «хлеб насущный», как то и подобает «служащему, дабы имать подаяние требующему», только и всего. А вот эти досужие взгляды мирских философов и искусствоведов, все их возвышенные чрезмерно рассуждения,- это от лукавого, яко не имеют они в себе должной в вопросах веры скромности, кротости, смирения пред властями мирскими и духовными, впрочем, это и понятно, потому как не освящены как подобает истинно верующим, но за это их можно, и следует, от всей души простить, но, конечно же, не увлекаться паче меры их мирским воображением и «лжеименным разумом».
Но предоставим наконец слово самому «батюшке» Александру, дабы он продемонстрировал свою недюжинную искусствоведческую эрудицию в иконографическом библейском вопросе:
 
        «Андрей Рублёв взял старые элементы из хорошо известных иконографических вариантов «Троицы», но по новому «гармонизировал» их, подчинив основной идее изображения. Следует ещё раз обратить внимание на выбор «временного» момента. Ангелы как бы миновали кущу Авраама и заключают завет уже вновь, но не только с праотцем Израиля, а со зрителем, который, предстоя чаше, «замыкает» круг, с четвёртой стороны.
    
Художник остаётся в рамках библейского историзма, но изображение праотцев становится необязательным. В «дорублёвской» «Троице» Авраам и Сарра изображены приблизившимися вплотную к божественной трапезе, чем подчёркивается евхаристический и вместе с тем «домостроительный» смысл события. Евхаристическое содержание «Троицы» Рублёва является дальнейшим развитием более ранних представлений.
    
Рублёвым изображён момент, предшествующий отосланию одним из ангелов двух других в Содом и Гоморру (Быт. XVIII, 21-22). Сын мгновенно отвечает согласием исполнить порученное («слово плоть бысть»), поэтому бурность его движения выражает любовь и послушание. Подъём ангела изображает его нисхождение в мир и готовность к искупительной жертве.
         
Следует отметить, что в этом произведении художник изобразил, конечно, не сами ипостаси, а ангелов, в действиях и атрибутах которых они (ипостаси) проявляются. Было бы совершенно неисторичным представить, что Андрей Рублёв произвольно изменил бы каноническое расположение ипостасей, которое он, как монах и ведущий московский иконописец, должен был считать незыблемым.
      
…Согласно одной из классических формулировок, содержащейся в творениях Василия Великого, «Сын есть образ Отца, а Дух – образ Сына». Это определение вообще очень важно для средневекового искусства, так как занимает видное место в византийской теории образа, как общей основы художественного творчества. В рублёвской Троице оно находит широкое и полное выражение.
      
М.В.Алпатов отметил в работе 1927г. приподнятость левого колена среднего ангела. Правое колено остаётся на месте. Очевидно, ангел встаёт, внимая первому ангелу. Эта существенная особенность прошла мимо внимания исследователей.
    
Плавные гармоничные линии лишь «маскируют» стремительность его движения. Напряжённость действия, скрытое движение передаётся особенностями одежды … Сочетание покоя с бурным движением, с таким мастерством переданное Рублёвым, создаёт ощущение гармонии. Степень напряжения среднего ангела достигает максимума благодаря сочетанию противоположных движений, хотя художник с удивительным совершенством скрывает обнажённость действия и этим усиливает его эффект.
    
Куда же спешит средний ангел? Какое поручение первого ангела он торопится выполнить?
      Прежде чем на это ответить, обратимся к образу первого и третьего ангелов. Знаки власти символизируют Бога Отца. Его благословение относится не только ко второму, но также и к третьему ангелу. Последний олицетворяет наибольший покой, в нём есть умиротворённая сосредоточенность, даже некоторая расслабленность и размягчённость.
      
Характерно положение жезла третьего ангела; он лежит на плече, а в нижней части расположен удобно и устойчиво между слегка раздвинутыми коленями и скрещёнными ногами ангела. Такое положение соответствует позе задумчивого неторопливого размышления.
         
В результате пространственного осмысления композиции можно ответить на ранее поставленный вопрос о смысле движения среднего ангела: Отец посылает Сына в мир».
   
          Что можно указать А.Салтыкову по поводу его неожиданного и странного во всех отношениях «открытия» естественно не увиденного ни до, ни после него никем, а именно что «средний ангел привстал в бурном движении с таким мастерством переданном Рублёвым»?
    
Что «напряжённость действия», приснившаяся отцу Александру в прелести тонкого сна, в котором он видел самого себя в роли искусствоведа, ничего общего не имеет с «взаимной любовью, струящейся в вечном согласии, в вечной безмолвной беседе, в вечном единстве сфер горних» (П.А.Флоренский, «Троице-Сергиева Лавра и Россия»)?
      
Что «всё мало и ничтожно пред этим общением неиссякаемой бесконечной любви: всё – лишь около неё и для неё, ибо она своей голубизною, музыкой своей красоты, своим пребыванием выше пола, выше возраста, выше всех земных определений и разделений, есть само Небо. Есть сама безусловная реальность, есть истинно лучшее, что выше всего сущего» (там же)?
         
Что «среди метущихся обстоятельств времени, среди раздоров, междоусобных распрей, всеобщего одичания и татарских набегов, среди этого глубокого безмирия, растлившего Русь, открылся духовному взору бесконечный, невозмутимый, нерушимый мир, струящийся широким потоком прямо в душу созерцающего от Троицы Рублёва, и вот этот-то неизъяснимый мир, эту невыразимую грацию взаимных склонений, эту премирную тишину безглагольности, эту бесконечную друг перед другом покорность – мы считаем творческим содержанием Троицы» (там же)?!
         
«Андрей Рублёв воплотил столь же непостижимое, сколь и кристально-твёрдое и непоколебимо-верное видение мира. Но чтобы увидеть этот мир, чтобы вобрать в свою душу и в свою кисть это прохладное, живительное веяние Духа, нужно было иметь художнику пред собою небесный Первообраз, а вокруг себя – земное отображение, - быть в среде духовной, в среде умирённой» (там же).

        Что же, может быть, простим незадачливому «батюшке искусствоведу», в конце концов, не он один виноват в хладном нечувствии сердечном по отношению к православной иконописи, но современная бездуховная среда? Заела его среда московская, полная ветхозаветной спеси и демократического «духовного» апломба, ортодоксально «православная», фундаменталистская среда!
    
          «Подъём ангела изображает его нисхождение в мир» - пишет, не сомневаясь, отец Александр, даже не пытаясь при этом обосновать, как именно «подъем» может «изображать нисхождение»?
        Ведь это же всё-таки разные действия «нисхождение» и «подъём»?!
    
На Иконе, в отличие от среднего Ангела, занимающего всё воображение А.Салтыкова, Андреем Рублёвым дан левый (у Салтыкова третий) Ангел, устремлённый налево и вниз: и покорным взором, и правым, опущенным вниз крылом, подчёркивающем движение вниз его Лика, главы, спины и шеи; и копьём, направленным по кругу направо и вниз под острым углом в отличие от других Ангелов, и перекинутым с правого плеча вниз зелёным гиматием, и лежащею свободно на престоле пальцами вниз правою рукою, и наклоном трона и основанием под ним, и наиболее тёмным по сравнению с другими Ангелами зеленовато-синим одеянием, утяжеляющем Его и связывающим с находящимся внизу зелёным фоном, олицетворяющим собою землю; и, наконец, скорбью и наибольшей расслабленностью всей Его фигуры, устремлённой в противоречии к данным в еле заметном движении направо по кругу правом и среднем Ангелах, - в обратном к ним движении направо и вниз.
      
Удивительно, но А.Салтыков видит у левого (третьего) Ангела «духовный подъём» левого крыла («Подъём левого крыла переводит взгляд зрителя к горе…Движения крыльев выражают духовный подъём, дополняющий образ духовного покоя»), не замечая направленности вниз правого?
    
  Батюшка видит «знаки власти», отличающие безусловно Отца, - там, где их нет, у правого (первого) Ангела, под которым подразумевает Отца, и не замечает переброшенный через правое плечо золотой пояс на фоне царственного багряного хитона среднего (второго) Ангела, - сидящего слева от Отца Сына?!
      
И в голову «батюшке» почему то не приходит простая мысль о том, что Сын Божий конечно же не мог в присутствии Отца Своего одеть одесную - на правое плечо Клав – золотой пояс, как знак Славы – Символ Божественной Власти, который А.Рублёвым дан на фоне красного хитона, а красный – пурпурный цвет было в Византии запрещено носить всем, кроме императоров?
          Выходит, что Сам Сын ошуюю от Отца, а царственный пояс на Нём одесную?
               
А отчего бы А.Салтыкову не озаботиться вопросом, почему в такие лёгкие, «невыразительные» в символическом отношении по цвету одежды одет Отец? Если под правым Ангелом подразумевать Дух Святой, тогда дробность цветового решения понятна – этим выражена невесомость и нематериальность, почти бесцветность Духа, но, конечно же, изображение Отца требует однозначного выразительного цветового символического решения.
         
Вот и получается, что из того, что «батюшка» не желает замечать, можно понять в Троице Рублёва гораздо больше, чем из того, что он не поленился заметить. И , конечно же, назойливость с которой А.Салтыков пытается доказать, что «второй ангел привстал», чтобы идти благовествовать, не случайна.
            
Весьма обстоятельно ознакомившись с различными вариантами «Ветхозаветной Троицы», батюшка не может не прозревать вполне для него очевидные «языческие» мотивы в Троице Рублёва, как то неканоничность в изображении «ветхозаветных деталей», имеющих, во всяком случае, для него, слишком обобщённый характер по сравнению с «праотеческим» Мамврийским дубом и «гостеприимным» домом Авраама и Сарры.
          
Озабоченность такая понятна. Так искусствовед Э.К. Гусева, указывая на «глубину осведомлённости Андрея Рублёва в области древних символических образов и их толкований», и на «соотнесённость символики Троицы с её живописно-стилистическими свойствами», отмечает что «Символика и многозначность образов «Троицы» восходят к древнейшим временам. У большинства народов такие понятия (изображения), как Древо, Чаша, Трапеза, Дом (Храм), Гора, Круг имели символическое значение.

Исследователи подчёркивают символическое космологическое значение композиционного Круга, в который лаконично вписывается изображение. В Круге видят отражение идеи Вселенной, мира, Единства, объемлющего собою множественность, космос. При постижении содержания «Троицы» важно понять его многогранность…Природа, откликающаяся на событие, представленное как событие космическое, изображается художником с пониманием древнейших символических отождествлений, уходящих корнями в глубокую дохристианскую древность».
         
Вот этого именно и не хочет и боится А.Салтыков. Он пропускает мимо своих досужих до мелочей глаз и наклон вправо вздымающейся волною Горы, и склонённое под порывами неземного ветра опять таки же - вправо вечнозелёное Древо Жизни, и направленные - направо и вниз «входы» и «исходы» в странном во всех отношениях символическом сооружении с троичной по горизонтали пятиступенной лестницей, ведущей вниз и направо с двумя колоннами, что крайне не характерно для ветхозаветных евреев, и в частности для уединённого, стоящего особняком на природе, домика Авраама и Сарры.
            
Куда и зачем могла восходить между колоннами (колонна – символ античного «языческого» полиса) ветхозаветная чета? Куда ведут выделяющиеся из всего строя «Троицы» тёмные(почти чёрные) арочные двери? Почему всё непонятное сооружение троично по вертикали так, что нижняя, украшенная еле заметным справа входом часть его, прикрыта главою и нимбом правого(первого) Ангела? Да наконец, не «Столп» ли «языческий», на балконе которого молились столпники – древние праведно славящие Бога святые, перед нами на Иконе Рублёва? 
 
        Понятно, почему в заключение своей статьи А.Салтыков пишет, что Андрей Рублёв «сумел поведать нечто новое», не уточняя однако в чём же собственно заключалось это «нечто». Поведал «вполне оставаясь при том в пределах традиционных элементов и формы и содержания» (там же).
   
Чувствуя безусловно фальшивость своих построений и неловкость положения А.Салтыков, как бы оправдываясь одной фразой, «уточняет» в самом конце своего «исследования»: «Всё сказанное не исключает активного общественного значения «Троицы». Следует согласиться с теми исследователями, которые видят в «Троице» символический отклик на Куликовскую битву».
                Что ж, это как в широко известной мещанской прибаутке: «Нам предложили, и мы согласились!». Безусловно следует согласиться с богословами Флоренским, Булгаковым, Трубецким, но ни в коем случае и ни при каких условиях нельзя соглашаться со «всем сказанным» попом-искусствоведом, яко им «сказанное» - есть удобная нечестивым служителям культа формула умалчивания величайшего достижения мирового искусства и слова Б.Л.Пастернака из поэмы «Спекторский»:     « Я сыт молчаньем без твоих прикрас. Прости, я б мог отбрить ещё суровей!» здесь как нельзя более уместны.
    
                Но и такой жёсткой характеристики недостаточно, потому как православный священник А.Салтыков предпринял вполне бесполезные, но титанические усилия только для того, чтобы из новозаветного Русского Образа выстроить вновь ветхозаветный, и в его безграмотной статье видно лукавое намерение заставить замолчать тех, кто переполнен святым восторгом пред Святою Троицей.
   
                Надо отметить, что работа А.Салтыкова не прошла даром, и в новейших исследованиях, посвящённых Рублёвской Троице, проводимых «со тщанием» в стенах православных учебных учреждений, таких как Свято-Тихоновский Православный институт и Общедоступный Православный Университет, основанный протоиереем Александром Менем, стало недоброй традицией поминать различные варианты т.н. «Ветхозаветной Троицы», противопоставляя её «Новозаветной Троице», где изображаются «две фигуры старца и средовека над которыми витает голубь».

              Естественно, что при таком рассмотрении «Ветхозаветное» побеждает «новозаветное», бесчестится Русское понимание Пресвятой Троицы, а новоиспечённые в конце XX века «ветхозаветные», но по православному обряду, «христиане» получают возможность весело посмеяться над глупостью русского Святого Православия, поклоняющегося видению Дедушки Мороза, парящаго в облаках, и в заключении порадоваться тому, что… «постановлением Священного Синода от 1792 года было запрещено на антиминсах изображать Бога Отца, как это было прежде.
               
Его заменило еврейское написание имени Божьего, что больше соответствует раскрытию смысла Евхаристии. Причащаясь , мы соединяемся с Тем, Кто будучи бестелесным, принял плоть ради нашего спасения» (И.К.Языкова, «Богословие иконы», глава «Иконография Святой Троицы» / Можно ли изображать Бога Отца? /, Москва, 1995г. Издание осуществлено по благословению Святейшего Патриарха Московского и всея Руси Алексия II в рамках  реализации программы Круглого стола по религиозному образованию, созданного Отделом Внешних Церковных Сношений Московского Патриархата в сотрудничестве со Всемирным Советом Церквей ).
            
Ничего не остаётся другого, как заняться толкованием Троицы Рублёва в восприятии преподавателя Общедоступного Православного Университета искусствоведа И.К.Языковой, хотя бы потому только, что рецензентом её стал выше нами упоминаемый священник Свято-Тихоновского Богословского института А. Салтыков, а автором предисловия к ней скандально известный священник «новой демократической волны» в православии А.Борисов. Да и тираж книги И.К.Языковой числом в 25000 экземпляров, огромный для духовной литературы, не оставляет возможности обойти её молчанием.
    
          Повторяя слова Василия Великого «Сын есть Образ Отца, а дух – образ Сына», да так вот именно Сын – Образ с большой буквы, а дух – образ с маленькой, - слова, приведшие впоследствии к католическому «филиокве», ибо если дух – образ Сына, то тогда, следуя элементарной логике, почему бы ему от Сына и не исходить, И.К.Языкова, тем не менее в отличие от А.Салтыкова, замечая рублёвские символы «древа», «горы», «палат», «чаши», как «символические знаки», пытается благочестиво «прочесть богословский текст иконы, сопоставляя все знаки и символы , включённые Рублёвым в её контекст».
            
                Указав на «самое распространённое толкование» - « вариант, который подсказывает одеяние среднего ангела, который облачён в одежды Христа – вишнёвый хитон и голубой гиматий», Языкова смело, надо отдать ей в этом должное уважение, даёт свою трактовку Рублёвских Образов:
    
          «Совершенно естественно задать вопрос, кто есть кто на этой иконе. Итак, средний ангел изображён выше двух других, естественно предположить, что он символизирует Отца, как источник бытия, на что указывает и древо, расположенное за спиной среднего ангела. Это и дуб Мамврийский, под которым Авраам приготовил трапезу путникам (Быт. 18.1), и древо жизни, которое Бог посадил посреди рая (Быт.2.9). Но средний ангел в одеждах красно-синего цвета, т. е. в одеянии Христа, что и наводит всех исследователей на мысль, что в среднем ангеле следует видеть Бога-Слово, вторую ипостась Св. Троицы.

Обратимся к тексту Библии: «Бога не видел никто никогда; единородный Сын, сущий в недре Отчем, Он явил»(Ин. 1.18). Увидеть Бога невозможно, «потому что человек не может увидеть Меня и остаться в живых»(Исх. 33.20). Эта возможность открывается только через Сына: «никто не приходит к Отцу, как только через Меня»(Ин. 14.6). Христос также говорит: «Я и Отец одно»(Ин. 10.15), «видевший Меня, видел Отца»(Ин. 14.9). Таким образом, здесь мы имеем изображение совсем не однозначное – если можно так сказать, мы на Отца смотрим через Сына. Но всё-таки благословляющий «отеческий» жест среднего ангела заставляет нас думать, что акцент поставлен на образе Отца («Сын есть Образ Отца»).               
 
    Одесную Бога Отца сидит Сын. Об этом говорится в Библии неоднократно: … «Христос умер и воскрес: Он и одесную Бога, Он и ходатайствует за нас» (Рим. 8.34) и т.д. Одежды второго ангела подтверждают такое толкование: телесного цвета гиматий прикрывает небесного цвета хитон, так как плотью человеческой Христос, сошед на землю, прикрыл своё Божество. Его жест означает приятие той чаши, которую благословляет Отец, это жест полного послушания воле Отца («быв послушен, даже до смерти , и смерти крестной». Фил. 2.8). За его спиной возвышаются палаты – это символическое изображение жилища Авраама, но также, и в большей степени, это символ божественного домостроительства. Христос – краеугольный камень (Пс.117.22; Мф.21. 42). Он созидает церковь, которая есть Его Тело (Еф. 1.23).
 
      Напротив второго ангела сидит третий, который облачён в одежды синего и зелёного цвета. Это третье лицо Св.Троицы – Святой Дух. Зелёный цвет в иконописной символике означает вечную жизнь, это цвет надежды, цветения, духовного пробуждения. Линия его склонённой головы повторяет линию склонённой головы среднего ангела. Дух вторит Отцу, ибо Он от Отца исходит, согласно Никео-Цареградскому символу веры. Жест его руки словно способствует скорейшему принятию решения, Дух вдохновляет, освящает, утешает. Дух Святой в Писании назван Утешителем (греч. «Параклитос») и он приходит и свидетельствует о Нём(Ин. 14.26; 16.7). За спиной третьего ангела изображена гора – это не просто элемент иконописного пейзажа, а гора духовного восхождения (Пс.120. 1), о которой Давид в Псалмах восклицает: «возведи меня на гору, для меня недосягаемую» (Пс.60. 3)…
          
Средний ангел благословляет чашу, сидящий одесную его принимает её, ангел, расположенный по левую руку от среднего, словно подвигает эту чашу тому, кто против него. Головы ангелов склонены в молчаливой беседе. Их лики похожи – будто изображён один и тот же лик в трёх вариантах…»
         
          Может быть потому, что за Престолом Славы, где у Андрея Рублёва на тронах Пресвятая Троица, не нашлось вполне естественно места Аврааму и Сарре, современные «искусствоведы» вообще не склонны учитывать самое его наличие и центральное положение в композиции иконы? Оттого и не хотят в простоте сердечной задать прямо главный вопрос, кто из Трёх Ангелов во главе Святого Престола? Говорят о евхаристическом значении Троицы, а Престола на котором совершается Евхаристия в упор не желают видеть, яко им милее дачный ветхозаветный столик на садово-огородном участке Авраама? Если мыслить в таком натуралистическом аспекте, то в один ряд со столиком можно и дубок, и домик и горочку поставить, да и указать «для верности» на богодухновенный текст 18 главы кн.Бытие?               
   
          А не проще ли задать напрямую вопрос «ветхозаветным христианам», совместима ли в принципе Божественная Евхаристия с гостеприимством Авраама в одном и том же изображении, и что соответственно изображено на иконе А.Рублёва Евхаристия или ветхозаветная трапеза?               
   
          И.К.Языкова только на том основании, что «средний ангел выше других» всё-таки сумела, в отличие от своего рецензента отца Александра Салтыкова, разглядеть в нём Отца, ей в этом помогло «Древо Жизни», которое для неё одновременно и ветхозаветное Авраамово и райское, но все её дальнейшие рассуждения строятся из надуманного предположения, что А.Рублёв «на Отца смотрит через Сына», яко Отец согласно еврейской ветхозаветной заповеди не изобразим.
         
Ей, конечно же, глубоко чужды «языческие» взгляды П.А.Флоренского, согласно которым «иконописцы – свидетельствуют не своё иконописное искусство, т.е. не себя, а Святых, свидетелей Бога, или же – и Самого Бога». «Православный искусствовед» хоть и правильно определила в Троице Бога Отца, всё же оказалась не на высоте положения, хотя бы потому, что не мог А.Рублёв из Сына Божия в данном конкретном случае изводить изображение Его Отца, яко на одной и той же Иконе присутствуют одновременно как Отец, так и Сын Его, и художник скорее был озабочен задачей дать Им такие характерные черты, чтобы можно было бы без труда отличить Их друг от друга в Троице, но не сливать в один образ.

                Так что, на наш взгляд, неважно, что Сын Божий по трактовке А.Салтыкова оказался слева (ошуюю) от Отца, а И.К.Языкова «спасая положение» помещает Его одесную справа, и от этой перестановки Отец оказывается в центре. Всё это местничество по отношению к Пресвятой Троице говорит только о мирской, иерархической настроенности не верящего Богу и не доверяющего очевидности извращённого ветхозаветными догмами рассудка.
    
И.К.Языкова пала жертвой заранее предопределённой тенденции, выраженной в словах: «Седяше одесную Отца», не дав себе отчёта, что икона А.Рублёва не могла быть задумана, как иллюстрация к этим словам, и хотя в каком-то смысле Сын Единородный, как свершивший Истину Крестом на земле, может мыслиться выше Ангелов, тем не менее, в мире сияния Божественной Славы не может быть слишком земного представления о власти и связанных с ней привилегиях местничества в иерархии.
      
            Трудно согласиться и с тем, что «палаты – это символическое жилище Авраама, но также, и в большей степени, что это символ божественного домостроительства»? Если жилище Авраама имеет для кого-то некую символику, то тогда пускай ответит, что для неё характерно и в чём она собственно заключается, неужто в трёхэтажных палатах с лестницей и двумя колоннами?
      
Символ Божественного Домостроительства и Сам Домовладыка пред своей иерархией из слуг и комнат, вот это конечно же ближе к современному обрядовому пониманию значения земной иерархии, заключающейся в местничестве, но разумеется слишком смело было бы Христу восходить по ступеням на такое «небо отверстое» к «Ангелам Бога, восходящим и нисходящим к Сыну Человеческому» (Ин., гл.1, ст.51), подменяя своим восхождением иерархию Ангельскую, впрочем то, что И.К.Языкова увидела в Авраамовых Палатах ещё и Домостроительство лишний раз объясняет нам, что иерархия и местничество в церкви подменили ныне Святость и духовную жизнь, только и всего.
          
                Вряд ли бы пришла в голову преподобному Андрею Рублёву весьма странная идея цветовой мимикрии - одевать Сына Божия в телесный цвет, таким вот супранатуралистическим образом демонстрируя человеческую телесность? Заметим к тому же, что эти, показавшиеся Языковой «телесными» цвета и тона, скорее прозрачные, перламутровые, более невесомые и бестелесные, чем может видеться тяжёлая живая «плоть», которою «Христос, сошед на землю, прикрыл своё Божество».
      
                И когда И.К.Языкова пишет в подтверждении своей версии о том, что под третьим ангелом следует понимать Святой Дух: «За спиной третьего ангела изображена гора – это не просто элемент иконописного пейзажа, а гора духовного восхождения (Пс.120.1), о которой Давид в Псалмах восклицает: «Возведи меня на гору, для меня недосягаемую» (Пс.60.3)», то этим лишний только раз подтверждает, что когда речь идёт о горе, имеется ввиду Сын Божий, который, в отличие от Духа Святаго, что «иже хощет дышит, и не ведаешь куда идёт, и откуда приходит», восходил неоднократно на Святые Горы: на Голгофу, где был распят и воскрес, на Фавор, где преобразился пред своими учениками Петром, Иаковом и Иоанном, на гору Блаженств, где накормил страждущих хлебом, на гору Сион (Большой Ермон), куда повелел прийти Апостолам и с которой вознёсся в Царствие Небесное!
    
          Что же касается Пс.60, ст.3, который приведён в уродливом синодальном переводе, то в оригинале на церковнославянском языке он звучит совсем иначе, и имеет другое содержание:
  «когда уныло сердце моё, на Камень (Рода) вознесл меня и наставил (правдою)», то есть речь здесь не о Горе Восхождения, но о Родовом Семени и единении с ближними.

«Недосягаемость горы» понадобилась тем, кто не хочет жить на родной земле и желает странствовать, послав куда подальше своих ближних, яко «праотец Авраам», а о Горе Восхождения, символизирующею «тяжесть» земного дела во славу Неба, можем узнать более подробно из Псалма 47, посвящённого тем, кто захотел жить соборно в Роде Праведном:

«Велий Бог и хвален в Горе Святой Его. Во благе этом корень радости всей земли. От ребра Севера ( от Гипербореи) Град Царя Великого. Бог в тяжести восхождения соборного на Гору Святую знаем нами как наш общий Заступник. Принимаем, Боже, милость посреди людей Твоих. Да возвеселится Сион - гора, и да возрадуются дочери святой земли, судеб ради Твоих. Обойдите вокруг Святую Гору, обнимите Её, поведайте Истину в столпах Родов Его. Положите сердца ваши в силу Бога, и разделите друг с другом дома Его, так и поведайте в Роде ином…..» (Пс.47, ст.1-3, 10, 12-14). Как видим и Камень и Гора Восхождения связаны с Родом человеческим, восходящим к Богу, конечно и с Сыном Единородным, со Святым Духом же только в том смысле, что Гора может являться точкой приложения действия Святых Сил.               
   

          По мнению и А.Салтыкова и И.К.Языковой, хоть они и мыслят Сына Божия соответственно в центре и справа, Иисус Христос Сам для Себя благословляет жертвенную чашу, но ежели у А.Салтыкова вообще речь не идёт о благословении Отца, а подъятые персты двоеперстного благословения правого ангела воспринимаются «батюшкой» только как «знаки власти, относящиеся не только ко второму, но также и к третьему ангелу», то И.К.Языкова понимает благословляющий жест правого ангела как знак приятия чаши, наподобие того, что можно часто видеть в быту у христиан, когда благословляют пищу за столом.
      
Что же, в этом есть резон, без Бога ничего не должно совершаться, и благословение стола, идущее от того или иного лица, выражает его связь с Богом… но когда благословляет священник, мирянин, осеняя себя предварительно Крестным знамением, затем смиренно принимает благословение, то, конечно же, в это время никому не следует самому пред благословляющим его, благословлять самоё благословение от церковноначалия посылаемое.
          
      Это всё равно, как если бы кто после благословений праздничного стола Митрополитом или Патриархом, стал бы крестить для себя и во имя себя, предназначенную ему на столе пищу и Чашу. Такое выглядело бы не только несуразно, но и неуважительно и кощунственно, тем паче и Сын Единородный не мог бы так поступать на Предвечном Совете пред освящающими Его Отцом и Духом.      
         
        У И.К.Языковой левый ангел, в котором она видит Дух Святой, «способствуя скорейшему принятию решения…словно подвигает чашу тому, кто против него»?
 
            Как видим, если А.Салтыков для вящей убедительности своей трактовки придумал «привставание» среднего ангела для последующего «нисхождения в мир», то И.К.Языкова не хочет ему вторить, но «творит» свою версию, изобретая ниоткуда не видное и не из чего ни следующее «подвигание чаши» левым ангелом, кстати при том минуя среднего ангела, да и сама Чаша расположена у А.Рублёва ближе к левому и среднему Ангелам, чем к правому Ангелу?!
  И делается это нелепое во всех отношениях действие, «способствуя скорейшему принятию решения»? - «Ускориша, забыша дела Его, не стерпеша совета Его»(Пс.105, ст.13)???!
          
              В заключение отметим, что и у А.Салтыкова и у И.К.Языковой, несмотря на казалось бы различное разумение места Отца и Сына в Троице Рублёва, просматривается одно и то же непотребное, охальное отношение к Святому Духу, и диктуется оно им Свыше их современным ветхозаветным демократическим мировоззрением. Андрей Рублёв, исполняя заказ ученика преподобного Сергия Радонежского пр. Никона Радонежского в 1422г. в Троице-Сергиевой Лавре создал икону для собора Пресвятой Троицы, и, уже исходя из этого одного, стоило бы уразуметь, что не «ветхозаветную троицу» взявший обет молчания преподобный инок стремился воплотить, но сразу и всерьёз изобразить Троицу Новозаветную, согласно которой во главе Престола Славы у жертвенной Чаши может находиться только Бог Отец!
   
           Что тут и огород городить, и с упорством, достойным лучшего применения, навязывать Андрею Рублёву ветхозаветного Авраама со своей услужливой сестрой! Ветхозаветный сюжет для Андрея Рублёва только повод, и не более того. Не было , да и не могло быть у православного монаха XV столетия нечестивого желания воплощать трёх ангелов в экстерьере еврейского домика и самих странников, пришлецов в чужом народе. А.Рублёв сам страдал от пришельцев на своей родовой русской земле! Не было ветхозаветных намерений у А.Рублёва в отличие от «благодетелей современности», и это ясно, как Божий день! Ежели бы были у А.Рублёва такие помыслы, не создал бы он доказательства Бытия Божия во свете несказанном жертвенной любви, что пред нашими подслеповатыми глазами…
         
Когда я был в Третьяковской галерее, то перед «Троицей» экскурсовод остановила прибывшую из Франции экскурсионную группу. Молодые французы были искренне возмущены, зачем их держат перед какой-то древней, непонятной им мазнёй. Они живо обсуждали недостатки Рублёвского изображения: одинаковость ликов, отсутствие фантазии в движениях ангелов, неопределённость и неточность и невыраженность этих движений; они отметили бесформенность горы и чаши и дерева, архитектурную бестолковость нелепого сооружения с непонятными чёрными арочными провалами, бесхребётность всех трёх фигур, непонятно на чём восседающих у какой-то белёсой легковесной плиты… Французы так живо и весело смеялись, и при этом нагло тыкали в икону пальцами, что их ужимки напомнили мне обезьян в зоопарке…

Вот и сейчас, цитируя «искусствоведческие труды» облечённых званиями и саном авторов, поневоле испытываешь то же самое чувство... До какой же степени духовно слепы эти «специалисты», что не видят у себя под носом очевидное, - то, что доступно непредвзятому, просто внимательному и не мнящему себя ценителем с тонким художественным вкусом, рядовому русскому человеку! И этот вот апломб поражает, ну, не видят сами, спросили бы других, обратились бы к превеликому множеству исследований о Святой Троице, - к богословию Флоренского, Трубецкого, Булгакова! И тогда бы не сделали вывод, как госпожа Языкова, что Рублёв «будто бы изобразил один и тот же лик в трёх вариантах»?!
         
              Нет, именно Пресвятую Троицу с неизобразимым согласно ветхозаветным воззрениям Отцом и в точности также неизобразимом Святым Духом осмелился изобразить преподобный православный монах Андрей Рублёв. Изобразил сознательно, разумея что через созданный им образ восходит к Первообразу, ведая, что только так, и никак иначе, можно приблизиться к Премудрости чувственного постижения Единства Любви: Любящего, Любви, Любимого.
          
«Троицу во Единице, и Единицу в Троице несумненно исповедать» могут только те, кто пришёл к Вере православной, - к простому, но тёплому и живому разумению любви к ближним, к единению с Богом в Духе Истины, соборно объединяющем ближних в роде праведном в Единстве Любви.
         
Где Любовь, там и Троица, а где Троица – только там настоящая, большая и искренняя – жертвенная Любовь: Любящий, Любовь, Любимый. Всё во имя Любви – во имя Духа Святаго – и Любящий и Любимый, и не разделить это Единство Любви в Трёх, но Единство это Свободно, и потому неслиянно, но не может быть отдельно Любящий от Любимого, и Любимый от Любящего, и не может вне Любящего и Любимого существовать и Сама Любовь, немыслимая без жертвенности всех Трёх друг другу.
          
            Вот это истинно русское понимание основы жизни и мироздания несовместимо с иным, и более того открыто противостоит западному механистическому юридическому пониманию построения всякого полезного устройства на основе власти, а точнее, обожествляемом произволе, лишающем человека свободы и полноты жизни.
    
                Мало того, что на Западе давно уже не стало любви («Уходит с Запада душа, её нечего там делать», Б.Л.Пастернак), - там, как фиговым листком, пытаются прикрыть убожество своё пресловутой «свободой личности» и «правами человека», понадобившимися в конечном счёте только для того, чтобы скрыть от глаз любящего Божий мир человека своё нежелание «любить ближнего, как самого себя» и любить мир, «что во зле лежит».
            
Что можно предложить в ответ на эту неуёмную гордыню, на это самовозношение гада ползучего, «мудрого как змея», свершающего во имя себя любимого «поползновение» к духовности? Предложить слугам хозяина века сего, ежели уж не желают любить их злой и лживый мир цивилизации, тот, что Бог, или точнее дьявол им дал по-видимому не случайно, то любить мир добрый – мир диких по их мнению варварских народов, в меньшей степени, чем они, опаскуженных «устойчивым развитием», любить тепло, свет и добро, а не ложь, хлад индивидуальной души, тьму и насилие?
 
          Отчего же происходит это невежество в духовных вопросах, эта сумятица в человеческом и родовом сознании, когда мы личные понятия относим безосновательно к родовым качествам, а сущностные родовые свойства и качества, такие как справедливость, благо рода, целомудрие, жертвенная любовь к ближним - к неким безусловным и свободным отправлениям личности?
   
        Не оттого ли, что мы вместо понятного человеку изображения нашего Небесного Отца, «страха ради иудейска» поклоняемся четырём ( не трём, и даже не пяти?) «священным буквам» еврейского, искажённого языка, не оттого ли, что во время церковного раскола во имя соединения с продавшейся уже тогда в XVII столетии Западу греко-католической Украиной убрали определение Духа Святаго - «Истинный» в Символе Веры, и в Имя Сына Единородного Исуса Христа добавили, яко в иудейских именах Авраама и Исаака, лишнюю двойную букву, что нарушило заповедь «Не произноси Имени Божия всуе!», яко речь не только о повторении нелепом и лживом целого слова, но и любой в нём буквы?
 
          Вот и когда дело касается Рублёвской Троицы и разумения в Ней Благого Слова («благословения»), выражаемого жестом двух пальцев правой руки, соединяющем род земной с Рождением от Отца, с опорой на Единстве Любви (безымянный палец), соединяющей Любящего (большой палец) с Любимым (мизинец), мы готовы увидеть в этом «старообрядческом» жесте всё, что угодно, кроме того, что собственно он изображает.
   
                Додумались до того, что Сын Единородный Сам Себя благословляет, что сим благословляющим жестом Сын принимает Чашу, подталкиваемую Ему на Престоле Святым Духом, коему токмо и остаётся, что присутствовать и «подталкивать» за неимением ничего другого! Что ж, это очень «кротко и смиренно», так ревностно веровать в иерархический Авторитет Сына, а Духа, кроме того, чтобы присутствовать и почивать в Сыне, удостоверять,   содействовать, заставить ещё от имени Андрея Рублёва подталкивать к Сыну - свою Святыню и Благодать?! И то «правда», а ну как не возьмёт Сын от Отца, что Ему якобы народом от праотцев «Святой Иудеи» положено, дабы сбылись «Писания»? Для верности и «скорейшего принятия решения» недурственно подпихнуть? – «О, неразумные души беззаконныя!» (протопоп Аввакум).
   
          Нам предлагают ныне во имя Бога иудейского, единственного Иеговы, Яхве, Саваофа, Элохима, или как Его там ещё величать изволят, и во имя Сына Его, рождённого в народе богоизбранном ветхозаветном, - от Духа Святаго и от Рода нашего праведно славящего Троицу в Единстве Любви отказаться, как от дикого, низменного «язычества»?! А поклонение буквам еврейского языка, - «тетраграмматону», - это ли не язычество в самом грубом, неприкрытом ничем, чистом виде?
   
                Не собираемся мы от достижений рода нашего древнего русского, православного, повторяем для слабо слышащих, национального, русского, а не иудейского, но славянского, праведно славящего Имя Божие, от православного исповедания отказываться! Не откажемся никогда, ни от Святых угодников Киево-Печерской Лавры, ни от Новгородского Веча, ни от благоверных князей Тверских, ни от Сергия Радонежского, ни от растерзанного беззаконной ветхозаветно-самодержавной властью митрополита Филиппа, ни от протопопа Аввакума, боярыни Морозовой, ни от сотен невинно убиенных монахов Соловецкого монастыря, ни от убиенных царственным выродком стрельцов, ни от преданного им гетмана Петра Полуботка, ни от убиенных кровавыми ляхами полковников гетмана Остраницы, ни от Серафима Саровского, ни от Иоанна Кронштадтского, ни от исповедавших Имя Божие монахов Святаго Афона!
   
            Не может русский православный верующий человек от Рода Праведного своего и от самого себя отказаться! Даже во имя «богоизбранного» вероисповедания и местечка удобного на ложе Авраама! Ибо как говорил святой мученик протопоп Аввакум: «Себе бо отвержение – Истины испадение. Истина бо сущее есть. Истины отвержение есть отвержение от сущего, естества, а стало быть и от Бога, яко присносущен Бог наш. И посему посылает сатана отпавшим от сущего – от жизни и правды - действие лжи и лести, и Бог попускает ему, дабы суд приняли беззаконные».
 
              От благословляющего двоеперстия мы отказались якобы во Имя Пресвятой Троицы, безсмысленно складывая персты во Имя Отца и Сына и Духа, не разумея ни того, ни другого, ни третьего, а самое главное – того, что Отец Небесный на Голгофу - жертвенник иудейский не восходил и, потому естественно, и Дух Святый от Него исходящий, и Сам Он не могли быть распяты на Кресте. Распятие претерпел Сын Единородный Исус Христос, и потому и поминаем Крестную Жертву Его, крестясь двумя перстами, яко двумя естествами Его, Божественным и человеческим, поминаем с опорой на Пресвятую Троицу, складывая в Её честь едино и нераздельно три оставшихся перста.

Как же всё хитро и подло (подлог) получается?! Во Имя Пресвятой Троицы, Её же и попираем, а Сына Единородного без поминовения в двух Его Естествах оставляем?! Да и к чему поминать Его Естество по Роду человеческому, ежели мы Род и семя, пол мужской и женский, семью, Родину, Отечество, ближних своих знать не желаем, «странствуем, ищуще лучшего небесного отечества, яко ничто земное не может удовлетворить» наши растущие потребности в обществе «устойчивого потребления»?
 
        И вот таковая «странница» во Христе, госпожа И.К.Языкова нас увещает: «Конечно, иконописный язык условен и содержание образа нельзя передать на словах. Предложенный вариант прочтения всего лишь одна версия из многих возможных…». Из сего её откровения следует, что Икона Рублёва имеет множество прочтений, вроде такой «мистической» фразы, как «А роза упала на лапу Азора», и как не читай её «условный язык», - всё будет одно и то же непонимание, как у её рецензента - батюшки, так и у неё самой, но остаётся ещё смутная надежда на «молитвенное предстояние»… Такой православно-интеллигентский подход говорит о глубочайшем неверии в Истину, и о банальном недоверии к очевидному и им конечно же нельзя удовлетвориться.

    В Троице Рублёва более всего поражает удивительная точность выражения содержания его (только ли его?!) Образов, однозначность выражения смысла всей композиции, - и в ней каждого её отдельного элемента, символа, цветовой окрашенности и пространственного решения – именно в определённом звучании в регистрах: во всём вместе - дающих единый аккорд, звуки которого имеют удивительно гармоничный и всеобщий строй. Чтобы понять Рублёвскую Троицу нужно увидеть в ней общий принцип движения отдельных Трёх её Образов, и, в связи с этим, указать на особенности композиционного построения. Разобраться в направленности движения Трёх фигур, движения Их Ликов, движения Их рук и перстов в особенностях благословляющих жестов.
               
Уразуметь кого, или же что эти персты благословляют, и кто благословляет, а кто утверждает, и, наконец, кто принимает благословение, отметить пространственное расположение Образов, особенности цветовой символики одеяния фигур, связь в символическом строе одеяний Ангелов друг с другом. Отметить в композиции Иконы значение правого и левого, верхнего и нижнего, роль центра, соединяющего изображение воедино.

И только исходя из такого пристального объективного исследования сделать решительный вывод о содержании Иконы, исходя из ясного понимания, Кто есть Кто в этом содержательном контексте, исходя из Самой Троицы Рублёва, отбросив предвзятые искательные внушения, типа того, что Рублёв, как «ведущий московский иконописец» обязан был выражать библейский ветхозаветный «православный» канон и строить Икону от ветхозаветного ангела, прообразовавшего собою Христа. 
    
              Нет, не тема мирной трапезы Авраама с тремя ангелами и Саррою, но совсем другая «языческая» тема жертвоприношения Исуса Христа – центральная в рублёвской композиции, и потому силуэты правого и левого Ангелов образуют Чашу, как бы зримо увеличивая до Небес и связывая с землёй жертвенную чашу с главой закланного Агнца, покоящегося на Престоле Славы. Средний Ангел при таковом усмотрении оказывается в центре этой пространственной Чаши. Он одет в пупурный (багряный, вишнёвый) хитон с золотистым Клавом, символом царственной власти, широкой полосой огибающем Его правое плечо, на хитон наброшен слева гиматий ослепительно голубого цвета.

                Следует отметить яркую геометризованность воротника Его царственного хитона, отмеченного двумя правильной формы треугольниками, имеющими три угла, два внешних и один внутренний, и направленными в сторону правого Ангела и прикрытость Его левого плеча гиматием , складки которого, прикрывая левое плечо ниспадают книзу, к Престолу, также в жёсткой геометризованной треугольной форме. Средний Ангел наклоном главы, Ликом и широко распахнувшимся рукавом хитона на правой руке, и самым взглядом своим обращён к правому Ангелу, взгляд Его полон умиления, но вместе с тем средний Ангел жестом перстов правой руки на Престоле Славы, направленными налево как бы призывает правого Ангела благословить левого… и утверждает на Престоле благословение правым Ангелом левого.
         
                Именно центральное положение среднего Ангела над жертвенной чашей и над Престолом Славы в глубине пространства Иконы и самый цвет жертвы – красный послужили основанием для отождествления Его с Сыном Божиим. Те, кто так рассуждает, упускают из виду, что Сын Божий не мог одеть знаки власти в присутствии Отца, и забыли о главном: о Едином Боге и Его Ином, сотворённом Им мире, - о том, что Жертвою Отца мир сей изведён из недр Его. О том, что Жертвою именно Отец Небесный, и никто иной, сотворил бытие естества. Потому и Андрей Рублёв перстами Отца, покоящимися над Жертвенной Чашей, данной на переднем краю Престола указывает два естества: Небесное и земное. На глубину движения из Единого центра указывает и прямоугольник в прямоугольнике нижней внешней плоскости Царского Престола.
       И действительно, ведь перед нами представлено Царствие Небесное, а у него может быть только один Царь – Отец Небесный, хоть и Единый в Трёх Ликах, но во главе Престола Славы.
         
И если спросим неискушённого «специалистами» непредубеждённого библейскими и искусствоведческими тонкостями человека, где на Иконе Отец Небесный, то вам в простоте и искренности ответят, причём сразу без тени сомнения : вот Он - в центре композиции, во главе Престола, в царственном одеянии на возвышенном над другими Ангелами месте благословляет Свой Престол и Жертвенную Чашу. К Нему склонилось Древо Жизни и Гора Восхождения, от Него направлены направо три ступени таинственного сооружения, что над правым Ангелом. Кто мог посадить Древо Жизни кроме Него? Кто мог сотворить движение из глубины, льющееся прямо и вниз из Царствия Небесного, символизируемого Его Святым Престолом, прямо в душу предстоящего молитвенно сей дивной Иконе?
   
          А. Рублёв ведал, что «любовь к Богу – есть Рай, Древо Жизни, есть Царствие Божие, вино, веселящее сердце человека» (Исаак Сирин).    Знал, конечно из Библии, в отличие от «специалистов», что Древо Жизни посадил в Раю Отец, что ни Сын Божий, ни Дух, не сажали Древа Жизни – не могли сотворить самое Слово Небесное и через Него многоразличные роды естественного бытия, символизируемые Древом.
            
А.Рублёв посадил Отца во главу Престола Славы, жестом правой руки на Престоле, утверждающего благословение правого Ангела и в этом же жесте, благословляющего Жертвенную Чашу, символизирующую Его Любовь к творению ( «Тако бо возлюби Бог мир, яко и Сына Своего Единородного дал есть, чтобы уверовавшие в Него не погибли, но имели жизнь вечную», Ин., гл.3, ст. 16). И из того, что средний Ангел благословляет Престол, хотя бы из одного сего благословения понятно, что перед нами Отец Небесный, яко согласно словам Евангелия – «не клянись Небом, потому что оно Престол Божий», - только Отец Небесный властен над Престолом Славы.
            
Нет, Отец Небесный не в одеянии Христа, которого лишь по недоразумению одевают в царственные одежды, нет Он в своём царственном одеянии, символизирующем то, что Он Жертвою из глубины недр Своих извёл сей мир, возвращающийся к Нему вновь, но не в рабском гадючьем поползновении к «духовности» и в «послушании» власти, но в свободной Любви и Жертве, что как раз и непонятно тем, кто предпочитает видеть в Исусе Христе земного властителя, местника Отца в «духовной» жизни. 
 
        Обратим теперь вместе со средним Ангелом взгляд направо на правого Ангела, и благодаря этому кроткому вопросительному взгляду из глубины Иконы, убедимся в том, что правый Ангел есть то внутреннее основание, на котором строится вся она. Он есть связь между средним и левым Ангелами, выраженная Им в благословении левого Ангела в ответ на тихую молчаливую просьбу среднего.
    
Вместе с тем правый Ангел из всех Трёх наиболее самостоятелен, Свободен, не зависим конкретно ни в чём, ни от правого, ни от левого. Он дан в наиболее устойчивом положении, которое ритмически усиливают вертикали трёх этажей таинственного сооружения над ним, вертикали почти чёрных арочных «входов и исходов», вертикали двух колонн и еле заметного пристройки.
         
Но при этом правый Ангел лишён геометризованных форм, его одежда более прозрачна и невесома, чем одежда других Ангелов. У Него прямая фигура, обе руки приподняты над Престолом и сближены, что подчёркивает сосредоточенность на левом Ангеле его взгляда. Собственно именно правый Ангел является динамическим основанием всего построения композиции. Непреклонность его устойчивой позы выражается и в самом его состоянии схватывающего восприятия, тонкой эмоциональной и интеллектуальной активности, в которой нет ничего личного, индивидуального, но есть благодатное приятие Божьего творения Любовью, пронизывающей всё и вся.
    
В отличие от среднего Ангела, в Лике которого – вопрос и царственное умиление, и левого Ангела, скорбного и покорного, правый Ангел весь направлен во внешний мир, лишён своей собственной внутренней задачи, потому и Благом Слова, которое есть самая Его суть, - освящает левого Ангела. К правому Ангелу направлен весь строй и ряд Троицы, направлен направо, - на правый путь, направлен вместе с взором среднего Ангела, наклонением к правому Ангелу его главы и шеи и всей фигуры, и это обуславливает вертикальное положение правого Ангела и его благословение левого.
         
Правый путь и движение всех элементов композиции направо, за исключение левого Ангела, сходящего направо и вниз, подчёркивает чуть приподнятая левая нога среднего Ангела, на что совершенно справедливо и указал М.В.Алпатов. У правого же Ангела чуть приподнята не левая, но правая нога, что придаёт Ему дополнительную устойчивость. В сторону правого Ангела отклонена и самая ось симметрии всей композиции, и жертвенная чаша неправильностью своей формы чуть отклонена направо, направо вздымается волною Гора Восхождения над левым Ангелом, направо, как под напором ветра со Святой Горы наклоняется Древо Жизни над средним Ангелом.
   
Направо и вниз с высоты арочного таинственного входа по трёхчастной пятиступенной золотой лестнице, что между двух колонн, можно спуститься к правому Ангелу и таинственному выходу во втором ярусе странного сооружения над главою правого Ангела. Тёмный, почти чёрный цвет арочных дверей говорит о тайне, глубину которой показывает золотая лестница? Задумаемся над числом ступеней таинственной золотой лестницы? 5(пять) ступеней, не 3 или 4, но 5?! Не потому ли, что пять – это число восхождения, интуиции, горнее число, связывающее мгновенным озарением землю с Небом?
А в онтологическом смысле есть четыре земные стихии, а пятая есть эфир, этер, ветер? 
         
Не лестницу ли Иаковля – Небесную Иерархию Святых Ангельских Сил бесплотных имел ввиду Андрей Рублёв, изображая трёхчастные пять ступеней между колоннами, - символами общины и рода языческого полиса? Лестницу до Небес, по которой восходят и нисходят Ангелы во Святом Духе? Как же это близко к А.С.Пушкину:
                «Ветер, ветер! Ты могуч,
                Ты гоняешь стаи туч,
                Ты волнуешь сине море,
                Всюду веешь на просторе,
                Не боишься никого,
                Кроме Бога одного».
         
Правый Ангел соединяет «входы и исходы», связывает Небо и землю. Чрез Него даётся свыше тем, кто обретает Истину, т.е. свершение Слова Небесного делами рода на земле – то устроение бытия, тот Град Божий и Царствие Небесное, где каждая самая малая и ничтожная тварь находит свободно своё, только ей принадлежащее место и обретает покой и утешение в общем строе мировой гармонии.
         
Вот этот бесконечный круговорот между Небом и землёй, направленный всегда направо и соединяющий всех без изъятия в жертвенной любви и изобразил Андрей Рублёв. И круговорот этот – символ Вечной Жизни обусловлен правым Ангелом. К Нему по кругу всё направлено, и вот в этом духовном воистину смысле, - Икона Троица есть в первую очередь утверждение онтологического присутствия в мире Духа Святаго.
    
И это понятно из общего строя православной жизни и богословских задач того великого времени, яко утверждение Святаго Духа в жизни церкви и есть основное изменение – «литургический сдвиг», привнесённый в молитвенную практику преподобным Сергием Радонежским, а Икона Рублёва создавалась ему «в похвалу». Повторяем для слабо слышащих, «в похвалу Сергию», а не Абраму и Саре!
      
В каком-то, видимо основном для Рублёва смысле, движущим началом всей композиции Троицы является Святой Дух. И вот всё движение направо как бы приостанавливается на правом Ангеле. Его спокойная стать вбирает тихое веяние в себя и передаёт благословляющей деснице, расположенной над Престолом, и с этой высоты, расположенный несколько в глубине по отношению к левому правый Ангел благословляет Его и Жертвенную Чашу, стоящую на краю Престола и в следствие сего - ближе к левому Ангелу, правая рука которого на Престоле дана в движении с опорой на большой палец, из чего видно, что левый Ангел готов принять Жертвенную Чашу, яко Его освятил правый Ангел, а средний Ангел, обернув Лик к правому, и направив Двоеперстие в сторону левого, утвердил на Престоле это освящение.
    
Безусловно следует отметить, что вот это направление правой руки среднего Ангела – налево даёт устойчивость всему композиционному движению налево и вниз. Следуя сему движению благословения, зачинающемуся от правого Ангела, и передающемуся через среднего левый Ангел устремляется направо и вниз на землю.
   
            Стало быть, всё движение во всей композиции, как направо, так и налево обусловлено правым Ангелом – к Нему идёт, и от Него исходит, что напоминает нам слова 3 главы Евангелия Иоанна о Святом Духе: «Дух дышит, где хочет, и голос его слышишь, а не знаешь, откуда приходит и куда уходит…» (Ин., гл.3, ст.8). Две колонны, «входы и исходы» заставляют задуматься о мужском и женском началах, могущих быть только во Святом Духе, как София и Логос. Отблески одеяний среднего и левого Ангелов на мерцающем в разработанных мягких воздушных складках гиматии правого недвусмысленно указывают также, что перед нами Дух, и основная Идея всей композиции связывает нас с особым на Руси почитанием Святаго Духа.
    
            Отмечая общее движение крыльев Ангелов по кругу и направо, зачинающееся от левого Ангела, левым подъятым крылом сливающегося с движением Горы, видим , что благодаря этому композиционному построению явным становится направленность Их Ликов вниз и устремлённость левого Ангела в противоположность круговому движению - вниз и направо. Получается, что всеобщее движение завершается левым Ангелом и совершенно очевидно, что Он композиционными средствами отделён от центрального и правого.
         
Правый Ангел благословляет левого, который конечно же не только «присутствует» у Святого Престола в виде статиста, «содействуя» и «удостоверяя», но принимает благословение, данное Ему свыше на Святом Престоле, покоряется Благому Слову, утверждённому на Предвечном Совете, и устремляется вниз, по подчёркивающему это направление копью в Его левой руке, не поставленному в растопырку «между ногами для устойчивости» (А.Салтыков), но задающему движение всей Его фигуре.
               
                Левый Ангел симметричен правому, и на фоне этой симметрии можно сравнивать с душевное состояние того и другого. Если правый сосредоточен и направлен к тому, что впереди Него – к Чаше на Престоле и левому Ангелу, то левый Ангел в глубокой внутренней скорби и покорности обретает внутри Себя силу воли исполнить Решение Предвечного Совета.
         
Левый Ангел детерминирован средним и правым, Лик Его дан в том же наклоне главы и шеи, что и Лик среднего, рука также находится на Престоле. По отношению же к правому Ангелу, как бы выходящему из Себя во взоре и Благословении приподнятых перстов, видно что левый Ангел принимает вглубь Себя Его Благословение, и непреклонный взгляд правого Ангела прямо предполагает молчаливое и смиренное согласие с Ним левого Ангела.
         
Повторяем, левый Ангел является завершением всего образного строя, всего содержания Иконы. И в этом смысле Он только принимает для Себя как непреложность Решение Предвечного Совета правого и среднего Ангелов. Средний Ангел беседует, как бы советуясь с правым, с левым же Ангелом ни правый Ангел, ни средний не советуются. Зато средний Ангел благословляет Жертвенную Чашу на Святом Престоле, а правая рука левого Ангела, также находящаяся на Престоле, готова уже принять Её.
      
Левый Ангел более других выдвинут вперёд навстречу зрителю – вперёд и вниз, и глава Его чуть дальше потому от среднего Ангела, чем глава правого. Этому положению Ангелов соответствует направление их копий. У правого копьё почти вертикально, только чуть отклонено направо и вниз, у среднего копьё отклонено в том же направлении уже под большим углом, у левого же Ангела копьё, как бы само, без Его воли устремляется вниз под весьма выраженным углом. И надо было иметь намеренную «слепоту», как у батюшки Александра, чтобы безапелляционно заявлять, что оно устойчиво поставлено между ногами.
            
Жертвенная Чаша стоит почти на краю Престола, и потому ближе к выдвинутому вперёд левому Ангелу. Его правая рука разслаблена, но она на Престоле на одном уровне с Чашей, как впрочем и левая рука Его, поддерживающая копьё. Правая рука левого Ангела на Престоле опирается на большой палец, и по сему стало быть готова принять Чашу.
         
Правый Ангел в глубине по отношению к левому, Его трон и подиум даны под углом в 45 градусов, в то время, как трон левого Ангела и подиум даны под углом в 60 градусов. Если мы мысленно разрежем изображение, то сможем увидеть, что ближе расположенные друг к другу в спокойных позах правый и средний Ангелы окажутся в глубине композиции, а левый Ангел в движении впереди.

При таком пространственно объёмном рассмотрении видно, что все Три Ангела, включая и среднего даны под углом к Престолу. Правая рука правого Ангела возвышается над Престолом и ей вторит Его левая рука с почти вертикальным, чуть отклонённым вниз и направо копьём. Плоскость трона правого Ангела вдвое больше в длину, чем соответствующая ей плоскость трона левого. Также и Чаша асимметрична, она вдвое шире в правой своей части, чем в левой.
 
Отец Небесный (средний Ангел) из глубины Царствия Небесного обращён к находящемуся ближе к Нему Духу Святому(правому Ангелу), Дух Святой обращён к Сыну Божьему(левый Ангел), а вот Сын Божий ни к кому не обращён, но если Отец сосредоточен во взоре к Духу, Дух сосредоточен весь во взоре к Сыну и Благословляющем жесте, то Сын Божий сосредоточен в Себе, внутри Себя находя силу воли исполнить Решение Предвечного Совета.
      
Отец Небесный соглашается со Святым Духом и подтверждает Его Благословение – Благословением Престола Славы. Это Благословение передаётся правой руке Сына, направленной к Жертвенной Чаше. Кажется Отец просит Дух о помощи Сыну, и Дух Благословением помогает Ему.
      
Нужно отметить движение вниз перстов правых рук всей Троицы налево и вниз, от Духа к Отцу, от Отца к Сыну – и вниз и направо. Дух благословляет, Отец утверждает благословение Духа на Святом Престоле, Сын, принимая на Престоле Отца Благословение - исполняет Волю Духа и Отца, - и этим утверждается движение влево, и потому оказываются в гармонии и согласии верх Иконы: движения крыльев, Ангельских Ликов и низ Иконы: рук, обретающих силу в Благом Слове Духа.
         
Духом Святым утверждается Андреем Рублёвым Жертвенная Любовь, которой живёт Пресвятая Троица и всё сотворённое Ей мироздание. Это содержание - главное в Иконе и отметил глубже всех заглянувший в смыслы «умозрения в красках» князь Е.Н.Трубецкой – грусть Ангелов, склонённых долу вниз к людям, в юдоль скорбей.
      
            Сын Божий должен сойти вниз, Его правый путь вниз – есть праведный путь Жертвы. Сын Единородный с Горы Восхождения, вопреки направленности Его утробы в Царствие Отца, должен ради ближних своих в Роде праведном сойти вниз к людям. Именно в этом всё величие Его, выраженное в словах «моления о Чаше»: «Душа моя скорбит смертельно. Авва Отче! Всё возможно Тебе; пронеси Чашу сию мимо Меня; но не чего Я хочу, а чего Ты.»(Мк., гл.14, ст.34, 36). «Моё место слева, и я должен там сесть» (В.Цой) и, согласно «Посланию Иакова», садись так, чтобы не оскорбить ближних, и чтобы тебя не потеснили: «Бог избрал нищих мира сего богатых верою наследниками Царствия, еже обещал любящим Его» (гл. 2, ст.5). Потому, ежели кто хочет быть един с Богом и сотворённым Им миром, - да идет направо и вниз, а не наверх, жертвует собой, помогает слабому, а не сильному – вот он смысл Заповеди Любви, опошленный «заповедью ненасилия».

«Будучи создан совершенным человеком, Иисус Христос, тем самым изображаем , как и все мы… Полный заботы о людях Он взирает с «другого Неба» на землю» (Патриарх Константинопольский Фотий). Именно это «Христово смотрение» и запечатлел Андрей Рублёв в левом на Иконе Ангеле. Сын Божий настолько устремлён вниз, что художнику для того, чтобы передать эту заботу и печалование о мире человеческом и природном пришлось взять более крутой угол композиционного восьмигранника и наклонить правое крыло.

Таким образом правая рука и параллельные её левая рука и левая нога, наклон главы и шеи, копьё, да и весь Он устремлён вниз и направо, хотя сам Он и находится на левой стороне Иконы.
           А.Рублёв безусловно мог дать равные углы седалищам правого и левого Ангелов, и казалось бы композиция восьмигранника в который вписаны изображения Ангелов требует правильных пропорций, но гениальный художник, надеясь на способность зрения отсекать лишнее ради высокого и большего содержания , всё подчиняет внутреннему ритму движения по кругу, направо и вверх, противопоставляя ему движение направо и вниз левого Ангела.
          
Именно и только так обретается бесконечность и вечность: содержание Иконы как бы выходит из её плоскости вверх в Небо, благодаря главенствующей фигуре среднего Ангела, и вниз на землю печалью и скорбью о ближних левого Ангела. Правый же Ангел становится внутренним основанием, на котором строится Икона. Он есть связь между левым и средним Ангелами, выраженная в благословении Жертвы на Престоле Отца. Таким образом здесь выражено художественными средствами откровение Евангелия о том, что «Небо – Престол Божий, а земля подножие Его». Земля свята также, как и Небо, и потому за Отцом Небесным взмывает ввысь «Древо Жизни и Рода», а впереди на Престоле Славы утверждает Жизнь - Жертвенная Чаша.
      
                Раз изображение Рублёва посвящено Пресвятой Троице, то, казалось бы, имеет резон полагать, что Предвечный Совет происходит на Небе, но на «языческой» во всех смыслах Иконе Рублёва ясно видно, что в основании Иконы положена земля, и более того, Сама Икона в Образе Пресвятой Троицы соединяет землю и Небо! Из земли подымается Гора Восхождения, с которой должен сойти вниз на землю, а затем сделав праведное дело на земле, вновь взойти на Гору и призвать к восхождению ближних Сын Человеческий.
    
Из земли поднимается вверх Древо Жизни, на земле стоят палаты Святаго Духа, и даже Престол Славы поставлен с Неба на землю. А вот всю композицию направляет в глубину между Небом и землёй таинственный прямоугольник в прямоугольнике в центре основания Святаго Престола – указатель обратной перспективы: окно, направленное не наверх, но в глубину, - указывает, что суть Вопроса не в том, что Наверху и внизу, - но в глубине существования всего в целом Божественного творения.
    
Прямоугольник в прямоугольнике, как бы дублирующий форму Престола Славы, указывает своим движением в глубину на Отца и на Сына. Художник, напоминая нам слова об узком пути в Царствие Небесное, подчёркивает связь Отца с Сыном, и туда – в глубину Царствия направляет взгляд. Андрей Рублёв, яко святой преподобный и мудрый человек, предполагал конечно, что его Икону будут интерпретировать по своему лукавому разумению, и потому в центре Престола поставил указатель, направленный в Царствие Небесное, о котором, говоря словами Евангелия нельзя сказать: «Вот, оно здесь», или «вот, оно там». Ибо вот, Царствие Божие внутрь вас есть» (Лк., гл.17, ст. 21). 
 
Рассмотрим цветовую гармонию Иконы.
Цвет крыльев Ангелов, тронов, иерархической Лестницы в палатах Св. Духа, Клава – царственного пояса на правом плече Отца – жёлто-золотистый.
      
Цвет Нимбов над Ликами Ангелов, цвет Престола Славы – ослепительно-чистый белый на повторяющей форму Чаши плоскости, обращённой к Ангелам, чуть темнее цвет подиумов под ногами Двух.
      
Зеленоватого цвета палаты Св.Духа и Гора Восхождения, более ярко зелёного большое цветовое пятно складок гиматия Сына Божия и земли в нижней части всего изображения, тёмно-зелёного цвета Древо Жизни.
      
Телесного цвета основной тон ног, рук, открытой части груди и шеи, Ликов Ангелов и Жертвенной Чаши.
    
Копья – мерила, отделяющие добро от зла, того же красно-коричневого цвета, что и хитон среднего Ангела, коричневого цвета власы на главах Ангелов и такого же цвета Жертва!
      
Почему у правого и левого Ангелов их внутренние одеяния : хитоны – голубые, а у центрального Ангела голубое внешнее одеяние – гиматий? – Не потому ли, что Сын и Дух ближе к сотворённому миру, а Отец к царственности и жертвенности? Внутреннее одеяние соответствует сущности, внешнее Лицу. Не означает ли символика цвета Андрея Рублёва, что Лицо Отца является сущностью Духа и Сына, а Сущность Отца в какой-то мере усваивается только Духом, отражаясь в мерцании красно-коричневых полутонов Его гиматия, обличающего Его Лицо? А Лицо Сына полно жизни, как яркие зелёные тона гиматия на Нём?
      
На Сыне и на Духе одного и того же цвета хитон, только у Сына хитон более тяжёлый, тёмный, а у Духа лёгкий, воздушный. И это конечно же не случайно, но не потому, что «Дух –образ Сына», а как раз наоборот, потому, что Сын – есть Ангел Вечного Совета (пр.Исаийя) и имеет самое прямое отношение к Иерархии Святых Бесплотных Сил.
               
На Отце гиматий цвета хитонов Сына и Духа потому, что Отец рождает Слово и Премудрость, акцидентально внешние Ему.
               
На светлом красно-коричневом гиматии Духа дрожат рефлексы цвета и света – зеленовато-голубые отсветы от одеяния Сына, что лишний раз подчёркивает Его бестелесность.
            
            
Везде в Иконе царствует и во всех Трёх Ангелах отражается знаменитый Рублёвский Голубец, что тонко подметила Э.К.Гусева: «символичность колорита в иконе особенно ощутима в ведущем звучании сине-голубого, именуемого рублёвским голубцом».
         
Голубой цвет означал раньше не гомосексуализм и разврат, но чистоту и невинность: «Есть запах чистоты, он зелен, точно сад, как плоть ребёнка свеж, как зов свирели нежен, иные царственны – в них роскошь и разврат…их плотский мир безбрежен»(Ш.Бодлер). Зелёно-голубой, А.Рублёвым открытый в невероятно чистой своей звонкости цвет, что можно увидеть только на небе: «На небе празелень»(А.Блок): голубой, но не холодный, скорее прохладный, пронзительный цвет…
         
Чистота – есть прежде всего отсутствие лжи и ус-ложь-нённости: во всём простота и ясность, искренность, открывающая себя миру и Богу – вот в чём выражается суть рублёвского голубца.
 
Сверкающий чистотой и неземной ясностью голубец – это то же самое Лукоморье, что у А.С.Пушкина – это Воды Небесные – символ одухотворённой Любви, связывающей Три Божества воедино. Это Воды, где происходит общение Творца и твари, - Воды, соединяющие Небо и землю, находящиеся за Твердью и на Тверди Небесной, соединяющие Небесные Воды с земными водами – Лукоморье.
          
Вот так дано понимание человеку – Врата, чтобы чрез посредство Любви взойти , идя дорогой Сына, - к Духу и Отцу. Динамичная, православная, и потому в ветхозаветном понимании, на удивление иудеям «языческая» композиция, благодаря которой открывается Триединое Божество. Непосредственность, составленность смыслов в Иконе Рублёва приводит нас к совершенному пониманию Любви.

Ещё раз отметим движение вверх - по кругу слева направо – в правовращающей свастике к высотам горнего мира, и нисходящее вниз на землю – к людям, в прямо противоположном – в левовращающей свастике Сына Человеческого, и то, что у А.Рублёва было судя по всему ясное понимание, что в Пресвятой Троице освящают Отец и Дух, а Сын Единородный исполняет Их Волю и Слово.
 
        Исходя из Иконы, когда Сын Человеческий сойдёт вниз, то пойдёт Он направо, и правый путь земной неслучайно всегда есть, ежели он праведен, путь вниз – путь Жертвы за ближних своих, в то время как Дух конечно не сойдёт на землю, потому как если бы Он сошёл, то пошёл бы, согласно композиции налево.
         
Но всё дело как раз в том и заключается, что Дух не может призывать нас идти по левому пути. Его Благословение левого в нас – это благословение сердца – внутреннего естества в человеке, оставляющего людям свободу самостоятельно принять решение идти всегда по правому пути. Две есть свастики.
         
Левая, которая идёт от сердца и благословляет сердце – женское, обращённое к Богу молитвенное начало, и правая свастика, состоящая из нисходящих свыше сил и энергий, направленная на правое дело. В Иконе Андрея Рублёва выражено понимание, что Слово Небесное, Иерархия, так называемое «Домостроительство» Божие – всё это относится в первую очередь к Святому Духу, и с Ним – к Небесной Иерархии, пополняемой со временем с земли святыми из воинствующей со злом и ложью праведной земной церкви.
      
Тогда не было нечестивого желания путать местами Церковь Небесную Торжествующую с земной, странствующей среди своих ближних, не принимающей Божье Творение, и не хотящей жить и творить в своём народе, но «ищущей другого лучшего отечества». «Святым Духом всякая душа живится» - всё направо, и только Дух отклонён в правом круговом движении, Сам будучи справа – налево, и в этом праведном правом движении благословляет левого Ангела – Сына Человеческого, устремляющегося вниз и направо.

Разделение добра и зла в направленности добра направо подтверждается в Иконе копьями – родовыми мерилами, отделяющими правое от левого, добро от зла, правду от лжи. Вот в армии у нас, благодаря практикуемому со времён Петра Первого левому подходу, установке движения с левой ноги налево, вполне чуждому нашим православным устремлениям ко благу всегда направо, вместо единения в Любви – едином патриотическом чувстве любви к Родине, в приятии долга защитника Отечества, воцаряется тупая иерархия власти местников по западному левому образцу: «Ты начальник – я дурак, я начальник – ты дурак».

И пока будем ходить во всех смыслах – налево, будут у нас неуставные отношения в самой дикой и безобразной форме, потому как, ежели европеец готов смириться с беззаконием, ибо не знает другого образа существования кроме ущербной социальной жизни, русская душа интуитивно ведает о естественном родовом, полном любви к творению праведном бытии, и потому не может мириться с беззаконием, и уж если не может изменить мир вокруг себя, то пускается во все тяжкие. Недаром наш народ именуют «самым непокорным народом», не разумея, что говоря так, только лишний раз подтверждают, что русские сами не желая власти над другими народами, потому не хотят покоряться и сами, не отдают свою свободу никому.
    
            Советские реставраторы после долгих столетий заточения церковью Иконы Рублёва в кованом златом окладе, так что видны оставались только Лики Ангелов , их руки и ноги, занимаясь расчисткой Троицы от бесчисленных поновлений, открыв под ними гениальную живопись, для «восстановления содержания» рублёвской Иконы решились после долгих споров записать голубоватым «небесным» цветом фон между крыльями Ангелов, не решившись при этом тронуть фон за левым коленом и левой рукой среднего Ангела, держащей копьё.
         
Если бы они проявили последовательность в такой своей своеобразной реконструкции образного содержания Иконы, то все Три Ангела окончательно бы оторвались от Престола Славы и от земли и Гора, и Древо и Палаты Духа зависли бы в небе голубом, как призрачные видения…теперь же пять небольших цветовых пятен в общем и целом не разрушают впечатления от Троицы, но заставляют задуматься о том, что и такая малость мешает воспринимать её, как Царствие Небесное, связывающее в едином строе и гармонии Небо и землю. 
         
Уберём мысленно, или просто закроем рукою Клав на правом плече среднего Ангела, изменим в воображении геометризованный прямыми линиями треугольников Его хитон и гиматий, и вся композиция упростится, её содержание обеднеет.
         Представим более тяжёлые одежды на правом Ангеле, - и станет тяжелее вся Икона, как бы припадёт вниз к земле.
           Мысленно заставим распрямиться левого Ангела, изменим наклон вниз Его главы и шеи, движение рук и копья. Представим, что и его левая рука, как руки других Ангелов держит в кулаке копьё, и стоит оно вертикально, - и музыка горних сфер перестанет литься из глубины Престола – из окна, указывающего, что Врата на Небеса отверсты.
     Сдвинем под одинаковым углом подиумы и троны, так что замкнётся треугольник под ними, - закроется от нас ноуменальный мир, струящийся из непостижимых нам высот.
          
И только когда почувствуем не только умом, но и сердцем Ветер – Дуновение Духа, связывающее Небо и землю, тогда только воочию увидим Сына, Жертвенной Любовью осуществившего жизнь Духа на земле, познаем в Нём Истину, и она сделает нас свободными.
      
Роль Духа в том, что только Он, и никто другой, пронизывая наше естество Святыми энергиями, по Благодати Жертвы Христовой, осуществляет и в нас, грешных , - то, что уже свершено Крестом Сына Единородного на земле.
      
Христос – начало нашего спасения, Им призван Дух, и теперь, после Его Подвига, каждый из нас, верующий Исусу Христу, может о-духотвориться, взойти на Гору, по крайней мере начать Восхождение.
    
Тайна Благой Вести, таинство, свершаемое Духом, - отнюдь не в том, что мы куплены, «искуплены кровию Христа» и, говоря словами Л.Н.Толстого «все грехи за меня сделал Адам, и я почему-то должен за него расплачиваться, но зато все добродетели за меня исполнил Христос, и мне остаётся только расписаться в той и другой получке», но восторгом писал П.А.Флоренский, увы, «приказал долго жить»:
      
У современного почтенного архиерея Дух Святый «не благословляет, а присутствует…как символ…утешение», а проще как «содействующий», «почивающий», отдыхающий в Сыне!

До какой же степени обмирщения Духа Святаго нужно дойти, чтобы в ветхозаветной тенденциозности не разуметь, что Сын Единородный Сам Себя не должен благословлять, что Освящение принимается Им от Святыни Духа, но не может быть от Того, Кто Сам Своею Волею взошёл на Крест, свершил величайшее Дело на земле, приняв от Отца и Духа Благо дать людям Добро и Правду. Дух – посредник между Отцом и Сыном, но не наоборот – между Сыном и Отцом.
 
Дух исходит от Отца, а не от Сына – и на этом стоит Святое Православие, и именно в этом, и ни в чём другом, Его главное отличие от католицизма! Неужели преподобный Андрей Рублёв, воздавая красками «похвалу чтителю Пресвятой Троицы» - преподобному Сергию Радонежскому мог погрешить не только против Троицы, но и Святаго Православия, против Его Святаго Духа Любви, и, в противоречии духовному видению св.Сергия, сотворить на Святой иконе Святый Дух безучастным свидетелем, удостоверяющим утешением, как бы бесплатным приложением, содействующим, но не имеющим никакого своего от Отца данного Ему онтологического назначения?
         
          Но такое понимание, как нельзя более, соответствует церковной практике. А то как же, ведь «благословлять» от имени Христа, может только «освящённый» церковной властью архиерей, расписавшийся на «вместопрестолии» (антиминсе), и потому «батюшек» посылающий примерно на том же основании, что и Сын Божий, «посылавший» Дух Святой. Но Сын Единородный Дух Святый, как и Апостолов своих хотя бы «посылал» ( а не призывал ли? – Е.О.) людям на Служение, а теперь архиереи в церковь только призывают, сами-то не хотят идти служить мирянам, а Духу Святому остаётся незавидная роль присутствовать при них, удостоверять, содействовать… Вот и увидел архиепископ Симон Рязанский в иконе Рублёва, то, что ему было понятно без лишних слов…
      
Но такое отношение к Иконе Рублёва ещё полбеды.
            Симон Рязанский выражает лишь общепринятую точку зрения на Троицу, Дух и Икону Рублёва. Чтобы глубже разобраться в современном понимании «иконографии» Троицы Андрея Рублёва обратимся к обстоятельной статье на эту тему «православного» искусствоведа батюшки Александра ( Салтыкова), напечатанной в 1984 г. издательством «Наука» в альманахе «Древнерусское искусство XIV – XV вв.», и утверждённом к печати Научно-исследовательским институтом искусствознания Министерства культуры СССР и АН СССР.
         
                В статье «Иконография Троицы Андрея Рублёва», рассматривая пристально сюжет «Ветхозаветной Троицы», священник Александр Салтыков приводит древние изображения трёх ветхозаветных ангелов под Мамврийским дубом с ветхозаветными праотцами, Саррою и Авраамом перед их гостеприимным домом. Делается это с очевидной целью доказать зависимость Андрея Рублёва от бывшего до него ветхозаветного по сути иконографического материала.

Отец Александр рассмотрел десятки подобных сюжетов, прилежно их систематизировал, исподволь создавая энциклопедический флёр «научности», и только уж за тем «вписал Андрея Рублёва в традицию», занимаясь по ходу дела доказательством зависимости преподобного Андрея от якобы предыдущего ему «православного канона». Таким вот изощрённым, но всё же при этом нехитрым образом, стало возможным игнорировать понимание того, что собственно попытки дать образ «Пресвятой Троицы» до Рублёва не было и в помине.

Пытаясь воткнуть насильно Рублёва в некую «традицию» изображения Троичности А.Салтыков не обращает никакого внимания на то снижение смысловой и художественной высоты и полноты образа, которое привносит с собою его «традиционалистское» воззрение. Зато А.Салтыков изрядно потрудился, изучив все внутренние возможности и особенности доступных ему ветхозаветных сцен, хотя в свою очередь его отчего-то оставили равнодушным все бывшие до него талантливые и оригинальные мысли и взгляды русских богословов начала XX столетия.

Отец Александр как бы снова одевает на Рублёвскую Троицу, хоть и золотой, но вычурный и дешёвый оклад, который с неё сняли советские искусствоведы, а его исследование говорит о глубокой порочности традиционалистского взгляда церковного официоза на высшие достижения русского духовного искусства.

Вообще после выдающихся, посвящённых Троице Рублёва работ, мыслей и взглядов В.Н.Чекрыгина, П.А.Флоренского, Е.Н.Трубецкого, Игоря Грабаря, Ю.А.Олсуфьева, Б.В.Михайловского, Б.И.Пуришева, Л.А.Успенского, Эгона Сандлера, Г.К.Вагнера, инока Григория Круга, прот.А.Шмемана, В.Н.Лазарева, М.В.Алпатова, Н.М.Тарабукина, И.А.Дёминой, Э.К.Гусевой, вроде бы «православно» фундаменталистская, но с выраженным явно «демократическим» акцентом статья А.Салтыкова воспринимается как холодный душ чрезмерно воспалённому «величием» своей культуры воображению русского православного патриота.

Ну, да, конечно, Троица Рублёва произведение выдающееся, - нехотя соглашается батюшка Александр, - но всё же, всё, что есть в ней, было уже ранее, так что ничего особенного, гениального, Рублёв не создал, и вроде бы и не намеревался создавать. Это так потому, что преподобный Андрей был ортодоксальным христианином, даже и монахом… сделал , что от него попросили хорошо, изрядно потрудился, а как же иначе, ведь «проклят тот, кто делает Божие дело с небрежением».

Хорошо «попостился очами» раб Божий Андрей, в творческом поту, согласно канонам, добывая «хлеб насущный», как то и подобает «служащему, дабы имать подаяние требующему», только и всего. А вот эти досужие взгляды мирских философов и искусствоведов, все их возвышенные чрезмерно рассуждения, - это от лукавого, яко не имеют они в себе должной в вопросах веры скромности, кротости, смирения пред властями мирскими и духовными, впрочем, это и понятно, потому как не освящены как подобает истинно верующим, но за это их можно, и следует, от всей души простить, но, конечно же, не увлекаться паче меры их мирским воображением и «лжеименным разумом».
Но предоставим наконец слово самому «батюшке» Александру, дабы он продемонстрировал свою недюжинную искусствоведческую эрудицию в иконографическом библейском вопросе:
 
        «Андрей Рублёв взял старые элементы из хорошо известных иконографических вариантов «Троицы», но по новому «гармонизировал» их, подчинив основной идее изображения. Следует ещё раз обратить внимание на выбор «временного» момента. Ангелы как бы миновали кущу Авраама и заключают завет уже вновь, но не только с праотцем Израиля, а со зрителем, который, предстоя чаше, «замыкает» круг, с четвёртой стороны.
    
Художник остаётся в рамках библейского историзма, но изображение праотцев становится необязательным. В «дорублёвской» «Троице» Авраам и Сарра изображены приблизившимися вплотную к божественной трапезе, чем подчёркивается евхаристический и вместе с тем «домостроительный» смысл события. Евхаристическое содержание «Троицы» Рублёва является дальнейшим развитием более ранних представлений.
    
Рублёвым изображён момент, предшествующий отосланию одним из ангелов двух других в Содом и Гоморру (Быт. XVIII, 21-22). Сын мгновенно отвечает согласием исполнить порученное («слово плоть бысть»), поэтому бурность его движения выражает любовь и послушание. Подъём ангела изображает его нисхождение в мир и готовность к искупительной жертве.
         
Следует отметить, что в этом произведении художник изобразил, конечно, не сами ипостаси, а ангелов, в действиях и атрибутах которых они (ипостаси) проявляются. Было бы совершенно неисторичным представить, что Андрей Рублёв произвольно изменил бы каноническое расположение ипостасей, которое он, как монах и ведущий московский иконописец, должен был считать незыблемым.
      
…Согласно одной из классических формулировок, содержащейся в творениях Василия Великого, «Сын есть образ Отца, а Дух – образ Сына». Это определение вообще очень важно для средневекового искусства, так как занимает видное место в византийской теории образа, как общей основы художественного творчества. В рублёвской Троице оно находит широкое и полное выражение.
      
М.В.Алпатов отметил в работе 1927г. приподнятость левого колена среднего ангела. Правое колено остаётся на месте. Очевидно, ангел встаёт, внимая первому ангелу. Эта существенная особенность прошла мимо внимания исследователей.
    
Плавные гармоничные линии лишь «маскируют» стремительность его движения. Напряжённость действия, скрытое движение передаётся особенностями одежды … Сочетание покоя с бурным движением, с таким мастерством переданное Рублёвым, создаёт ощущение гармонии. Степень напряжения среднего ангела достигает максимума благодаря сочетанию противоположных движений, хотя художник с удивительным совершенством скрывает обнажённость действия и этим усиливает его эффект.
    
Куда же спешит средний ангел? Какое поручение первого ангела он торопится выполнить?
      Прежде чем на это ответить, обратимся к образу первого и третьего ангелов. Знаки власти символизируют Бога Отца. Его благословение относится не только ко второму, но также и к третьему ангелу. Последний олицетворяет наибольший покой, в нём есть умиротворённая сосредоточенность, даже некоторая расслабленность и размягчённость.
      
Характерно положение жезла третьего ангела; он лежит на плече, а в нижней части расположен удобно и устойчиво между слегка раздвинутыми коленями и скрещёнными ногами ангела. Такое положение соответствует позе задумчивого неторопливого размышления.
         
В результате пространственного осмысления композиции можно ответить на ранее поставленный вопрос о смысле движения среднего ангела: Отец посылает Сына в мир».
   
          Что можно указать А.Салтыкову по поводу его неожиданного и странного во всех отношениях «открытия» естественно не увиденного ни до, ни после него никем, а именно что «средний ангел привстал в бурном движении с таким мастерством переданном Рублёвым»?
    
Что «напряжённость действия», приснившаяся отцу Александру в прелести тонкого сна, в котором он видел самого себя в роли искусствоведа, ничего общего не имеет с «взаимной любовью, струящейся в вечном согласии, в вечной безмолвной беседе, в вечном единстве сфер горних» (П.А.Флоренский, «Троице-Сергиева Лавра и Россия»)?
      
Что «всё мало и ничтожно пред этим общением неиссякаемой бесконечной любви: всё – лишь около неё и для неё, ибо она своей голубизною, музыкой своей красоты, своим пребыванием выше пола, выше возраста, выше всех земных определений и разделений, есть само Небо. Есть сама безусловная реальность, есть истинно лучшее, что выше всего сущего» (там же)?
         
Что «среди метущихся обстоятельств времени, среди раздоров, междоусобных распрей, всеобщего одичания и татарских набегов, среди этого глубокого безмирия, растлившего Русь, открылся духовному взору бесконечный, невозмутимый, нерушимый мир, струящийся широким потоком прямо в душу созерцающего от Троицы Рублёва, и вот этот-то неизъяснимый мир, эту невыразимую грацию взаимных склонений, эту премирную тишину безглагольности, эту бесконечную друг перед другом покорность – мы считаем творческим содержанием Троицы» (там же)?!
         
«Андрей Рублёв воплотил столь же непостижимое, сколь и кристально-твёрдое и непоколебимо-верное видение мира. Но чтобы увидеть этот мир, чтобы вобрать в свою душу и в свою кисть это прохладное, живительное веяние Духа, нужно было иметь художнику пред собою небесный Первообраз, а вокруг себя – земное отображение, - быть в среде духовной, в среде умирённой» (там же).

        Что же, может быть, простим незадачливому «батюшке искусствоведу», в конце концов, не он один виноват в хладном нечувствии сердечном по отношению к православной иконописи, но современная бездуховная среда? Заела его среда московская, полная ветхозаветной спеси и демократического «духовного» апломба, ортодоксально «православная», фундаменталистская среда!
    
          «Подъём ангела изображает его нисхождение в мир» - пишет, не сомневаясь, отец Александр, даже не пытаясь при этом обосновать, как именно «подъем» может «изображать нисхождение»?
        Ведь это же всё-таки разные действия «нисхождение» и «подъём»?!
    
На Иконе, в отличие от среднего Ангела, занимающего всё воображение А.Салтыкова, Андреем Рублёвым дан левый (у Салтыкова третий) Ангел, устремлённый налево и вниз: и покорным взором, и правым, опущенным вниз крылом, подчёркивающем движение вниз его Лика, главы, спины и шеи; и копьём, направленным по кругу направо и вниз под острым углом в отличие от других Ангелов, и перекинутым с правого плеча вниз зелёным гиматием, и лежащею свободно на престоле пальцами вниз правою рукою, и наклоном трона и основанием под ним, и наиболее тёмным по сравнению с другими Ангелами зеленовато-синим одеянием, утяжеляющем Его и связывающим с находящимся внизу зелёным фоном, олицетворяющим собою землю; и, наконец, скорбью и наибольшей расслабленностью всей Его фигуры, устремлённой в противоречии к данным в еле заметном движении направо по кругу правом и среднем Ангелах, - в обратном к ним движении направо и вниз.
      
Удивительно, но А.Салтыков видит у левого (третьего) Ангела «духовный подъём» левого крыла («Подъём левого крыла переводит взгляд зрителя к горе…Движения крыльев выражают духовный подъём, дополняющий образ духовного покоя»), не замечая направленности вниз правого?
    
  Батюшка видит «знаки власти», отличающие безусловно Отца, - там, где их нет, у правого (первого) Ангела, под которым подразумевает Отца, и не замечает переброшенный через правое плечо золотой пояс на фоне царственного багряного хитона среднего (второго) Ангела, - сидящего слева от Отца Сына?!
      
И в голову «батюшке» почему то не приходит простая мысль о том, что Сын Божий конечно же не мог в присутствии Отца Своего одеть одесную - на правое плечо Клав – золотой пояс, как знак Славы – Символ Божественной Власти, который А.Рублёвым дан на фоне красного хитона, а красный – пурпурный цвет было в Византии запрещено носить всем, кроме императоров?
          Выходит, что Сам Сын ошуюю от Отца, а царственный пояс на Нём одесную?
               
А отчего бы А.Салтыкову не озаботиться вопросом, почему в такие лёгкие, «невыразительные» в символическом отношении по цвету одежды одет Отец? Если под правым Ангелом подразумевать Дух Святой, тогда дробность цветового решения понятна – этим выражена невесомость и нематериальность, почти бесцветность Духа, но, конечно же, изображение Отца требует однозначного выразительного цветового символического решения.
         
Вот и получается, что из того, что «батюшка» не желает замечать, можно понять в Троице Рублёва гораздо больше, чем из того, что он не поленился заметить. И , конечно же, назойливость с которой А.Салтыков  пытается доказать, что «второй ангел привстал», чтобы идти благовествовать, не случайна.
            
Весьма обстоятельно ознакомившись с различными вариантами «Ветхозаветной Троицы», батюшка не может не прозревать вполне для него очевидные «языческие» мотивы в Троице Рублёва, как то неканоничность в изображении «ветхозаветных деталей», имеющих, во всяком случае, для него, слишком обобщённый характер по сравнению с «праотеческим» Мамврийским дубом и «гостеприимным» домом Авраама и Сарры.
          
Озабоченность такая понятна. Так искусствовед Э.К. Гусева, указывая на «глубину осведомлённости Андрея Рублёва в области древних символических образов и их толкований», и на «соотнесённость символики Троицы с её живописно-стилистическими свойствами», отмечает что «Символика и многозначность образов «Троицы» восходят к древнейшим временам. У большинства народов такие понятия (изображения), как Древо, Чаша, Трапеза, Дом (Храм), Гора, Круг имели символическое значение.

Исследователи подчёркивают символическое космологическое значение композиционного Круга, в который лаконично вписывается изображение. В Круге видят отражение идеи Вселенной, мира, Единства, объемлющего собою множественность, космос. При постижении содержания «Троицы» важно понять его многогранность…Природа, откликающаяся на событие, представленное как событие космическое, изображается художником с пониманием древнейших символических отождествлений, уходящих корнями в глубокую дохристианскую древность».
         
Вот этого именно и не хочет и боится А.Салтыков. Он пропускает мимо своих досужих до мелочей глаз и наклон вправо вздымающейся волною Горы, и склонённое под порывами неземного ветра опять таки же - вправо вечнозелёное Древо Жизни, и направленные - направо и вниз «входы» и «исходы» в странном во всех отношениях символическом сооружении с троичной по горизонтали пятиступенной лестницей, ведущей вниз и направо с двумя колоннами, что крайне не характерно для ветхозаветных евреев, и в частности для уединённого, стоящего особняком на природе, домика Авраама и Сарры.
            
Куда и зачем могла восходить между колоннами (колонна – символ античного «языческого» полиса) ветхозаветная чета? Куда ведут выделяющиеся из всего строя «Троицы» тёмные(почти чёрные) арочные двери? Почему всё непонятное сооружение троично по вертикали так, что нижняя, украшенная еле заметным справа входом часть его, прикрыта главою и нимбом правого(первого) Ангела? Да наконец, не «Столп» ли «языческий», на балконе которого молились столпники – древние праведно славящие Бога святые, перед нами на Иконе Рублёва? 
 
        Понятно, почему в заключение своей статьи А.Салтыков пишет, что Андрей Рублёв «сумел поведать нечто новое», не уточняя однако в чём же собственно заключалось это «нечто». Поведал «вполне оставаясь при том в пределах традиционных элементов и формы и содержания» (там же).
   
Чувствуя безусловно фальшивость своих построений и неловкость положения А.Салтыков, как бы оправдываясь одной фразой, «уточняет» в самом конце своего «исследования»: «Всё сказанное не исключает активного общественного значения «Троицы». Следует согласиться с теми исследователями, которые видят в «Троице» символический отклик на Куликовскую битву».
                Что ж, это как в широко известной мещанской прибаутке: «Нам предложили, и мы согласились!». Безусловно следует согласиться с богословами Флоренским, Булгаковым, Трубецким, но ни в коем случае и ни при каких условиях нельзя соглашаться со «всем сказанным» попом-искусствоведом, яко им «сказанное» - есть удобная нечестивым служителям культа формула умалчивания величайшего достижения мирового искусства и слова Б.Л.Пастернака из поэмы «Спекторский»:     « Я сыт молчаньем без твоих прикрас. Прости, я б мог отбрить ещё суровей!» здесь как нельзя более уместны.
    
                Но и такой жёсткой характеристики недостаточно, потому как православный священник А.Салтыков предпринял вполне бесполезные, но титанические усилия только для того, чтобы из новозаветного Русского Образа выстроить вновь ветхозаветный, и в его безграмотной статье видно лукавое намерение заставить замолчать тех, кто переполнен святым восторгом пред Святою Троицей.
   
                Надо отметить, что работа А.Салтыкова не прошла даром, и в новейших исследованиях, посвящённых Рублёвской Троице, проводимых «со тщанием» в стенах православных учебных учреждений, таких как Свято-Тихоновский Православный институт и Общедоступный Православный Университет, основанный протоиереем Александром Менем, стало недоброй традицией поминать различные варианты т.н. «Ветхозаветной Троицы», противопоставляя её «Новозаветной Троице», где изображаются «две фигуры старца и средовека над которыми витает голубь».

              Естественно, что при таком рассмотрении «Ветхозаветное» побеждает «новозаветное», бесчестится Русское понимание Пресвятой Троицы, а новоиспечённые в конце XX века «ветхозаветные», но по православному обряду, «христиане» получают возможность весело посмеяться над глупостью русского Святого Православия, поклоняющегося видению Дедушки Мороза, парящаго в облаках, и в заключении порадоваться тому, что… «постановлением Священного Синода от 1792 года было запрещено на антиминсах изображать Бога Отца, как это было прежде.
               
Его заменило еврейское написание имени Божьего, что больше соответствует раскрытию смысла Евхаристии. Причащаясь , мы соединяемся с Тем, Кто будучи бестелесным, принял плоть ради нашего спасения» (И.К.Языкова, «Богословие иконы», глава «Иконография Святой Троицы» / Можно ли изображать Бога Отца? /, Москва, 1995г. Издание осуществлено по благословению Святейшего Патриарха Московского и всея Руси Алексия II в рамках реализации программы Круглого стола по религиозному образованию, созданного Отделом Внешних Церковных Сношений Московского Патриархата в сотрудничестве со Всемирным Советом Церквей ).
            
Ничего не остаётся другого, как заняться толкованием Троицы Рублёва в восприятии преподавателя Общедоступного Православного Университета искусствоведа И.К.Языковой, хотя бы потому только, что рецензентом её стал выше нами упоминаемый священник Свято-Тихоновского Богословского института А. Салтыков, а автором предисловия к ней скандально известный священник «новой демократической волны» в православии А.Борисов. Да и тираж книги И.К.Языковой числом в 25000 экземпляров, огромный для духовной литературы, не оставляет возможности обойти её молчанием.
    
          Повторяя слова Василия Великого «Сын есть Образ Отца, а дух – образ Сына», да так вот именно Сын – Образ с большой буквы, а дух – образ с маленькой, - слова, приведшие впоследствии к католическому «филиокве», ибо если дух – образ Сына, то тогда, следуя элементарной логике, почему бы ему от Сына и не исходить, И.К.Языкова, тем не менее в отличие от А.Салтыкова, замечая рублёвские символы «древа», «горы», «палат», «чаши», как «символические знаки», пытается благочестиво «прочесть богословский текст иконы, сопоставляя все знаки и символы , включённые Рублёвым в её контекст».
            
                Указав на «самое распространённое толкование» - « вариант, который подсказывает одеяние среднего ангела, который облачён в одежды Христа – вишнёвый хитон и голубой гиматий», Языкова смело, надо отдать ей в этом должное уважение, даёт свою трактовку Рублёвских Образов:
    
          «Совершенно естественно задать вопрос, кто есть кто на этой иконе. Итак, средний ангел изображён выше двух других, естественно предположить, что он символизирует Отца, как источник бытия, на что указывает и древо, расположенное за спиной среднего ангела. Это и дуб Мамврийский, под которым Авраам приготовил трапезу путникам (Быт. 18.1), и древо жизни, которое Бог посадил посреди рая (Быт.2.9). Но средний ангел в одеждах красно-синего цвета, т. е. в одеянии Христа, что и наводит всех исследователей на мысль, что в среднем ангеле следует видеть Бога-Слово, вторую ипостась Св. Троицы.

Обратимся к тексту Библии: «Бога не видел никто никогда; единородный Сын, сущий в недре Отчем, Он явил»(Ин. 1.18). Увидеть Бога невозможно, «потому что человек не может увидеть Меня и остаться в живых»(Исх. 33.20). Эта возможность открывается только через Сына: «никто не приходит к Отцу, как только через Меня»(Ин. 14.6). Христос также говорит: «Я и Отец одно»(Ин. 10.15), «видевший Меня, видел Отца»(Ин. 14.9). Таким образом, здесь мы имеем изображение совсем не однозначное – если можно так сказать, мы на Отца смотрим через Сына. Но всё-таки благословляющий «отеческий» жест среднего ангела заставляет нас думать, что акцент поставлен на образе Отца («Сын есть Образ Отца»).               
 
    Одесную Бога Отца сидит Сын. Об этом говорится в Библии неоднократно: … «Христос умер и воскрес: Он и одесную Бога, Он и ходатайствует за нас» (Рим. 8.34) и т.д. Одежды второго ангела подтверждают такое толкование: телесного цвета гиматий прикрывает небесного цвета хитон, так как плотью человеческой Христос, сошед на землю, прикрыл своё Божество. Его жест означает приятие той чаши, которую благословляет Отец, это жест полного послушания воле Отца («быв послушен, даже до смерти , и смерти крестной». Фил. 2.8). За его спиной возвышаются палаты – это символическое изображение жилища Авраама, но также, и в большей степени, это символ божественного домостроительства. Христос – краеугольный камень (Пс.117.22; Мф.21. 42). Он созидает церковь, которая есть Его Тело (Еф. 1.23).
 
      Напротив второго ангела сидит третий, который облачён в одежды синего и зелёного цвета. Это третье лицо Св.Троицы – Святой Дух. Зелёный цвет в иконописной символике означает вечную жизнь, это цвет надежды, цветения, духовного пробуждения. Линия его склонённой головы повторяет линию склонённой головы среднего ангела. Дух вторит Отцу, ибо Он от Отца исходит, согласно Никео-Цареградскому символу веры. Жест его руки словно способствует скорейшему принятию решения, Дух вдохновляет, освящает, утешает. Дух Святой в Писании назван Утешителем (греч. «Параклитос») и он приходит и свидетельствует о Нём(Ин. 14.26; 16.7). За спиной третьего ангела изображена гора – это не просто элемент иконописного пейзажа, а гора духовного восхождения (Пс.120. 1), о которой Давид в Псалмах восклицает: «возведи меня на гору, для меня недосягаемую» (Пс.60. 3)…
          
Средний ангел благословляет чашу, сидящий одесную его принимает её, ангел, расположенный по левую руку от среднего, словно подвигает эту чашу тому, кто против него. Головы ангелов склонены в молчаливой беседе. Их лики похожи – будто изображён один и тот же лик в трёх вариантах…»
         
          Может быть потому, что за Престолом Славы, где у Андрея Рублёва на тронах Пресвятая Троица, не нашлось вполне естественно места Аврааму и Сарре, современные «искусствоведы» вообще не склонны учитывать самое его наличие и центральное положение в композиции иконы? Оттого и не хотят в простоте сердечной задать прямо главный вопрос, кто из Трёх Ангелов во главе Святого Престола? Говорят о евхаристическом значении Троицы, а Престола на котором совершается Евхаристия в упор не желают видеть, яко им милее дачный ветхозаветный столик на садово-огородном участке Авраама? Если мыслить в таком натуралистическом аспекте, то в один ряд со столиком можно и дубок, и домик и горочку поставить, да и указать «для верности» на богодухновенный текст 18 главы кн.Бытие?               
   
          А не проще ли задать напрямую вопрос «ветхозаветным христианам», совместима ли в принципе Божественная Евхаристия с гостеприимством Авраама в одном и том же изображении, и что соответственно изображено на иконе А.Рублёва Евхаристия или ветхозаветная трапеза?               
   
          И.К.Языкова только на том основании, что «средний ангел выше других» всё-таки сумела, в отличие от своего рецензента отца Александра Салтыкова, разглядеть в нём Отца, ей в этом помогло «Древо Жизни», которое для неё одновременно и ветхозаветное Авраамово и райское, но все её дальнейшие рассуждения строятся из надуманного предположения, что А.Рублёв «на Отца смотрит через Сына», яко Отец согласно еврейской ветхозаветной заповеди не изобразим.
         
Ей, конечно же, глубоко чужды «языческие» взгляды П.А.Флоренского, согласно которым «иконописцы – свидетельствуют не своё иконописное искусство, т.е. не себя, а Святых, свидетелей Бога, или же – и Самого Бога». «Православный искусствовед» хоть и правильно определила в Троице Бога Отца, всё же оказалась не на высоте положения, хотя бы потому, что не мог А.Рублёв из Сына Божия в данном конкретном случае изводить изображение Его Отца, яко на одной и той же Иконе присутствуют одновременно как Отец, так и Сын Его, и художник скорее был озабочен задачей дать Им такие характерные черты, чтобы можно было бы без труда отличить Их друг от друга в Троице, но не сливать в один образ.

                Так что, на наш взгляд, неважно, что Сын Божий по трактовке А.Салтыкова оказался слева (ошуюю) от Отца, а И.К.Языкова «спасая положение» помещает Его одесную справа, и от этой перестановки Отец оказывается в центре. Всё это местничество по отношению к Пресвятой Троице говорит только о мирской, иерархической настроенности не верящего Богу и не доверяющего очевидности извращённого ветхозаветными догмами рассудка.
    
И.К.Языкова пала жертвой заранее предопределённой тенденции, выраженной в словах: «Седяше одесную Отца», не дав себе отчёта, что икона А.Рублёва не могла быть задумана, как иллюстрация к этим словам, и хотя в каком-то смысле Сын Единородный, как свершивший Истину Крестом на земле, может мыслиться выше Ангелов, тем не менее, в мире сияния Божественной Славы не может быть слишком земного представления о власти и связанных с ней привилегиях местничества в иерархии.
      
            Трудно согласиться и с тем, что «палаты – это символическое жилище Авраама, но также, и в большей степени, что это символ божественного домостроительства»? Если жилище Авраама имеет для кого-то некую символику, то тогда пускай ответит, что для неё характерно и в чём она собственно заключается, неужто в трёхэтажных палатах с лестницей и двумя колоннами?
      
Символ Божественного Домостроительства и Сам Домовладыка пред своей иерархией из слуг и комнат, вот это конечно же ближе к современному обрядовому пониманию значения земной иерархии, заключающейся в местничестве, но разумеется слишком смело было бы Христу восходить по ступеням на такое «небо отверстое» к «Ангелам Бога, восходящим и нисходящим к Сыну Человеческому» (Ин., гл.1, ст.51), подменяя своим восхождением иерархию Ангельскую, впрочем то, что И.К.Языкова увидела в Авраамовых Палатах ещё и Домостроительство лишний раз объясняет нам, что иерархия и местничество в церкви подменили ныне Святость и духовную жизнь, только и всего.
          
                Вряд ли бы пришла в голову преподобному Андрею Рублёву весьма странная идея цветовой мимикрии - одевать Сына Божия в телесный цвет, таким вот супранатуралистическим образом демонстрируя человеческую телесность? Заметим к тому же, что эти, показавшиеся Языковой «телесными» цвета и тона, скорее прозрачные, перламутровые, более невесомые и бестелесные, чем может видеться тяжёлая живая «плоть», которою «Христос, сошед на землю, прикрыл своё Божество».
      
                И когда И.К.Языкова пишет в подтверждении своей версии о том, что под третьим ангелом следует понимать Святой Дух: «За спиной третьего ангела изображена гора – это не просто элемент иконописного пейзажа, а гора духовного восхождения (Пс.120.1), о которой Давид в Псалмах восклицает: «Возведи меня на гору, для меня недосягаемую» (Пс.60.3)», то этим лишний только раз подтверждает, что когда речь идёт о горе, имеется ввиду Сын Божий, который, в отличие от Духа Святаго, что «иже хощет дышит, и не ведаешь куда идёт, и откуда приходит», восходил неоднократно на Святые Горы: на Голгофу, где был распят и воскрес, на Фавор, где преобразился пред своими учениками Петром, Иаковом и Иоанном, на гору Блаженств, где накормил страждущих хлебом, на гору Сион (Большой Ермон), куда повелел прийти Апостолам и с которой вознёсся в Царствие Небесное!
    
          Что же касается Пс.60, ст.3, который приведён в уродливом синодальном переводе, то в оригинале на церковнославянском языке он звучит совсем иначе, и имеет другое содержание:
  «когда уныло сердце моё, на Камень (Рода) вознесл меня и наставил (правдою)», то есть речь здесь не о Горе Восхождения, но о Родовом Семени и единении с ближними.

«Недосягаемость горы» понадобилась тем, кто не хочет жить на родной земле и желает странствовать, послав куда подальше своих ближних, яко «праотец Авраам», а о Горе Восхождения, символизирующею «тяжесть» земного дела во славу Неба, можем узнать более подробно из Псалма 47, посвящённого тем, кто захотел жить соборно в Роде Праведном:

«Велий Бог и хвален в Горе Святой Его. Во благе этом корень радости всей земли. От ребра Севера ( от Гипербореи) Град Царя Великого. Бог в тяжести восхождения соборного на Гору Святую знаем нами как наш общий Заступник. Принимаем, Боже, милость посреди людей Твоих. Да возвеселится Сион - гора, и да возрадуются дочери святой земли, судеб ради Твоих. Обойдите вокруг Святую Гору, обнимите Её, поведайте Истину в столпах Родов Его. Положите сердца ваши в силу Бога, и разделите друг с другом дома Его, так и поведайте в Роде ином…..» (Пс.47, ст.1-3, 10, 12-14). Как видим и Камень и Гора Восхождения связаны с Родом человеческим, восходящим к Богу, конечно и с Сыном Единородным, со Святым Духом же только в том смысле, что Гора может являться точкой приложения действия Святых Сил.               
   

          По мнению и А.Салтыкова и И.К.Языковой, хоть они и мыслят Сына Божия соответственно в центре и справа, Иисус Христос Сам для Себя благословляет жертвенную чашу, но ежели у А.Салтыкова вообще речь не идёт о благословении Отца, а подъятые персты двоеперстного благословения правого ангела воспринимаются «батюшкой» только как «знаки власти, относящиеся не только ко второму, но также и к третьему ангелу», то И.К.Языкова понимает благословляющий жест правого ангела как знак приятия чаши, наподобие того, что можно часто видеть в быту у христиан, когда благословляют пищу за столом.
      
Что же, в этом есть резон, без Бога ничего не должно совершаться, и благословение стола, идущее от того или иного лица, выражает его связь с Богом… но когда благословляет священник, мирянин, осеняя себя предварительно Крестным знамением, затем смиренно принимает благословение, то, конечно же, в это время никому не следует самому пред благословляющим его, благословлять самоё благословение от церковноначалия посылаемое.
          
      Это всё равно, как если бы кто после благословений праздничного стола Митрополитом или Патриархом, стал бы крестить для себя и во имя себя, предназначенную ему на столе пищу и Чашу. Такое выглядело бы не только несуразно, но и неуважительно и кощунственно, тем паче и Сын Единородный не мог бы так поступать на Предвечном Совете пред освящающими Его Отцом и Духом.      
         
        У И.К.Языковой левый ангел, в котором она видит Дух Святой, «способствуя скорейшему принятию решения…словно подвигает чашу тому, кто против него»?
 
            Как видим, если А.Салтыков для вящей убедительности своей трактовки придумал «привставание» среднего ангела для последующего «нисхождения в мир», то И.К.Языкова не хочет ему вторить, но «творит» свою версию, изобретая ниоткуда не видное и не из чего ни следующее «подвигание чаши» левым ангелом, кстати при том минуя среднего ангела, да и сама Чаша расположена у А.Рублёва ближе к левому и среднему Ангелам, чем к правому Ангелу?!
  И делается это нелепое во всех отношениях действие, «способствуя скорейшему принятию решения»? - «Ускориша, забыша дела Его, не стерпеша совета Его»(Пс.105, ст.13)???!
          
              В заключение отметим, что и у А.Салтыкова и у И.К.Языковой, несмотря на казалось бы различное разумение места Отца и Сына в Троице Рублёва, просматривается одно и то же непотребное, охальное отношение к Святому Духу, и диктуется оно им Свыше их современным ветхозаветным демократическим мировоззрением.
   
                Преподобный Андрей Рублёв, исполняя заказ ученика преподобного Сергия Радонежского пр. Никона Радонежского в 1422г. в Троице-Сергиевой Лавре создал икону для собора Пресвятой Троицы, и, уже исходя из этого одного, стоило бы уразуметь, что не «ветхозаветную троицу» взявший обет молчания преподобный инок стремился воплотить, но сразу и всерьёз изобразить Троицу Новозаветную, согласно которой во главе Престола Славы у жертвенной Чаши может находиться только Бог Отец!
   
           Что тут и огород городить, и с упорством, достойным лучшего применения, навязывать Андрею Рублёву ветхозаветного Авраама со своей услужливой сестрой! Ветхозаветный сюжет для Андрея Рублёва только повод, и не более того. Не было , да и не могло быть у православного монаха XV столетия нечестивого желания воплощать трёх ангелов в экстерьере еврейского домика и самих странников, пришлецов в чужом народе. А.Рублёв сам страдал от пришельцев на своей родовой русской земле! Не было ветхозаветных намерений у А.Рублёва в отличие от «благодетелей современности», и это ясно, как Божий день! Ежели бы были у А.Рублёва такие помыслы, не создал бы он доказательства Бытия Божия во свете несказанном жертвенной любви, что пред нашими подслеповатыми глазами…
         
Когда я был в Третьяковской галерее, то перед «Троицей» экскурсовод остановила прибывшую из Франции экскурсионную группу. Молодые французы были искренне возмущены, зачем их держат перед какой-то древней, непонятной им мазнёй. Они живо обсуждали недостатки Рублёвского изображения: одинаковость ликов, отсутствие фантазии в движениях ангелов, неопределённость и неточность и невыраженность этих движений; они отметили бесформенность горы и чаши и дерева, архитектурную бестолковость нелепого сооружения с непонятными чёрными арочными провалами, бесхребётность всех трёх фигур, непонятно на чём восседающих у какой-то белёсой легковесной плиты… Французы так живо и весело смеялись, и при этом нагло тыкали в икону пальцами, что их ужимки напомнили мне обезьян в зоопарке…

Вот и сейчас, цитируя «искусствоведческие труды» облечённых званиями и саном авторов, поневоле испытываешь то же самое чувство... До какой же степени духовно слепы эти «специалисты», что не видят у себя под носом очевидное, - то, что доступно непредвзятому, просто внимательному и не мнящему себя ценителем с тонким художественным вкусом, рядовому русскому человеку! И этот вот апломб поражает, ну, не видят сами, спросили бы других, обратились бы к превеликому множеству исследований о Святой Троице, - к богословию Флоренского, Трубецкого, Булгакова! И тогда бы не сделали вывод, как госпожа Языкова, что Рублёв «будто бы изобразил один и тот же лик в трёх вариантах»?!
         
              Нет, именно Пресвятую Троицу с неизобразимым согласно ветхозаветным воззрениям Отцом и в точности также неизобразимом Святым Духом осмелился изобразить преподобный православный монах Андрей Рублёв. Изобразил сознательно, разумея что через созданный им образ восходит к Первообразу, ведая, что только так, и никак иначе, можно приблизиться к Премудрости чувственного постижения Единства Любви: Любящего, Любви, Любимого.
          
«Троицу во Единице, и Единицу в Троице несумненно исповедать» могут только те, кто пришёл к Вере православной, - к простому, но тёплому и живому разумению любви к ближним, к единению с Богом в Духе Истины, соборно объединяющем ближних в роде праведном в Единстве Любви.
         
Где Любовь, там и Троица, а где Троица – только там настоящая, большая и искренняя – жертвенная Любовь: Любящий, Любовь, Любимый. Всё во имя Любви – во имя Духа Святаго – и Любящий и Любимый, и не разделить это Единство Любви в Трёх, но Единство это Свободно, и потому неслиянно, но не может быть отдельно Любящий от Любимого, и Любимый от Любящего, и не может вне Любящего и Любимого существовать и Сама Любовь, немыслимая без жертвенности всех Трёх друг другу.
          
            Вот это истинно русское понимание основы жизни и мироздания несовместимо с иным, и более того открыто противостоит западному механистическому юридическому пониманию построения всякого полезного устройства на основе власти, а точнее, обожествляемом произволе, лишающем человека свободы и полноты жизни.
    
                Мало того, что на Западе давно уже не стало любви («Уходит с Запада душа, её нечего там делать», Б.Л.Пастернак), - там, как фиговым листком, пытаются прикрыть убожество своё пресловутой «свободой личности» и «правами человека», понадобившимися в конечном счёте только для того, чтобы скрыть от глаз любящего Божий мир человека своё нежелание «любить ближнего, как самого себя» и любить мир, «что во зле лежит».
            
Что можно предложить в ответ на эту неуёмную гордыню, на это самовозношение гада ползучего, «мудрого как змея», свершающего во имя себя любимого «поползновение» к духовности? Предложить слугам хозяина века сего, ежели уж не желают любить их злой и лживый мир цивилизации, тот, что Бог, или точнее дьявол им дал по-видимому не случайно, то любить мир добрый – мир диких по их мнению варварских народов, в меньшей степени, чем они, опаскуженных «устойчивым развитием», любить тепло, свет и добро, а не ложь, хлад индивидуальной души, тьму и насилие?
 
          Отчего же происходит это невежество в духовных вопросах, эта сумятица в человеческом и родовом сознании, когда мы личные понятия относим безосновательно к родовым качествам, а сущностные родовые свойства и качества, такие как справедливость, благо рода, целомудрие, жертвенная любовь к ближним - к неким безусловным и свободным отправлениям личности?
   
        Не оттого ли, что мы вместо понятного человеку изображения нашего Небесного Отца, «страха ради иудейска» поклоняемся четырём ( не трём, и даже не пяти?) «священным буквам» еврейского, искажённого языка, не оттого ли, что во время церковного раскола во имя соединения с продавшейся уже тогда в XVII столетии Западу греко-католической Украиной убрали определение Духа Святаго - «Истинный» в Символе Веры, и в Имя Сына Единородного Исуса Христа добавили, яко в иудейских именах Авраама и Исаака, лишнюю двойную букву, что нарушило заповедь «Не произноси Имени Божия всуе!», яко речь не только о повторении нелепом и лживом целого слова, но и любой в нём буквы?
 
          Вот и когда дело касается Рублёвской Троицы и разумения в Ней Благого Слова («благословения»), выражаемого жестом двух пальцев правой руки, соединяющем род земной с Рождением от Отца, с опорой на Единстве Любви (безымянный палец), соединяющей Любящего (большой палец) с Любимым (мизинец), мы готовы увидеть в этом «старообрядческом» жесте всё, что угодно, кроме того, что собственно он изображает.
   
                Додумались до того, что Сын Единородный Сам Себя благословляет, что сим благословляющим жестом Сын принимает Чашу, подталкиваемую Ему на Престоле Святым Духом, коему токмо и остаётся, что присутствовать и «подталкивать» за неимением ничего другого! Что ж, это очень «кротко и смиренно», так ревностно веровать в иерархический Авторитет Сына, а Духа, кроме того, чтобы присутствовать и почивать в Сыне, удостоверять,   содействовать, заставить ещё от имени Андрея Рублёва подталкивать к Сыну - свою Святыню и Благодать?! И то «правда», а ну как не возьмёт Сын от Отца, что Ему якобы народом от праотцев «Святой Иудеи» положено, дабы сбылись «Писания»? Для верности и «скорейшего принятия решения» недурственно подпихнуть? – «О, неразумные души беззаконныя!» (протопоп Аввакум).
   
          Нам предлагают ныне во имя Бога иудейского, единственного Иеговы, Яхве, Саваофа, Элохима, или как Его там ещё величать изволят, и во имя Сына Его, рождённого в народе богоизбранном ветхозаветном, - от Духа Святаго и от Рода нашего праведно славящего Троицу в Единстве Любви отказаться, как от дикого, низменного «язычества»?! А поклонение буквам еврейского языка, - «тетраграмматону», - это ли не язычество в самом грубом, неприкрытом ничем, чистом виде?
   
                Не собираемся мы от достижений рода нашего древнего русского, православного, повторяем для слабо слышащих, национального, русского, а не иудейского, но славянского, праведно славящего Имя Божие, от православного исповедания отказываться! Не откажемся никогда, ни от Святых угодников Киево-Печерской Лавры, ни от Новгородского Веча, ни от благоверных князей Тверских, ни от Сергия Радонежского, ни от растерзанного беззаконной ветхозаветно-самодержавной властью митрополита Филиппа, ни от протопопа Аввакума, боярыни Морозовой, ни от сотен невинно убиенных монахов Соловецкого монастыря, ни от убиенных царственным выродком стрельцов, ни от преданного им гетмана Петра Полуботка, ни от убиенных кровавыми ляхами полковников гетмана Остраницы, ни от Серафима Саровского, ни от Иоанна Кронштадтского, ни от исповедавших Имя Божие монахов Святаго Афона!
   
            Не может русский православный верующий человек от Рода Праведного своего и от самого себя отказаться! Даже во имя «богоизбранного» вероисповедания и местечка удобного на ложе Авраама! Ибо как говорил святой мученик протопоп Аввакум: «Себе бо отвержение – Истины испадение. Истина бо сущее есть. Истины отвержение есть отвержение от сущего, естества, а стало быть и от Бога, яко присносущен Бог наш. И посему посылает сатана отпавшим от сущего – от жизни и правды - действие лжи и лести, и Бог попускает ему, дабы суд приняли беззаконные».
 
              От благословляющего двоеперстия мы отказались якобы во Имя Пресвятой Троицы, безсмысленно складывая персты во Имя Отца и Сына и Духа, не разумея ни того, ни другого, ни третьего, а самое главное – того, что Отец Небесный на Голгофу - жертвенник иудейский не восходил и, потому естественно, и Дух Святый от Него исходящий, и Сам Он не могли быть распяты на Кресте. Распятие претерпел Сын Единородный Исус Христос, и потому и поминаем Крестную Жертву Его, крестясь двумя перстами, яко двумя естествами Его, Божественным и человеческим, поминаем с опорой на Пресвятую Троицу, складывая в Её честь едино и нераздельно три оставшихся перста.

Как же всё хитро и подло (подлог) получается?! Во Имя Пресвятой Троицы, Её же и попираем, а Сына Единородного без поминовения в двух Его Естествах оставляем?! Да и к чему поминать Его Естество по Роду человеческому, ежели мы Род и семя, пол мужской и женский, семью, Родину, Отечество, ближних своих знать не желаем, «странствуем, ищуще лучшего небесного отечества, яко ничто земное не может удовлетворить» наши растущие потребности в обществе «устойчивого потребления»?
 
        И вот таковая «странница» во Христе, госпожа И.К.Языкова нас увещает: «Конечно, иконописный язык условен и содержание образа нельзя передать на словах. Предложенный вариант прочтения всего лишь одна версия из многих возможных…». Из сего её откровения следует, что Икона Рублёва имеет множество прочтений, вроде такой «мистической» фразы, как «А роза упала на лапу Азора», и как не читай её «условный язык», - всё будет одно и то же непонимание, как у её рецензента - батюшки, так и у неё самой, но остаётся ещё смутная надежда на «молитвенное предстояние»… Такой православно-интеллигентский подход говорит о глубочайшем неверии в Истину, и о банальном недоверии к очевидному и им конечно же нельзя удовлетвориться.

    В Троице Рублёва более всего поражает удивительная точность выражения содержания его (только ли его?!) Образов, однозначность выражения смысла всей композиции, - и в ней каждого её отдельного элемента, символа, цветовой окрашенности и пространственного решения – именно в определённом звучании в регистрах: во всём вместе - дающих единый аккорд, звуки которого имеют удивительно гармоничный и всеобщий строй. Чтобы понять Рублёвскую Троицу нужно увидеть в ней общий принцип движения отдельных Трёх её Образов, и, в связи с этим, указать на особенности композиционного построения. Разобраться в направленности движения Трёх фигур, движения Их Ликов, движения Их рук и перстов в особенностях благословляющих жестов.
               
Уразуметь кого, или же что эти персты благословляют, и кто благословляет, а кто утверждает, и, наконец, кто принимает благословение, отметить пространственное расположение Образов, особенности цветовой символики одеяния фигур, связь в символическом строе одеяний Ангелов друг с другом. Отметить в композиции Иконы значение правого и левого, верхнего и нижнего, роль центра, соединяющего изображение воедино.

И только исходя из такого пристального объективного исследования сделать решительный вывод о содержании Иконы, исходя из ясного понимания, Кто есть Кто в этом содержательном контексте, исходя из Самой Троицы Рублёва, отбросив предвзятые искательные внушения, типа того, что Рублёв, как «ведущий московский иконописец» обязан был выражать библейский ветхозаветный «православный» канон и строить Икону от ветхозаветного ангела, прообразовавшего собою Христа. 
    
              Нет, не тема мирной трапезы Авраама с тремя ангелами и Саррою, но совсем другая «языческая» тема жертвоприношения Исуса Христа – центральная в рублёвской композиции, и потому силуэты правого и левого Ангелов образуют Чашу, как бы зримо увеличивая до Небес и связывая с землёй жертвенную чашу с главой закланного Агнца, покоящегося на Престоле Славы. Средний Ангел при таковом усмотрении оказывается в центре этой пространственной Чаши. Он одет в пупурный (багряный, вишнёвый) хитон с золотистым Клавом, символом царственной власти, широкой полосой огибающем Его правое плечо, на хитон наброшен слева гиматий ослепительно голубого цвета.

                Следует отметить яркую геометризованность воротника Его царственного хитона, отмеченного двумя правильной формы треугольниками, имеющими три угла, два внешних и один внутренний, и направленными в сторону правого Ангела и прикрытость Его левого плеча гиматием , складки которого, прикрывая левое плечо ниспадают книзу, к Престолу, также в жёсткой геометризованной треугольной форме. Средний Ангел наклоном главы, Ликом и широко распахнувшимся рукавом хитона на правой руке, и самым взглядом своим обращён к правому Ангелу, взгляд Его полон умиления, но вместе с тем средний Ангел жестом перстов правой руки на Престоле Славы, направленными налево как бы призывает правого Ангела благословить левого… и утверждает на Престоле благословение правым Ангелом левого.
         
                Именно центральное положение среднего Ангела над жертвенной чашей и над Престолом Славы в глубине пространства Иконы и самый цвет жертвы – красный послужили основанием для отождествления Его с Сыном Божиим. Те, кто так рассуждает, упускают из виду, что Сын Божий не мог одеть знаки власти в присутствии Отца, и забыли о главном: о Едином Боге и Его Ином, сотворённом Им мире, - о том, что Жертвою Отца мир сей изведён из недр Его. О том, что Жертвою именно Отец Небесный, и никто иной, сотворил бытие естества. Потому и Андрей Рублёв перстами Отца, покоящимися над Жертвенной Чашей, данной на переднем краю Престола указывает два естества: Небесное и земное. На глубину движения из Единого центра указывает и прямоугольник в прямоугольнике нижней внешней плоскости Царского Престола.
       И действительно, ведь перед нами представлено Царствие Небесное, а у него может быть только один Царь – Отец Небесный, хоть и Единый в Трёх Ликах, но во главе Престола Славы.
         
И если спросим неискушённого «специалистами» непредубеждённого библейскими и искусствоведческими тонкостями человека, где на Иконе Отец Небесный, то вам в простоте и искренности ответят, причём сразу без тени сомнения : вот Он - в центре композиции, во главе Престола, в царственном одеянии на возвышенном над другими Ангелами месте благословляет Свой Престол и Жертвенную Чашу. К Нему склонилось Древо Жизни и Гора Восхождения, от Него направлены направо три ступени таинственного сооружения, что над правым Ангелом. Кто мог посадить Древо Жизни кроме Него? Кто мог сотворить движение из глубины, льющееся прямо и вниз из Царствия Небесного, символизируемого Его Святым Престолом, прямо в душу предстоящего молитвенно сей дивной Иконе?
   
          А. Рублёв ведал, что «любовь к Богу – есть Рай, Древо Жизни, есть Царствие Божие, вино, веселящее сердце человека» (Исаак Сирин).    Знал, конечно из Библии, в отличие от «специалистов», что Древо Жизни посадил в Раю Отец, что ни Сын Божий, ни Дух, не сажали Древа Жизни – не могли сотворить самое Слово Небесное и через Него многоразличные роды естественного бытия, символизируемые Древом.
            
А.Рублёв посадил Отца во главу Престола Славы, жестом правой руки на Престоле, утверждающего благословение правого Ангела и в этом же жесте, благословляющего Жертвенную Чашу, символизирующую Его Любовь к творению ( «Тако бо возлюби Бог мир, яко и Сына Своего Единородного дал есть, чтобы уверовавшие в Него не погибли, но имели жизнь вечную», Ин., гл.3, ст. 16). И из того, что средний Ангел благословляет Престол, хотя бы из одного сего благословения понятно, что перед нами Отец Небесный, яко согласно словам Евангелия – «не клянись Небом, потому что оно Престол Божий», - только Отец Небесный властен над Престолом Славы.
            
Нет, Отец Небесный не в одеянии Христа, которого лишь по недоразумению одевают в царственные одежды, нет Он в своём царственном одеянии, символизирующем то, что Он Жертвою из глубины недр Своих извёл сей мир, возвращающийся к Нему вновь, но не в рабском гадючьем поползновении к «духовности» и в «послушании» власти, но в свободной Любви и Жертве, что как раз и непонятно тем, кто предпочитает видеть в Исусе Христе земного властителя, местника Отца в «духовной» жизни. 
 
        Обратим теперь вместе со средним Ангелом взгляд направо на правого Ангела, и благодаря этому кроткому вопросительному взгляду из глубины Иконы, убедимся в том, что правый Ангел есть то внутреннее основание, на котором строится вся она. Он есть связь между средним и левым Ангелами, выраженная Им в благословении левого Ангела в ответ на тихую молчаливую просьбу среднего.
    
Вместе с тем правый Ангел из всех Трёх наиболее самостоятелен, Свободен, не зависим конкретно ни в чём, ни от правого, ни от левого. Он дан в наиболее устойчивом положении, которое ритмически усиливают вертикали трёх этажей таинственного сооружения над ним, вертикали почти чёрных арочных «входов и исходов», вертикали двух колонн и еле заметного пристройки.
         
Но при этом правый Ангел лишён геометризованных форм, его одежда более прозрачна и невесома, чем одежда других Ангелов. У Него прямая фигура, обе руки приподняты над Престолом и сближены, что подчёркивает сосредоточенность на левом Ангеле его взгляда. Собственно именно правый Ангел является динамическим основанием всего построения композиции. Непреклонность его устойчивой позы выражается и в самом его состоянии схватывающего восприятия, тонкой эмоциональной и интеллектуальной активности, в которой нет ничего личного, индивидуального, но есть благодатное приятие Божьего творения Любовью, пронизывающей всё и вся.
    
В отличие от среднего Ангела, в Лике которого – вопрос и царственное умиление, и левого Ангела, скорбного и покорного, правый Ангел весь направлен во внешний мир, лишён своей собственной внутренней задачи, потому и Благом Слова, которое есть самая Его суть, - освящает левого Ангела. К правому Ангелу направлен весь строй и ряд Троицы, направлен направо, - на правый путь, направлен вместе с взором среднего Ангела, наклонением к правому Ангелу его главы и шеи и всей фигуры, и это обуславливает вертикальное положение правого Ангела и его благословение левого.
         
Правый путь и движение всех элементов композиции направо, за исключение левого Ангела, сходящего направо и вниз, подчёркивает чуть приподнятая левая нога среднего Ангела, на что совершенно справедливо и указал М.В.Алпатов. У правого же Ангела чуть приподнята не левая, но правая нога, что придаёт Ему дополнительную устойчивость. В сторону правого Ангела отклонена и самая ось симметрии всей композиции, и жертвенная чаша неправильностью своей формы чуть отклонена направо, направо вздымается волною Гора Восхождения над левым Ангелом, направо, как под напором ветра со Святой Горы наклоняется Древо Жизни над средним Ангелом.
   
Направо и вниз с высоты арочного таинственного входа по трёхчастной пятиступенной золотой лестнице, что между двух колонн, можно спуститься к правому Ангелу и таинственному выходу во втором ярусе странного сооружения над главою правого Ангела. Тёмный, почти чёрный цвет арочных дверей говорит о тайне, глубину которой показывает золотая лестница? Задумаемся над числом ступеней таинственной золотой лестницы? 5(пять) ступеней, не 3 или 4, но 5?! Не потому ли, что пять – это число восхождения, интуиции, горнее число, связывающее мгновенным озарением землю с Небом?
А в онтологическом смысле есть четыре земные стихии, а пятая есть эфир, этер, ветер? 
         
Не лестницу ли Иаковля – Небесную Иерархию Святых Ангельских Сил бесплотных имел ввиду Андрей Рублёв, изображая трёхчастные пять ступеней между колоннами, - символами общины и рода языческого полиса? Лестницу до Небес, по которой восходят и нисходят Ангелы во Святом Духе? Как же это близко к А.С.Пушкину:
                «Ветер, ветер! Ты могуч,
                Ты гоняешь стаи туч,
                Ты волнуешь сине море,
                Всюду веешь на просторе,
                Не боишься никого,
                Кроме Бога одного».
         
Правый Ангел соединяет «входы и исходы», связывает Небо и землю. Чрез Него даётся свыше тем, кто обретает Истину, т.е. свершение Слова Небесного делами рода на земле – то устроение бытия, тот Град Божий и Царствие Небесное, где каждая самая малая и ничтожная тварь находит свободно своё, только ей принадлежащее место и обретает покой и утешение в общем строе мировой гармонии.
         
Вот этот бесконечный круговорот между Небом и землёй, направленный всегда направо и соединяющий всех без изъятия в жертвенной любви и изобразил Андрей Рублёв. И круговорот этот – символ Вечной Жизни обусловлен правым Ангелом. К Нему по кругу всё направлено, и вот в этом духовном воистину смысле, - Икона Троица есть в первую очередь утверждение онтологического присутствия в мире Духа Святаго.
    
И это понятно из общего строя православной жизни и богословских задач того великого времени, яко утверждение Святаго Духа в жизни церкви и есть основное изменение – «литургический сдвиг», привнесённый в молитвенную практику преподобным Сергием Радонежским, а Икона Рублёва создавалась ему «в похвалу». Повторяем для слабо слышащих, «в похвалу Сергию», а не Абраму и Саре!
      
В каком-то, видимо основном для Рублёва смысле, движущим началом всей композиции Троицы является Святой Дух. И вот всё движение направо как бы приостанавливается на правом Ангеле. Его спокойная стать вбирает тихое веяние в себя и передаёт благословляющей деснице, расположенной над Престолом, и с этой высоты, расположенный несколько в глубине по отношению к левому правый Ангел благословляет Его и Жертвенную Чашу, стоящую на краю Престола и в следствие сего - ближе к левому Ангелу, правая рука которого на Престоле дана в движении с опорой на большой палец, из чего видно, что левый Ангел готов принять Жертвенную Чашу, яко Его освятил правый Ангел, а средний Ангел, обернув Лик к правому, и направив Двоеперстие в сторону левого, утвердил на Престоле это освящение.
    
Безусловно следует отметить, что вот это направление правой руки среднего Ангела – налево даёт устойчивость всему композиционному движению налево и вниз. Следуя сему движению благословения, зачинающемуся от правого Ангела, и передающемуся через среднего левый Ангел устремляется направо и вниз на землю.
   
            Стало быть, всё движение во всей композиции, как направо, так и налево обусловлено правым Ангелом – к Нему идёт, и от Него исходит, что напоминает нам слова 3 главы Евангелия Иоанна о Святом Духе: «Дух дышит, где хочет, и голос его слышишь, а не знаешь, откуда приходит и куда уходит…» (Ин., гл.3, ст.8). Две колонны, «входы и исходы» заставляют задуматься о мужском и женском началах, могущих быть только во Святом Духе, как София и Логос. Отблески одеяний среднего и левого Ангелов на мерцающем в разработанных мягких воздушных складках гиматии правого недвусмысленно указывают также, что перед нами Дух, и основная Идея всей композиции связывает нас с особым на Руси почитанием Святаго Духа.
    
            Отмечая общее движение крыльев Ангелов по кругу и направо, зачинающееся от левого Ангела, левым подъятым крылом сливающегося с движением Горы, видим , что благодаря этому композиционному построению явным становится направленность Их Ликов вниз и устремлённость левого Ангела в противоположность круговому движению - вниз и направо. Получается, что всеобщее движение завершается левым Ангелом и совершенно очевидно, что Он композиционными средствами отделён от центрального и правого.
         
Правый Ангел благословляет левого, который конечно же не только «присутствует» у Святого Престола в виде статиста, «содействуя» и «удостоверяя», но принимает благословение, данное Ему свыше на Святом Престоле, покоряется Благому Слову, утверждённому на Предвечном Совете, и устремляется вниз, по подчёркивающему это направление копью в Его левой руке, не поставленному в растопырку «между ногами для устойчивости» (А.Салтыков), но задающему движение всей Его фигуре.
               
                Левый Ангел симметричен правому, и на фоне этой симметрии можно сравнивать с душевное состояние того и другого. Если правый сосредоточен и направлен к тому, что впереди Него – к Чаше на Престоле и левому Ангелу, то левый Ангел в глубокой внутренней скорби и покорности обретает внутри Себя силу воли исполнить Решение Предвечного Совета.
         
Левый Ангел детерминирован средним и правым, Лик Его дан в том же наклоне главы и шеи, что и Лик среднего, рука также находится на Престоле. По отношению же к правому Ангелу, как бы выходящему из Себя во взоре и Благословении приподнятых перстов, видно что левый Ангел принимает вглубь Себя Его Благословение, и непреклонный взгляд правого Ангела прямо предполагает молчаливое и смиренное согласие с Ним левого Ангела.
         
Повторяем, левый Ангел является завершением всего образного строя, всего содержания Иконы. И в этом смысле Он только принимает для Себя как непреложность Решение Предвечного Совета правого и среднего Ангелов. Средний Ангел беседует, как бы советуясь с правым, с левым же Ангелом ни правый Ангел, ни средний не советуются. Зато средний Ангел благословляет Жертвенную Чашу на Святом Престоле, а правая рука левого Ангела, также находящаяся на Престоле, готова уже принять Её.
      
Левый Ангел более других выдвинут вперёд навстречу зрителю – вперёд и вниз, и глава Его чуть дальше потому от среднего Ангела, чем глава правого. Этому положению Ангелов соответствует направление их копий. У правого копьё почти вертикально, только чуть отклонено направо и вниз, у среднего копьё отклонено в том же направлении уже под большим углом, у левого же Ангела копьё, как бы само, без Его воли устремляется вниз под весьма выраженным углом. И надо было иметь намеренную «слепоту», как у батюшки Александра, чтобы безапелляционно заявлять, что оно устойчиво поставлено между ногами.
            
Жертвенная Чаша стоит почти на краю Престола, и потому ближе к выдвинутому вперёд левому Ангелу. Его правая рука разслаблена, но она на Престоле на одном уровне с Чашей, как впрочем и левая рука Его, поддерживающая копьё. Правая рука левого Ангела на Престоле опирается на большой палец, и по сему стало быть готова принять Чашу.
         
Правый Ангел в глубине по отношению к левому, Его трон и подиум даны под углом в 45 градусов, в то время, как трон левого Ангела и подиум даны под углом в 60 градусов. Если мы мысленно разрежем изображение, то сможем увидеть, что ближе расположенные друг к другу в спокойных позах правый и средний Ангелы окажутся в глубине композиции, а левый Ангел в движении впереди.

При таком пространственно объёмном рассмотрении видно, что все Три Ангела, включая и среднего даны под углом к Престолу. Правая рука правого Ангела возвышается над Престолом и ей вторит Его левая рука с почти вертикальным, чуть отклонённым вниз и направо копьём. Плоскость трона правого Ангела вдвое больше в длину, чем соответствующая ей плоскость трона левого. Также и Чаша асимметрична, она вдвое шире в правой своей части, чем в левой.
 
Отец Небесный (средний Ангел) из глубины Царствия Небесного обращён к находящемуся ближе к Нему Духу Святому(правому Ангелу), Дух Святой обращён к Сыну Божьему(левый Ангел), а вот Сын Божий ни к кому не обращён, но если Отец сосредоточен во взоре к Духу, Дух сосредоточен весь во взоре к Сыну и Благословляющем жесте, то Сын Божий сосредоточен в Себе, внутри Себя находя силу воли исполнить Решение Предвечного Совета.
      
Отец Небесный соглашается со Святым Духом и подтверждает Его Благословение – Благословением Престола Славы. Это Благословение передаётся правой руке Сына, направленной к Жертвенной Чаше. Кажется Отец просит Дух о помощи Сыну, и Дух Благословением помогает Ему.
      
Нужно отметить движение вниз перстов правых рук всей Троицы налево и вниз, от Духа к Отцу, от Отца к Сыну – и вниз и направо. Дух благословляет, Отец утверждает благословение Духа на Святом Престоле, Сын, принимая на Престоле Отца Благословение - исполняет Волю Духа и Отца, - и этим утверждается движение влево, и потому оказываются в гармонии и согласии верх Иконы: движения крыльев, Ангельских Ликов и низ Иконы: рук, обретающих силу в Благом Слове Духа.
         
Духом Святым утверждается Андреем Рублёвым Жертвенная Любовь, которой живёт Пресвятая Троица и всё сотворённое Ей мироздание. Это содержание - главное в Иконе и отметил глубже всех заглянувший в смыслы «умозрения в красках» князь Е.Н.Трубецкой – грусть Ангелов, склонённых долу вниз к людям, в юдоль скорбей.
      
            Сын Божий должен сойти вниз, Его правый путь вниз – есть праведный путь Жертвы. Сын Единородный с Горы Восхождения, вопреки направленности Его утробы в Царствие Отца, должен ради ближних своих в Роде праведном сойти вниз к людям. Именно в этом всё величие Его, выраженное в словах «моления о Чаше»: «Душа моя скорбит смертельно. Авва Отче! Всё возможно Тебе; пронеси Чашу сию мимо Меня; но не чего Я хочу, а чего Ты.»(Мк., гл.14, ст.34, 36). «Моё место слева, и я должен там сесть» (В.Цой) и, согласно «Посланию Иакова», садись так, чтобы не оскорбить ближних, и чтобы тебя не потеснили: «Бог избрал нищих мира сего богатых верою наследниками Царствия, еже обещал любящим Его» (гл. 2, ст.5). Потому, ежели кто хочет быть един с Богом и сотворённым Им миром, - да идет направо и вниз, а не наверх, жертвует собой, помогает слабому, а не сильному – вот он смысл Заповеди Любви, опошленный «заповедью ненасилия».

«Будучи создан совершенным человеком, Иисус Христос, тем самым изображаем , как и все мы… Полный заботы о людях Он взирает с «другого Неба» на землю» (Патриарх Константинопольский Фотий). Именно это «Христово смотрение» и запечатлел Андрей Рублёв в левом на Иконе Ангеле. Сын Божий настолько устремлён вниз, что художнику для того, чтобы передать эту заботу и печалование о мире человеческом и природном пришлось взять более крутой угол композиционного восьмигранника и наклонить правое крыло.

Таким образом правая рука и параллельные её левая рука и левая нога, наклон главы и шеи, копьё, да и весь Он устремлён вниз и направо, хотя сам Он и находится на левой стороне Иконы.
           А.Рублёв безусловно мог дать равные углы седалищам правого и левого Ангелов, и казалось бы композиция восьмигранника в который вписаны изображения Ангелов требует правильных пропорций, но гениальный художник, надеясь на способность зрения отсекать лишнее ради высокого и большего содержания , всё подчиняет внутреннему ритму движения по кругу, направо и вверх, противопоставляя ему движение направо и вниз левого Ангела.
          
Именно и только так обретается бесконечность и вечность: содержание Иконы как бы выходит из её плоскости вверх в Небо, благодаря главенствующей фигуре среднего Ангела, и вниз на землю печалью и скорбью о ближних левого Ангела. Правый же Ангел становится внутренним основанием, на котором строится Икона. Он есть связь между левым и средним Ангелами, выраженная в благословении Жертвы на Престоле Отца. Таким образом здесь выражено художественными средствами откровение Евангелия о том, что «Небо – Престол Божий, а земля подножие Его». Земля свята также, как и Небо, и потому за Отцом Небесным взмывает ввысь «Древо Жизни и Рода», а впереди на Престоле Славы утверждает Жизнь - Жертвенная Чаша.
      
                Раз изображение Рублёва посвящено Пресвятой Троице, то, казалось бы, имеет резон полагать, что Предвечный Совет происходит на Небе, но на «языческой» во всех смыслах Иконе Рублёва ясно видно, что в основании Иконы положена земля, и более того, Сама Икона в Образе Пресвятой Троицы соединяет землю и Небо! Из земли подымается Гора Восхождения, с которой должен сойти вниз на землю, а затем сделав праведное дело на земле, вновь взойти на Гору и призвать к восхождению ближних Сын Человеческий.
    
Из земли поднимается вверх Древо Жизни, на земле стоят палаты Святаго Духа, и даже Престол Славы поставлен с Неба на землю. А вот всю композицию направляет в глубину между Небом и землёй таинственный прямоугольник в прямоугольнике в центре основания Святаго Престола – указатель обратной перспективы: окно, направленное не наверх, но в глубину, - указывает, что суть Вопроса не в том, что Наверху и внизу, - но в глубине существования всего в целом Божественного творения.
    
Прямоугольник в прямоугольнике, как бы дублирующий форму Престола Славы, указывает своим движением в глубину на Отца и на Сына. Художник, напоминая нам слова об узком пути в Царствие Небесное, подчёркивает связь Отца с Сыном, и туда – в глубину Царствия направляет взгляд. Андрей Рублёв, яко святой преподобный и мудрый человек, предполагал конечно, что его Икону будут интерпретировать по своему лукавому разумению, и потому в центре Престола поставил указатель, направленный в Царствие Небесное, о котором, говоря словами Евангелия нельзя сказать: «Вот, оно здесь», или «вот, оно там». Ибо вот, Царствие Божие внутрь вас есть» (Лк., гл.17, ст. 21). 
 
Рассмотрим цветовую гармонию Иконы.
Цвет крыльев Ангелов, тронов, иерархической Лестницы в палатах Св. Духа, Клава – царственного пояса на правом плече Отца – жёлто-золотистый.
      
Цвет Нимбов над Ликами Ангелов, цвет Престола Славы – ослепительно-чистый белый на повторяющей форму Чаши плоскости, обращённой к Ангелам, чуть темнее цвет подиумов под ногами Двух.
      
Зеленоватого цвета палаты Св.Духа и Гора Восхождения, более ярко зелёного большое цветовое пятно складок гиматия Сына Божия и земли в нижней части всего изображения, тёмно-зелёного цвета Древо Жизни.
      
Телесного цвета основной тон ног, рук, открытой части груди и шеи, Ликов Ангелов и Жертвенной Чаши.
    
Копья – мерила, отделяющие добро от зла, того же красно-коричневого цвета, что и хитон среднего Ангела, коричневого цвета власы на главах Ангелов и такого же цвета Жертва!
      
Почему у правого и левого Ангелов их внутренние одеяния : хитоны – голубые, а у центрального Ангела голубое внешнее одеяние – гиматий? – Не потому ли, что Сын и Дух ближе к сотворённому миру, а Отец к царственности и жертвенности? Внутреннее одеяние соответствует сущности, внешнее Лицу. Не означает ли символика цвета Андрея Рублёва, что Лицо Отца является сущностью Духа и Сына, а Сущность Отца в какой-то мере усваивается только Духом, отражаясь в мерцании красно-коричневых полутонов Его гиматия, обличающего Его Лицо? А Лицо Сына полно жизни, как яркие зелёные тона гиматия на Нём?
      
На Сыне и на Духе одного и того же цвета хитон, только у Сына хитон более тяжёлый, тёмный, а у Духа лёгкий, воздушный. И это конечно же не случайно, но не потому, что «Дух –образ Сына», а как раз наоборот, потому, что Сын – есть Ангел Вечного Совета (пр.Исаийя) и имеет самое прямое отношение к Иерархии Святых Бесплотных Сил.
               
На Отце гиматий цвета хитонов Сына и Духа потому, что Отец рождает Слово и Премудрость, акцидентально внешние Ему.
               
На светлом красно-коричневом гиматии Духа дрожат рефлексы цвета и света – зеленовато-голубые отсветы от одеяния Сына, что лишний раз подчёркивает Его бестелесность.
            
            
Везде в Иконе царствует и во всех Трёх Ангелах отражается знаменитый Рублёвский Голубец, что тонко подметила Э.К.Гусева: «символичность колорита в иконе особенно ощутима в ведущем звучании сине-голубого, именуемого рублёвским голубцом».
         
Голубой цвет означал раньше не гомосексуализм и разврат, но чистоту и невинность: «Есть запах чистоты, он зелен, точно сад, как плоть ребёнка свеж, как зов свирели нежен, иные царственны – в них роскошь и разврат…их плотский мир безбрежен»(Ш.Бодлер). Зелёно-голубой, А.Рублёвым открытый в невероятно чистой своей звонкости цвет, что можно увидеть только на небе: «На небе празелень»(А.Блок): голубой, но не холодный, скорее прохладный, пронзительный цвет…
         
Чистота – есть прежде всего отсутствие лжи и ус-ложь-нённости: во всём простота и ясность, искренность, открывающая себя миру и Богу – вот в чём выражается суть рублёвского голубца.
 
Сверкающий чистотой и неземной ясностью голубец – это то же самое Лукоморье, что у А.С.Пушкина – это Воды Небесные – символ одухотворённой Любви, связывающей Три Божества воедино. Это Воды, где происходит общение Творца и твари, - Воды, соединяющие Небо и землю, находящиеся за Твердью и на Тверди Небесной, соединяющие Небесные Воды с земными водами – Лукоморье.
          
Вот так дано понимание человеку – Врата, чтобы чрез посредство Любви взойти , идя дорогой Сына, - к Духу и Отцу. Динамичная, православная, и потому в ветхозаветном понимании, на удивление иудеям «языческая» композиция, благодаря которой открывается Триединое Божество. Непосредственность, составленность смыслов в Иконе Рублёва приводит нас к совершенному пониманию Любви.

Ещё раз отметим движение вверх - по кругу слева направо – в правовращающей свастике к высотам горнего мира, и нисходящее вниз на землю – к людям, в прямо противоположном – в левовращающей свастике Сына Человеческого, и то, что у А.Рублёва было судя по всему ясное понимание, что в Пресвятой Троице освящают Отец и Дух, а Сын Единородный исполняет Их Волю и Слово.
 
        Исходя из Иконы, когда Сын Человеческий сойдёт вниз, то пойдёт Он направо, и правый путь земной неслучайно всегда есть, ежели он праведен, путь вниз – путь Жертвы за ближних своих, в то время как Дух конечно не сойдёт на землю, потому как если бы Он сошёл, то пошёл бы, согласно композиции налево.
         
Но всё дело как раз в том и заключается, что Дух не может призывать нас идти по левому пути. Его Благословение левого в нас – это благословение сердца – внутреннего естества в человеке, оставляющего людям свободу самостоятельно принять решение идти всегда по правому пути. Две есть свастики.
         
Левая, которая идёт от сердца и благословляет сердце – женское, обращённое к Богу молитвенное начало, и правая свастика, состоящая из нисходящих свыше сил и энергий, направленная на правое дело. В Иконе Андрея Рублёва выражено понимание, что Слово Небесное, Иерархия, так называемое «Домостроительство» Божие – всё это относится в первую очередь к Святому Духу, и с Ним – к Небесной Иерархии, пополняемой со временем с земли святыми из воинствующей со злом и ложью праведной земной церкви.
      
Тогда не было нечестивого желания путать местами Церковь Небесную Торжествующую с земной, странствующей среди своих ближних, не принимающей Божье Творение, и не хотящей жить и творить в своём народе, но «ищущей другого лучшего отечества». «Святым Духом всякая душа живится» - всё направо, и только Дух отклонён в правом круговом движении, Сам будучи справа – налево, и в этом праведном правом движении благословляет левого Ангела – Сына Человеческого, устремляющегося вниз и направо.

Разделение добра и зла в направленности добра направо подтверждается в Иконе копьями – родовыми мерилами, отделяющими правое от левого, добро от зла, правду от лжи. Вот в армии у нас, благодаря практикуемому со времён Петра Первого левому подходу, установке движения с левой ноги налево, вполне чуждому нашим православным устремлениям ко благу всегда направо, вместо единения в Любви – едином патриотическом чувстве любви к Родине, в приятии долга защитника Отечества, воцаряется тупая иерархия власти местников по западному левому образцу: «Ты начальник – я дурак, я начальник – ты дурак».

И пока будем ходить во всех смыслах – налево, будут у нас неуставные отношения в самой дикой и безобразной форме, потому как, ежели европеец готов смириться с беззаконием, ибо не знает другого образа существования кроме ущербной социальной жизни, русская душа интуитивно ведает о естественном родовом, полном любви к творению праведном бытии, и потому не может мириться с беззаконием, и уж если не может изменить мир вокруг себя, то пускается во все тяжкие. Недаром наш народ именуют «самым непокорным народом», не разумея, что говоря так, только лишний раз подтверждают, что русские сами не желая власти над другими народами, потому не хотят покоряться и сами, не отдают свою свободу никому.
    
            Советские реставраторы после долгих столетий заточения церковью Иконы Рублёва в кованом златом окладе, так что видны оставались только Лики Ангелов , их руки и ноги, занимаясь расчисткой Троицы от бесчисленных поновлений, открыв под ними гениальную живопись, для «восстановления содержания» рублёвской Иконы решились после долгих споров записать голубоватым «небесным» цветом фон между крыльями Ангелов, не решившись при этом тронуть фон за левым коленом и левой рукой среднего Ангела, держащей копьё.
         
Если бы они проявили последовательность в такой своей своеобразной реконструкции образного содержания Иконы, то все Три Ангела окончательно бы оторвались от Престола Славы и от земли и Гора, и Древо и Палаты Духа зависли бы в небе голубом, как призрачные видения…теперь же пять небольших цветовых пятен в общем и целом не разрушают впечатления от Троицы, но заставляют задуматься о том, что и такая малость мешает воспринимать её, как Царствие Небесное, связывающее в едином строе и гармонии Небо и землю. 
         
Уберём мысленно, или просто закроем рукою Клав на правом плече среднего Ангела, изменим в воображении геометризованный прямыми линиями треугольников Его хитон и гиматий, и вся композиция упростится, её содержание обеднеет.
         Представим более тяжёлые одежды на правом Ангеле, - и станет тяжелее вся Икона, как бы припадёт вниз к земле.
           Мысленно заставим распрямиться левого Ангела, изменим наклон вниз Его главы и шеи, движение рук и копья. Представим, что и его левая рука, как руки других Ангелов держит в кулаке копьё, и стоит оно вертикально, - и музыка горних сфер перестанет литься из глубины Престола – из окна, указывающего, что Врата на Небеса отверсты.
     Сдвинем под одинаковым углом подиумы и троны, так что замкнётся треугольник под ними, - закроется от нас ноуменальный мир, струящийся из непостижимых нам высот.
          
И только когда почувствуем не только умом, но и сердцем Ветер – Дуновение Духа, связывающее Небо и землю, тогда только воочию увидим Сына, Жертвенной Любовью осуществившего жизнь Духа на земле, познаем в Нём Истину, и она сделает нас свободными.
      
Роль Духа в том, что только Он, и никто другой, пронизывая наше естество Святыми энергиями, по Благодати Жертвы Христовой, осуществляет и в нас, грешных , - то, что уже свершено Крестом Сына Единородного на земле.
      
Христос – начало нашего спасения, Им призван Дух, и теперь, после Его Подвига, каждый из нас, верующий Исусу Христу, может о-духотвориться, взойти на Гору, по крайней мере начать Восхождение.
    
Тайна Благой Вести, таинство, свершаемое Духом, - отнюдь не в том, что мы куплены, «искуплены кровию Христа» и, говоря словами Л.Н.Толстого «все грехи за меня сделал Адам, и я почему-то должен за него расплачиваться, но зато все добродетели за меня исполнил Христос, и мне остаётся только расписаться в той и другой получке», но в том, что верующие в Благо дать Жертвы Христовой, праведные люди могут свободно встать вспомоществованием, призванного Христом в жизнь человеческую Духа Святаго на Путь Истины и Жизни.
      
Потому и называют Дух Святый – Духом животворящим Истины, что человек, творя Истину, исполняется Духом Творчества и Свободы – и в этом, и ни в чём другом начинает видеть назначение и смысл жизни. Дух не запечатывает, не удостоверяет, не присутствует и завершает наше спасение, почивая во Христе и нас, грешных… Нет, Дух распечатывает, растворяет входы и исходы, раскрывает, освобождает, возводит на Путь.
      
Дух Свободы, Истины и Творчества всего менее может быть использован человеком для той или иной цели, заключён им куда-либо, включая и его самого. Человек, освящённый наитием Духа может соделаться орудием Святаго Духа, находиться на служении Духу, но ни в коем случае, не наоборот, Дух Святой станет служить человеку, быть его орудием.
    
Говоря о Разуме и имея ввиду Дух Истины немецкий философ А.Якоби чётко поставил вопрос: «Человек обладает разумом, или же разум обладает человеком?», - и точно ответил на него: «Если речь идёт об Истине, то тогда единственно правильный ответ в том, что Истина обладает праведным человеком». Человек призван служить Истине, но не Истина служит человеку. Истина не может служить никому, - в том числе и Богочеловеку, и потому Христос и говорил, что нет прощения согрешившему против Святаго Духа, ни в сем веке, ни в будущем.
         
Христос служил Истине, а не Истина служила Ему, Истина была Его Богом, но не Он Богом у Истины. Вспомним, что ответил Христос Пилату: «Ты говоришь, что я царь; Я на то родился и пришёл в мир, чтобы свидетельствовать об Истине; всякий, кто от Истины, слушает гласа моего. Пилат сказал Ему, что есть Истина? И, сказав это, опять вышел к иудеям и сказал им: я никакой вины не нахожу в нём» (Ин., гл.18, ст.37-38).
 
          Стало быть ошибаются те епископы и священники православные, которые делают из Духа Святаго «свидетеля Истины»? В Евангелии от Иоанна ясно сказано, что свидетель Истины – Исус Христос, более того, Он своими устами свидетельствует, что «на то родился и пришёл в мир, чтобы свидетельствовать об Истине», и стало быть – о Духе Истины Святом. Стихом ранее в той же 18 главе Евангелия от Иоанна Христос отвечает римскому наместнику Пилату:
        «Царство моё не от мира сего: если бы от мира сего было Царство моё, то служители бы мои (апостолы) подвизались за меня, чтобы я не был предан иудеям; но ныне Царство моё не отсюда» (ст.36).
         
Как видим, не так уж мало исполниться Духом и свидетельствовать об Истине, ежели Сам Христос почитает таковое Свидетельство выше Царствия земного и власти в нём.
         Ну, а что можно ответить священникам, не ведающим, что есть Истина? – Разве напомнить им, что Пилат, не зная Истины, не решился обвинить Христа, а они вот, находясь в таком же в точности положении, как Пилат, почему-то почувствовали себя хозяевами, властителями от Имени Христа в земном царстве, которое не может им принадлежать по определению Его, и более того нечестиво «благословляют» мирскую власть словами «Всякая власть от Господа» - на всякое беззаконие и подлог ( чтите стих 36 главы 18, ещё раз - Repeticio est mater studiorum). 
      
Слова, которые так любят священники и следующие покорно пастырям прихожане относить к Духу Святому, такие как: «посланный удостоверяет, содействует, почивает, свидетельствует, утешает» уместны по отношению к Сыну Человеческому Христу Исусу. Такие, хульные по отношению к Духу слова не могут оскорбить Христа Исуса, яко являются самой сутью Его Миссии на земле. Имеющий в себе малую толику смысла не может не чувствовать это, как не может не понимать кощунства, когда такие определения относят к Святому Духу.
         
Когда говорят, что Дух Святой есть Утешитель – Параклитос (греч.), то производят шоковое паралитическое действие на сознание свободного человека, приводящее к параличу его самостоятельной воли, и, вместе с тем к чаемому иерархией местников послушанию, к смирению с мирским и «духовным» беззаконием. Дух во всех отношениях, как внутри, так и вне человека Свободен, иначе о нём и не стоит упоминать, яко без Свободы нет и не может быть Духа.
         
Потому Его – Дух Святой и вполне сознательно опустили, ради «свободы личности».
     «Свобода и Права Личности во имя унижения Свободы Духа!» - вот «достойный» для недостойных лозунг, который может быть начертан златыми буквами на знамени европейской цивилизации…..
      
            Троица Сергия Радонежского и Андрея Рублёва явилась закономерным ответом на вопрошание русского народа о Святости, Родстве и Единстве и вследствие этого вопрошания возникла Соборность, яко Единство Родины в Духе Истины. Оттого так велика Русская Земля и широка душа русская. Потому и зовётся Русь Святою, что в своём представлении о Духе Истины и Свободы, животворящем в Роде праведном, наша Родина отличается от общепринятого низменного мирского обывательского понимания.

Дух, соединяющих ближних в Любви, а не индивидуалистический дух, возводящий в местническую иерархию в элите и социуме, всегда был близок и мил сердцу русского человека. Здесь – источник доброты и широты окрытой настежь ко всему миру Соборной Души русского. Широка душа русская – полною мерою принимает она Творение Божие, как своё родное. И Бог любит русского человека, оттого и столько земли ему дал, такие неоглядные просторы, моря, леса и горы, и хлебородные поля.
Мил русский Богу тем, что не жадничает, не тянет к себе и под себя чужое, а делится тем, что имеет с другими свободными и искренними народами земли.