патриот. отрывок из романа

Евгений Кенин
- Ну чего, сученок, не надумал рассказать подробности?
Костя старался не смотреть в лицо спрашивающему. Ножки стола, намертво привинченный к дощатому полу сейф, от старости подернутый сухим слоем коррозии под облупившейся краской. Носки своих кроссовок, грязь на потертой материи, пятна… это Те, или просто пятна? Прилипший к подошве полуразложившийся листок, робко выглядывающий из-под стопы. Ботинки оперов. Те, что под столом, практически неподвижны, уверены в своей власти, временами легко постукивают одним носком, как бы говоря смотрящему на них Косте: ну-ну... ну-ну... Вторая пара нервно, немного суетливо передвигается по кабинету, останавливаясь иногда и постукивая подошвой одной из конечностей по полу. Стук сухой, слегка дребезжащий. Пол дощатый, потертый, ножки стола, дверца сейфа…
- Ща он нам все расскажет! - уверенно заявил обладатель нервной обуви. Светловолосый парень. Не на чем глазу остановиться. Блеклый такой, глаза бесцветные, немного наглые. И ничего в нем вообще такого нет, полицейского, но вот он здесь, у себя, полновластный хозяин, а Костя, жлоб такой, получается, никто перед ним, ему и противопоставить нечего. Преступник…
- Я не сученок.
Костя искренне старался придать голосу необходимую твердость, но опять, опять получилось неубедительно, по-мальчишески, чуть ли не просяще. И эти двое прекрасно чувствуют его слабость и, что самое противное, принимают ее как должное. Они привыкли к этому, к панике и потерянности людей, побывавших здесь. И смотрят расчётливо. Но Костя, Костя сам?.. По привычке хотел найти поддержку в воспоминании об отце, и тут же сам отогнал от себя. Вряд ли бы папа оказался в такой ситуации. Даже представить невозможно. И глаза поднимать по-прежнему не хотелось. Он им рассказал уже три раза, все, что произошло с ним в этот день. Натолкнувшись на их скептицизм и презрительную наглость, был сбит с толку, разозлен. Вновь оборван на полуслове, вновь говорил горячо, попытался доказывать, но что-то тут уперлось в глухую стену равнодушного, безликого неприятия. И вот дошло до этого… И колыхнулось что-то в застоявшемся от бумажной пыли кабинете, вроде как пронеслось между присутствующими – началось…
Светлый рассмеялся не очень правдивым смехом, второй презрительно молчал, буравя взглядом сидящего напротив парня.
- Не сученок, значит? – он подался телом вперед и доверительно сообщил, как уже о случившемся, - через полчаса, максимум через час ты признаешься во всем. Но прям все нас не интересует. Расскажешь нам о том, что ты сученок, и сегодня в Октябрьском парке ты забил до смерти несчастного доходягу, бывшего наркомана. Бил умело и с удовольствием. Тренировался, да? Ты же свихнулся на своем боксе, или денег он тебе не дал, или посмотрел косо - вот это нам расскажешь. Вот что предстоит выяснить следствию.
- Бред какой! – передернул плечами Костя.
В голове давно вертелась шаблонная фраза: «Это какое-то недоразумение!», но, понимая всю дурость этой экранной реплики, он сдержался и в этот раз.
- Давай уже, гаденыш, рассказывай, как там у вас было! - почти дружелюбно предложил светлый.
Костя на мгновение поднял глаза и окинул взглядом обоих. У светлого глаза любопытные. У темного внимательны, но словно подернуты стеклом. С таким же взглядом он мог смотреть в телевизор. Вот точно, только пришел домой, а там включенный телевизор, и что-то заинтересовало опера, он присел на боковину дивана и смотрит в экран, слегка наклонясь, чтобы не пропустить…
 Да им и в самом деле интересно, через какое время сломается их подопытный! Может, они тут еще и пари заключают?
Мелькнули его вещи на столе, брезгливо вытряхнутые операми из спортивной куртки. Ключи, абонемент в секцию, не совсем свежий носовой платок и какие-то деньги, вперемешку с мелочью, совсем немного. А откуда много, если вчера тетке Лиде на квартплату давал.
- Я же сам вызвал полицию, - придушенно произнес Костя, в очередной раз пытаясь воззвать к логике, - мне зачем этот наркоша, какой смысл…
- Вот и мы хотим знать, зачем тебе этот наркоша, и в чем тут смысл?! Кстати, он бывший, состоит на учете, а ты его, видимо, знаешь лучше, да? Друган твой, или дела общие? И в полицию ты не звонил, не звезди. За тебя это сделали две проходящие неподалеку женщины, возвращавшиеся с работы. Они увидели тебя над трупом, вы оба в кровище… глянь на себя, Вишневский! Поняв, что тебя узнают, ведь на районе все друг друга знают, ты не придумал ничего лучшего, как закричать: «Вызывайте полицию!». Дурацкий ход, тебя взяли с трупаком в руках, родной, чего ты еще хочешь? Не брыкайся, сынок, ты влип. Попадалово полное.
- Кстати, на малолетку поедешь, там посытнее.
- Это если сразу признается. А так… пока суд да дело, до взросляка дотянет, по сто пятой долго дела сейчас рассматривают, - поморщился второй, - но дадут меньше – это факт. Слышь, колись сейчас, потом хуже будет. Оформим чистосердечное, схлопочешь лет шесть, четыре отсидишь, по УДО выйдешь. Все равно что в армию сходил, только наоборот, и чуть дольше. Давай нарисуем тебе смягчающих, подумаем. Родителей у тебя нет, много не дадут, скажешь, повздорили из-за ерунды какой-нибудь…
- Ага! Из-за бабы! – хохотнул светлый.
В голове плыло и мутилось. О чем говорят эти двое? Неужели это все может быть правдой? Неужели нарисованное ими будущее действительно может принадлежат Константину Вишневскому, будущему чемпиону и олигарху? Затошнило. Здоровый, безотказный организм словно дал сбой. Внутри было горячо и пусто. В горле, где-то совсем внутри, подрагивало. Спертый подвальный воздух, подрагивающая лампа дневного света резала воспаленные глаза. За дверьми иногда слышались приглушенные голоса, быстрые шаги. Иногда кто-то разговаривал громче, видимо, выходил в коридор поговорить по мобильному. Но слов все равно не было слышно.
- А у вас, что - окошек здесь нету? – неожиданно для самого себя спросил Костя.
- Да он издевается! - утвердился в своей правоте тот, что за столом. Лет ему было двадцать пять, вряд ли больше, но выглядел он старше своего подвижного коллеги. Темные волосы, нос с горбинкой, глаза под сдвинутыми бровями прищурены, изучающие.
Откинулся на стуле, тот жалобно скрипнул. Полез в ящик стола, извлек приспособление, которое Костя меньше всего ожидал увидеть в кабинете работников правоохранительных органов. Этим чеснок давят, у него и названия нет, давилка для чеснока. Так и мама говорила, и тетка Лида.
- Лучше противогаз, - заметил второй, - или я за минералкой схожу?
- Не-не, - отмахнулся старший,- пока на экспертизу не повезли, можно и пальчики попортить. Потом, кстати, пускай доказывает, что это он не при убийстве их повредил.
Словно решают, каким инструментом сподручнее воспользоваться для обработки неподатливого дерева. И поглядывают так озабоченно.
По спине похаживал холодок, под мышками все было мокрое, холодным таким, самым противным видом пота. Все бока мокрые, и вниз скатывались щекотные капли. Костя потирал бока локтями, вслушиваясь в разговор. До этого момента страха не было, мутило только, мысли не собрать, беспомощность такая. А тут, поняв, что признание из него будут сейчас выпытывать в буквальном смысле этого слова, внутри него что-то ухнуло вниз. Как же это? За что?!
Да как так?!!
От такой вопиющей несправедливости Косте захотелось разрыдаться.
Минута слабости длилась непозволительно долго для чемпиона.
Потом Костя покашлял. Деловито так, интеллигентно прокашлялся, будто был на уроке в вечерке, и его вызвали из-за стола для ответа. Это помогло вернуть остатки былого самообладания. Мне не верят, не хотят верить, меня хотят посадить. Это реально? И меня хотят пытать, прямо как в бандитском, либо про фашистов, кино.
В коридоре люди, если орать, услышат. Но помогут ли? Тут все свои, и по всей видимости, на методы работы коллег им чихать с высокой колокольни, сами такие же. Умолять их не делать этого? Блин, самому смешно… Угрожать? А чем? Связями, местью? Да кто он в социальной иерархии, и так прекрасно видно. Эти хорошо знают, что богатых и влиятельных родственников у него нет. Угрозы… Надо поумнее, заикнешься о мести, распаляться еще больше. Еще, чего доброго, оставят тут. Ну это вряд ли, хотя…
Твари бездушные.
Сволота!
Жесткие ругательства, пусть произнесенные про себя, возымели действие. Голова заработала, Костя озлился. На себя в первую очередь.
Ему на смену завтра. Ему Даньку кормить после работы, потом сразу в вечерку. Если эти его посадят, кто будет тянуть их, моих ребят? Тетка Лида вообще в нищету скатится, их в детский дом заберут. Вопрос, такой яркий в своей очевидности, озарил мутные дебри размякшего мозга. На жалось давить не будем, бесполезно. Недаром их так и зовут – оборотни, волки позорные. Вот уж точно. Каждое слово на своем месте. А боли бояться?.. Хрен с ней, с болью, потерпим. Но признаваться ни в чем я не буду, пускай доказывают, что хотят. Посмотрим, как у них это получится. Им сейчас выбить признание, отчитаться, а Косте сидеть ни за что? Четыре года!? Так легко о таком безумном сроке? Это одна четвертая всей Костиной жизни. Вот уж фигу вам, блюстители порядка. Орать буду, решил он. Просто орать, как оглашенный, пускай хоть оглохнут, мусора.
- Мы с вами в двадцать первом веке живем, господа полицейские, - прервал он их увлекательный диалог. Голос истерично подрагивал, и в глаза он по-прежнему не смотрел. Только дощатый пол с остатками казенной краски, сейчас этого хватало. – по какому праву вы будете меня калечить?
Мысль заработала с новой силой.
- Во-первых, можете творить, что хотите, я потерплю. Потерплю… Во-вторых,  потом я подам на вас жалобу, или заявление там. Я же не вечно в этом кабинете, правда? В прокуратуру, в медпункт, сниму побои, травмы. В камеру посадите, буду требовать прокурора. И где мой адвокат? Мне адвокат положен. Я не кляузник, но что мне еще остается делать? Я ни в чем не виноват, это очевидно. Но вы хотите меня загрузить по полной, обвинить в отвратительном убийстве каком-то, и вам пофигу, кого укатывать за чужие грехи. Вы мне права не зачитали… Между прочим, убийца сейчас гуляет на свободе, радуется… Это вообще, несправедливо, какой-то урод убил этого… тоже урода, а вы вешаете на того, кто случайно оказался рядом, не убежал, остановился помочь!..
Голос зазвенел, накаляясь.
Опера завороженно внимали Костиной речи, не прерывая ее, пока тот сам не замолчал, переводя дыхание.
- Я потерплю… - запоздалым эхом откликнулся светлый, - и мы ему права не зачитали.
- Ага, противогаз будет уместнее, - кивнул темный. Приняв решение, брови его разгладились, - меньше слов. И минералка будет не лишней.
- Промочим горло, пока зачитывать будем.
Костя изумленно поднял голову и перевел глаза с одного лица на другое.
- Да вы что же это, дядьки? Вы и вправду… такие вот?!
Те словно уже и не слышали его, только светлый опять повторил:
- Дядьки…
Ухмыльнулся. Глазки заблестели, не обретя при этом никакого цвета.
- Дяденьки тогда уж.
- Работаем, - второй встал из-за стола неожиданно легко.
Костя подобрался.
- Вам придется связать меня, - предупредил он, нехорошо улыбнувшись. Его заколотило от наплывающего адреналина.
- Мм, опасный, - светлый удовлетворенно кивнул и направился к шкафу в противоположной стороне кабинета.
В эту секунду один из невнятных разговоров в обезличенном коридоре стал громче, и остановился под дверью. Опера заметно напряглись, прислушиваясь.
В дверь стукнули и вошли. И стук был не просьбой и не предупреждением о визите, просто кто-то нажал на ручку двери, одновременно стукнув по ней кулаком для открытия. Оба опера застыли, вытянувшись, где застало их бесцеремонное вторжение.
Вошедших было двое. Первым вошел, заметно повернувшись боком, грузный мужчина по полной форме, только что в расстегнутом на объемном пузе кителе и без головного убора. По безапелляционной манере поведения сразу ясно – большой начальник. И командиров командир… Маленькие цепкие глаза быстро оббежали весь кабинет, сфотографировали всех присутствующих, и повернулись ко второму:
- Ну вот видишь, все тихо-мирно. А ты переживал.
- Да это они просто не успели, архаровцы твои, - заявил второй, заходя следом и не менее цепко оглядывая кабинет. Был он крепким, мощно сколоченным мужчиной, скорее даже крепко заматеревшим и слегка поседевшим парнем. Коротко стриженые темные волосы, грубоватые, но правильные черты лица. Искривленный нос, изломанные надбровные дуги и несколько шрамов выдавали в нем бойца, боксера. Карие живые глаза из-под неожиданно длинных ресниц выглядывали понимающе и слегка насмешливо.
Ух ты, как вовремя! Костя от внезапного чувства облегчения чуть не рассмеялся. Словно посветлело все вокруг, и дышать стало легче. Словно не дядя Женя пришел, а ангел небесный спустился в этот вонючий кабинет.
Сразу стало ясно, что ни фига-то теперь ужасного не будет, никто Костеньку не тронет. Сам дядька Женя здесь, а начальник полиции – его хороший товарищ. То ли дела раньше у них какие-то были, то ли служили где, то ли спортом занимались. Надо же, ведь только сейчас вспомнил.
- Здравствуйте, Алексей Палыч! – уважительно понизив свои голоса, заплечных дел мастера бросились пожимать начальственную, красную мясистую руку. Его спутнику сдержанно, но уважительно кивнули, не делая попыток подойти.
-  Они по-другому расследовать дела не умеют, насколько я знаю. – продолжил дядя Женя, подойдя к Косте. Пожал руку, похлопал по плечу.
От сердца окончательно отлегло.
Майор заметно поморщился.
- Да что Вы, Евгений, наговариваете? – возмутился темный, при этом не забыв дружелюбно улыбнуться, - опрашиваем свидетеля, все по плану…
Опера явно знали его и, похоже, уважали в той степени, что не давала огрызаться на человека вроде как постороннего в этом кабинете. Только глаза у темного оставались отчужденными и недобрыми.
- Значит, свидетеля? Выходит, меня дезинформировали, - улыбнулся в ответ Евгений. Улыбка была приятная и даже искренняя, но опер поджал губы, глаза ушли в сторону начальника.
- Почему свидетель не отвезен до сих пор на экспертизу?
Голос майора был негромок, но в кабинете все напряженно затихли. Костя злорадно отметил испарину на висках светлого. Один из остроносых носков судорожно ходил вверх-вниз, верх-вниз.
- Он что, так и будет у вас в кровище сидеть? Почему не вызваны родители?..
- Опекуны, - негромко сказал Женя.
- Родители либо опекуны?! Или вам не очевидно, что он несовершеннолетний? Он вам не сказал? Вам самим это неясно? Вы что, за полтора часа не установили личность свидетеля? Я вам должен объяснить порядок проведения уголовно-процессуальных норм? Вы хотите столкнуть меня с органами опеки и ССБ?!
Руки темного не находили себе места. Носок светлого задергался.
- Вы гопника поймали или все-таки свидетеля?
- Свидетеля! – торопливо произнес старший.
Как быстро поменялся статус. Костя сидел на своем стуле почти счастливый и с любовью глядел на дядьку Женю. То незаметно подмигнул ему. От майора и подчиненных он отвернулся еще с начала разговора, четко обозначив свою позицию – дела местные его не касаются и не интересны, он здесь ради Кости.
- Работайте! – процедил майор, при этом светлый совсем вспотел, а темный закивал, - первым делом на экспертизу, далее строго в соответствии с процессуальным кодексом по несовершеннолетним.
- Все будет сделано, Алексей Палыч!
- Машина уже заказана, нас ждет.
- Устроили тут… Завтра после инструктажа оба ко мне.
- Хорошо.
- Так точно, Алексей Палыч!
А дальше все происходило быстро.
Съездили на оперской машине в центр судебной экспертизы, оказалось недалеко. После процедур Костя с наслаждением отмыл руки от присохших крови и грязи. Измазанную куртку вообще снял, свернув внешней стороной внутрь.
Тем временем прискакала тетка Лида. Евгений сам ей позвонил со своего телефона. Откуда-то пришел следователь, и за десять минут зафиксировали письменно Костины показания, под пристальным взглядом старших Костя расписался. Тетка Лида вела себя очень  даже достойно, хоть Костя и опасался некоторой агрессии и нападок.  По всей видимости, немалую роль сыграло присутствие Жени. При нем та всегда как-то подтягивалась, что ли. Лицо становилось строже и красивее, и глаза вдруг делались глубже, чуть ли не светились.
Великое дело – любовь, посмеивался про себя Костя, радуясь сейчас всему.
- Я говорила, что твой спорт тебя до добра не доведет, - только и сказала она, увидев замаранного племянника. Полезла тут же  ощупывать голову, руки, при этом с неприкрытым подозрением и брезгливостью поглядывая на оперов. Те делали вид, что не замечают.
Дядька Женя в основном молчал, внимательно знакомясь со всеми бумагами и тщательно проверяя написанное. Временами требовал уточнений и поправок, и каждый раз они были к месту. Опера только вздыхали и уважительно соглашались.  Один раз темный даже спросил:
- Вы не на юриста учились, Евгений?
В ответ тот лишь качнул головой отрицательно.
Костя тоже позавидовал немного. Если бы Косте так разбираться, никаких подтасовок не произошло бы. Недаром дядька Женя пользуется уважением как у своей братвы и простых людей, так и у таких вот оборотней-беспредельщиков. 
Из отделения выходили втроем.
- Ну вот, отделались только подпиской о невыезде. Да и то – только до результатов экспертиз. Потом подписку должны снять.
Только здесь Евгений позволил себе рассмеяться и потянулся облегченно.   
Лидия была настроена не столь оптимистично.
- Костя, ну вот понесло тебя в парк этот! Ну как ты находишь себе приключения на задницу? Как ты этого урода нашел, что ты к нему полез вообще?..
- Да вот, так получилось. Не знаю…
- Лида, Лид… - Женя успокаивающе поднял ладонь, - парень все правильно сделал. Человека в беде не бросил, мимо не прошел. Какой бы тот ни был. Что ж теперь – в парк не ходить?               
- Да ладно бы парк был, Жень! Помойка натуральная, туда заходить страшно, а он бегает там. Спортсмен хренов! Дылда тощий, сейчас укатали бы тебя за этого придурка, им же раз плюнуть такое сотворить.
Как близко, теть Лид, как близко. Вслух же сказал:
- Я же не специально. Что мне, в самом деле, сделать вид, что я его не заметил? По центральному проспекту бегать? Или вообще спортом не заниматься?
- В этом долбанутом городе и особенно в нашем районе – лучше мимо пройти, Костенька, - серьезно и устало сказала тетя Лида, - лучше мимо пройти. О себе подумай, ты же только сегодня в грудь себя бил, опекуном хотел стать… А сам лезешь во всякое… О Катьке с Даней не подумал в тот момент? А я вот о них сразу подумала. Когда от Женьки услышала, что ты в ментовке…
Костя опустил голову, покрывшись пятнами.
- Ладно вам, обошлось все, - хмуро встрял Женя.
Какое-то время шли молча. Потом Евгений оживился, что-то вспомнив:
- Кстати о спорте. Завтра у нас бои проводят, с областного приезжают, и со школы ММА. Соревнования коммерческие, но бойцы хорошие будут, есть на что посмотреть. Приходи к клубу к девяти, к охране на входе подойдешь, меня спросишь. Или позвони, я выйду. Начинают в десять, но запускают до девяти. За наш столик сядешь, я на работе завтра буду.
- Что за бои, Жень? Куда ты мне пацана втравливаешь? – насторожилась тетка, - еще и так поздно?
- Ага, работать в ночную мне не поздно, а бои посмотреть поздно, - не сдержался Костя.
- Так они же в кабаке своем злачном этот мордобой проводят, что там хорошего-то быть может?! Девки эти, пьяные все, еще и кровь пускать будут. Знаю я! Рассказывали, что за бои там. Мордобой натуральный, да еще и черные эти понаедут. Женя!..
- Лида, в чем-то я согласен с тобой, но на это надо смотреть с другой точки зрения, - мягко возразил Евгений, - во-первых, я Костю туда не бухать приглашаю. Во-вторых, все бесплатно, и вход, и стол, покормлю пацана. И телок за нашим столом не бывает, это рабочий стол охраны. Там хороший уровень, присутствует профессиональный рефери и дежурит «Скорая помощь». Костя боксер, ему будет интересно, хоть развлечется. Что он видит-то, кроме как вкалывает сутками да учится?
- Да теть Лид, правда!
Пойти на бои, да еще и в лучшем клубе города, хотелось неимоверно.
- Смотри, Жень, не испорти мне парня. Насмотрится, пойдет еще по вашей дорожке.
- По какой еще дорожке? – улыбнулся Женя вроде как непонимающе.
- По блатной, по какой…
- Ты, Лида, чего? Я блатной, что ли, по-твоему? – поразился он.
- А что, нет, что ли? С Санычем своим трешься, правая рука, говорят.
- Да ну тебя! Наговорят еще. Как был старшим охраны, так и остался. Рабочая лошадка, ничего более. Все, ладно, завтра жду, Костян.
Костя согласно закивал.
- Ладно, - отступилась тетка, - вам, мужикам, виднее. Только не лезь… не лезьте, куда не просят. И с девками можешь там.
Она пихнула племянника в бок.
- А то ведь боксерская груша не обнимет. Только домой чтоб мне не тащить, там негде и дети! И презервативов нормальных купи, дешевле обойдется, чем потом «трихопол» жрать.
Сам того не желая, Костя опять покраснел.
- Я спорт иду смотреть… - но тетка перебила его.
- Давай-ка домой, тебе с утра на работу. Я еще в магазин зайду – молока на утро куплю. Женька, спасибо тебе, выручил. Как хорошо с тобой!..
Костя мог поклясться, что в эти слова тетя вложила особый смысл.
- Ну, скажешь тоже.
Евгений пожал руку тетке. Такой у них был ритуал, Костя помнил его, сколько видел этих двоих. Этакое уважительное товарищеское рукопожатие.
А когда тетка отошла, прихватил Костю за рукав.
- Ну, рассказывай теперь.
- Что рассказывать, дядь Жень? – не понял сначала.
- Как там вправду было, в реале?
- Так все так и было, как я говорил.
- Точно?
- Да точно! А что?
- Да я грешным делом подумал… Ну мало ли. Может, ты сам его нечаянно вальнул. В голову от неожиданности дал, парень ты вон какой крепкий, тот и крякнул… Или видел того, кто вальнул, а ментам не говоришь, - и уже лениво зевнул при последних словах.
- Да ну! Не я, - вторую часть фразы Костя даже не заметил, так его поразило то, что о нем можно подумать такое, будто…
- Да ты не принимай близко к сердцу, - заметил расширенный взгляд дядька Женя, - в жизни всякое бывает, и не ожидаешь от себя… Просто, если что, ты говори мне всегда правду, ладушки? Вместе мы всегда выход найдем. Будем очень стараться. Давай, парень, завтра приходи, буду ждать.
- Приду обязательно, - пообещал Костя, пожимая руку своего защитника. Сухая, горячая, жесткая и мощная, при этом не загрубевшая и не такая уж большая. Красивая мужская рука, от которой исходило явно ощущаемое тепло даже на расстоянии.
У отца была такая же. Ну, не такая сильная, конечно. Но тепло это же.
Дома было темно и тихо. Костя бесшумно прошел к своей полуторке. Сел и прислушался к дыханию в комнате. Легкому, вроде как недовольному, сестры. Невесомому, еле слышному (когда не простужался), брата. Лег на бок, как покалеченный, не натягивая одеяла. Не хотелось, не заслужил. На душе снова стало горько, тоскливо. Он по опыту знал, что в таких моментах жизни лучше не прятаться от жизни. Но именно сейчас была уже ночь, и вот – накатило. Все-таки эти черти напугали его, вот в чем беда. Им удалось.
На днях он не испугался троих местных уличных пацанов, агрессивно настроенных. Он не испугался в парке сегодня этого аттракциона ужасов. Испугался,  конечно — от неожиданности, но не струсил. А ведь тот умер у него на руках, получается. Ведь до больницы его живым не довезли. Не убегал, не отворачивался от того, чего боялся. Всегда старался делать шаг навстречу своим страхам, как учил отец. А сегодня…
Этим оборотням чужая судьба не дороже горячего обеда. Напугали его. Подло, беспринципно, с давлением, несправедливо абсолютно. Зная о своей несправедливости. А ведь к ним люди за помощью идут, верят им. Как живут они, как людям в глаза смотрят? Тем же родителям? Есть ведь у них родители? Неужели вот прям плохой район так действует? Ну не может место обитания так портить людей. Или может?
Напугали его…
Лучше бы бить начали. Может, этот моральный узел и раскрутился бы. К ударам-то он привык, а как привыкнуть к унижению, к беспомощной попытке доказать, что ты не верблюд? Сученком назвали... А ведь всего на несколько годков постарше. Откуда столько гонора, столько равнодушия к людям, которых по идее защищать должны.
Вот уж и вправду – от тюрьмы да от сумы не зарекайся…
Переживем, я не один. Мне проглотить и дальше жить. Перемелется, забудется. Останется ноющий шрам от обиды, не такой острый и болезненный, как сейчас. Все нормально будет. Состояние, хоть иди и вешайся, но у меня тут двое, и их не бросишь, как же они без меня? Мне деньги зарабатывать, мне обязательно сейчас надо победить себя, у меня нет другого выхода.
Костя медленно поджал под себя ноги и нехотя натянул одеяло. До половины. Чтобы не было ощущения, будто под одеяло спрятался. От самого себя не спрячешься. Шевелиться не хотелось.
В голове вяло кружились обрывки некрасивых, перемазанных в чем-то мыслей, медленно истаивая в вязкой мути уходящего в сон сознания.




                *** 


К клубу Костя подходил с замиранием сердца. Здесь было и предвкушение чего-то неизведанного, нового, даже запретного, вперемешку со страхом, что вот не получится, вот-вот от ворот поворот. Или все начнут пальцем в него тыкать и говорить друг другу: «Гляньте, гляньте, вон Этот идет, которого менты у себя запугали, чуть не плакал там. Чмо такое…» Костя честно отмахивался от таких дурацких мыслей, но они лезли и лезли, как мухи, и при подходе к месту назначения не исчезли, как предполагалось, а лишь стали крутиться  в голове быстрее, неоформленными и незаметными.
Ко входу вальяжно и бесшумно проплывали дорогие автомобили, словно облитые сладким, праздничным сиропом. Из них выходили такие же праздничные, яркие девушки, шумные молодые люди.
Костя украдкой оглядел себя в витрине и почувствовал себя еще более  неуютно. Низ еще ничего, сойдет – выходные джинсы, не затертые пока до неприличия. Мокасины, одеваемые лишь по особым случаям, как этот. Выглядели они, как новые, вот только шовчик там начал расходиться, но так незаметно. А в мастерскую нести вроде как рано. Хорошо, что сухо, а то кроме этой пары, обуви нормальной у Кости не осталось. Кроссовки он таскал повседневно и на работу, и на учебу, и только бегал в дешевых китайских кедах. Наверное, только в России так – купить хорошую спортивную обувь, чтобы не заниматься в ней спортом.
Портила все рубашка с длинным рукавом. Неплохая, но больше подходящая для клерка, а не для клубного прожигателя жизни. Было прохладно, но куртку он снял еще на подходе, а то точно в спортивной не пустят.
Перед блестящими, большими дверями, тонированными с внешней стороны отражающей пленкой, все было залито ярким, искусственным светом.
Костя сразу вспомнил, как дома они экономят это самое треклятое электричество, не зажигая лампочек до темноты и стирая в машинке после десяти вечера, чтобы по ночному тарифу, чтобы недорого.
Отвлек его смех неподалеку. С одной из припаркованных поблизости иномарок на него  уставились трое нерусских парней. Один, явно продолжая тему и не отрывая взгляда от Кости, говорил что-то друзьям, а те весело и недобро ржали, не скрываясь. Хозяйские позы, наглые лица, обрамленные у двоих бородками, а у третьего просто многодневной щетиной.
Костя дернул щекой и отвернулся, проходя мимо. Не задираться же с ними. Может, они и не про него. Или про него, но не оскорбительное, а так…
Что «так», в голову не приходило.
Оправдаться в собственных глазах пытаешься, презрительно сказал голос внутри.
Войдя в широкий круг света под фонарями и вывесками, попал под взгляды всех там присутствующих. И казалось, что ну все глазеют на него насмешливо и снисходительно, на такого вот нелепого, чуждого здесь жердину. Как  обычно в таких случаях, хотелось сделаться ниже, цветом посерее. И сразу стало казаться, словно и тело нескладное, и несоразмерно длинные руки некуда девать, а крепкая, до сих пор все выдерживающая спина стеснительно закруглилась.
Сразу вспомнил, что денег с собой три сотни, этого, наверное, на вход не хватит, а если хватит, что там потом, у стеночки стоять, не имея возможности стакан воды купить? Е-мое, взрослый человек, и работаю, вроде, а нищеброд такой...
Протиснувшись ближе к стене, приблизился к охране. На входе стояло двое крепких молодых мужчин. Один покосился и тут же отвернулся, продолжая проверку флаеров у заходящих. Второй вперил в подошедшего парня вроде как безразличный, но при этом выжидательный взгляд.
- Я к дяде Жене.
Блин, придурок.
Охранник лишь сдвинул морщины на переносице.
- К Евгению, старшему охраны.
- Мм… Э-э-э… Константин? – переносица понимающе разгладилась.
- Ага! – обрадовался Костя.
Молодец дядька Женя, не кинул, не забыл. А то сейчас поплелся бы обратно, со стремительно прогрессирующей депрессией и красным лицом.
- Сева!  - позвал он кого-то за дверьми, - проводи пацана за наш стол. Евгеньич предупреждал.
Севой оказался невысокий, крепко сбитый парень славянской внешности и в таком же костюме, что и у этих двоих. Деловым и быстрым взглядом окинул Костю с головы до ног, кивнул:
- «Свой пацан»? Пошли.
Пересек широкий притемненный холл и нырнул в густой сумрак зала.
Оказавшись внутри, Костя немного приободрился. Здесь, в полутьме, никто уже не приглядывался к нему. Да и никто ни к кому не приглядывался. Только особи мужского пола оценивающе поедали глазами особей женского, сидящих за столиками и дефилирующих туда-сюда. На некоторых из них нескромные наряды светились в свете ультрафиолетовых ламп, а на самых смелых был самый минимум одежды.
Откуда-то сбоку вынырнула девушка лет двадцати в одном лишь блестящем топике и таких же блестящих и облегающих шортах. Стройные крепкие ноги были перевиты веревочками, оплетенные от стопы и выше колен. Костя от неожиданности в смятении отвернулся слишком резко, потом тут же повернулся обратно, вспомнив, что он не один и нельзя потерять провожатого из виду. А то броди тут потом между столиками, глупо интересуясь у сидящих: «Извините, а это совершенно случайно не столик охраны?». То-то у всех радости будет, поиздеваться над таким, в длинной рубашке.
Рукава закатать, что ли?
Девчонка была невысокая и очень с виду спортивная, вся подтянутая, как гимнастка, загорелая и гладкая даже на взгляд. Проходя мимо парней, обдала густой волной пряного, мускусного аромата. У Кости начало двоиться в глазах, но может, это из-за игры цветомузыки, рвано мечущейся лучами и пятнами по большому, вместительному залу.
Он невольно, не желая этого, украдкой, понимая, что кто увидит, все равно поймет, оглянулся на нее. Невозможно было не оглянуться на такую. А обладательница кубиков пресса и шикарных точеных ног, уже пройдя мимо, тоже обернулась, словно Костин взгляд позвал ее. Глянула открыто и прямо, и вдруг весело, совсем по-девчоночьи улыбнулась и озорно подмигнула ярко накрашенными ресницами, высунув при этом кончик розового языка.
Не успев отвести взгляд, и не догадавшись растеряться, Костя улыбнулся в ответ.
- Дорогущие, сто пудов!
Это Сева.
- Кто?! – не понял Костя.
- Духи дорогущие у Верки, говорю, - кивнул на нее Сева и пояснил, как само собой разумеющееся, - у нее днюха вчера была, Саныч ей подарил. Я с ним как раз был, в магазине выбирал, на заказ шли из Франции. Новый аромат какой-то, в городе ни  у кого нет такого еще.
- А-а, Саныч, - Костя понял, что Сева говорит о своем боссе (и дядьки Женином  тоже), хозяине этого клуба и главой теневого бизнеса этого города,  как поговаривают.
- Так он, это... не женат?
Сева ухмыльнулся
- Женат, конечно. Ты что, с Луны свалился? Жена женой, а телочки телочками. Я тоже вот женат, и ребенок есть, это же не мешает мне с телочками загуливать три раза в неделю? В доме достаток, дети накормлены, чего не покуролесить, а уж Санычу с его деньгами сам Бог велел.
Косте стало не по себе, словно он подсмотрел за чужой жизнью, скрытой от посторонних глаз.
- Так она – телочка Саныча? – уточнил он все-таки и, не удержавшись, оглянулся еще разок на блестящее видение с веселыми глазами. Видения уже не было.
- Тише ты, не ори так. Сам ты телочка… Девушка. Но не совсем.
Сева привычно лавировал между столиков, пробираясь в дальний угол. Испытующе глянул на Костю, но вид при этом был самый что ни на есть дружелюбный.
Тот с секунду мучительно поразмышлял, не оскорбиться ли на «телочку», потом мысленно махнул рукой. Что ж, еще с этим Севой ругаться? Раздеремся тут… Глупость какая.
- Саныч присматривает за ней, ухаживает, подарки делает, провожает с работы, полный антураж. А ей вроде как всего этого не надо. Но и не грубит. Общается, в машине болтают, бывает. Играет, по ходу. Или цену набивает. Девки, они такие. Но подарки не брала до вчерашнего дня. Но вчера святое – днюха, как откажешь?.. В щечку чмокнула. А так ни-ни, был у нее парень, но сейчас никого. Проверяли ее, по всем параметрам положительная. Не курит, не пьет, по девочкам не загуливает, ну, по мальчикам то есть. Гимнастикой занималась, по бальным танцам разряд. Только что не комсомолка. Учится, работает, папа плотно в комитете каком-то городском сидит.
Тут Сева в первый раз улыбнулся.
- А прикол знаешь в чем?
- Не-а. В чем?
Они уже подходили к угловому столику, затемненному от прямого света и пустому, если не считать скатерти и пепельницы на ней. За столом сидел еще один охранник, смурной некрасивый мужчина. Понятное дело, в таком же, как у остальных охранников, костюме.
Рядом стоял стол раза в два больше, и раз в десять интереснее, если учитывать стоящие на нем бутылки, закуски и сервировку. На белоснежной скатерти красовалась табличка «Извините, столик забронирован».
- Прикол в том, что Верка танцует здесь. Не гоу-гоу…  Да стриптиз это, - встретил непонимающий взгляд и сразу пояснил Сева, - просто на подтанцовке, и на сцене, и в клетке, и зал завести на танцполе. Да, работа такая. Студентка, блин… Булками вертит, но порядочная. Ну, типа порядочная. Я им всем не верю. В сети заманивает. Я их насквозь вижу. Ну, Саныч тоже далеко не лох, сам разберется.
Усаживая Костю, наклонился поближе:
- Костян, я вижу, ты парень нормальный, и Евгеньич сказал, что племяш придет, свой пацан, поэтому и болтаю. Но это – между нами. Ничего такого, но… не принято. Угу?!
- Да ну, ты чего, Сева! Конечно!
Костя даже приподнялся со стула. По спине забегали мурашки от приятных слов, «нормальный пацан», «племяш». Дядька Женя к нему, как к родному.
- Да сиди ты, сиди. Скоро наши подойдут, тогда и пожрать принесут. А пока я вам сока принесу.
- Мне яблочного,- подал тусклый голос сидящий рядом.
- Само собой. Знакомьтесь – это Костя. Костя – это Костя.
- Тезки, - проворчал мужик и пожал руку, не глядя.
Костя огляделся. На душе повеселело. Он на месте, в дорогущем клубе, где через час начнутся бои без правил, настоящие, без защиты. Придет Евгеньич, как его здесь свои называют, и все увидят, что к Косте он, как к родному. Еда будет, вкусная. Ну да, а что такого? Костя вечно хотел есть, ему все время не хватало, а тут вкусненького дадут и бесплатно. Теткины макароны с фаршем, конечно, замечательные, но приелись, и порции дома отмеренные, не разъешься. Главное, сдержанно кушать, не сорваться и не жрать в три горла, а то охранники скажут: вот, мол, какой проглот племяш у Евгеньича, стыдоба. Впрочем, чего париться, может, тут тоже по порциям, а порции маленькие.
В животе заурчало. Хватит о еде, силой воли заставил себя Костя отказаться от волнительных мыслей. Недостойно интеллигентного человека. И без того положительных эмоций хватает.
Вот Вера эта, оказалось хорошей и порядочной девушкой, а не какой-то там… У нее в глазах чертики пляшут. Она не играет с Санычем, она сама по себе такая, понял вдруг Костя. Она не может с тем, кто ей не нравится, и не будет она себя заставлять. Она просто хороший и яркий человек, и внимание к своей персоне для нее вполне обычное дело. Такая красотка – да куда мужикам деваться?!
Ага, святая просто, снова кто-то внутри гадко ухмыльнулся. Да что такое? Что за неправильный внутренний голос у меня?
- Бои в десять? – спросил он у соседа, чтобы отвлечься и чтобы не выглядеть букой.
- Угу, - снуло и не сразу ответил Костя. – минут двадцать еще болтать будут, в микрофон орать, конкурсы там, замануха на ставки и лотерею. А так – боев пять-шесть проведут, может. Это сегодня, завтра полуфинал да развлекалово, шоу какое-то, в воскресенье серьезно — полуфинал и финал — двое лучших. Поинтереснее будет.
- Наши будут?
- Какие еще ваши?
Костя смешался.  И правда, какие наши?
Но тезка уже сам отвечал.
- Ну от Саныча трое будут, с местного клуба. Не то, чтоб наши, но городские. Саныч их спонсирует. Зашибись бойцы, но против областных… -- тут он поморщился, - областных пять бойцов, и уроженцы своих выставляют, два то ли три черномазых. Организаторы тоже областные.
- Уроженцы?
- Уроженцы Северного Кавказа, - перед Костей на столе появился высокий стакан с соком до краев( Костя сглотнул слюну и еле сдержался, чтобы сразу не схватить и вылить в себя божественный нектар, в повседневной жизни для него недоступный).
В соседний стул плюхнулся Сева.
- Вон сидят.
Он мотнул головой. В центре зала, ближе к рингу, несколько столов было заняты шумными темноволосыми мужчинами. В основном худощавыми, с резкими чертами лица, хищными взглядами, небритыми лицами. Одеты в основном в черное.
- Ты особо на них не глазей, - лениво посоветовал Сева, потягивая свой сок через соломинку, - они ребята странные, на своей волне. Не подходи к ним и не смотри на них вообще. У некоторых из них иногда бывают необоснованные приступы агрессивного поведения.
Костя  с изумлением воззрился на Севу. Не ожидал подобной фразы.
- Но ты же понял? - утвердительно произнес Сева, все так же тихо и меланхолично улыбаясь.
- Да обезьяны они!  - отчетливо произнес Костя номер два, - зверье дикое. С гор спустились, понятий никаких, только силу признают. И иначе с ними нельзя. Дожили, смотреть в их сторону запрещают. Не советуют, ладно… Слабину чуют, как животные, говорю же. И ведут себя соответствующе. Расслабили мы их тут. Приехали, как гости, а ведут себя теперь, как хозяева. Еще и диктуют, и слова им поперек не скажи. Государство нынче на их стороне, деньгами их заваливает, лобызает их, защищает от всего. Те беспределят, а власть говорит – да они нечаянно! Думают, они их задницы от народа в черный для них час защитят! Да как бы не так, их тогда как ветром сдует, это же порода такая, волчья...
- Кх-кх, -кашлянул Сева, тихо улыбаясь и посматривая на девчонок в зале.
- Так правду говорю, и все это знают! Иди к ним за стол покашляй!  Говорить бояться, вот эти и борзеют. У себя же дома боимся — и кого?! Чертей этих!?.
Тезку явно задели за больное. Прервал его горячий монолог приход группы людей, стремительно выдвинувшихся откуда-то с другого конца зала, видимо, с черного хода.
Впереди шли двое крепких парней, плечом к плечу, у каждого правая рука скрыта полой расстегнутого пиджака. У стойки бара, на подходе к заказному столику, убедились в наличии охраны за столом и, как по команде, шагнули в разные стороны — один к стойке бара, второй — к выходу на кухню.
За их спинами оказался крепко сбитый, но при этом достаточно холеный моложавый мужчина старше сорока, чуть выше среднего роста. Округлое лицо, остатки волос, зачесанных на лысеющую макушку, выдавали брюнета в прошлом. Одет достаточно просто. Брюки, туфли и белая рубашка навыпуск с коротким рукавом. Все настолько неброское, но идеально сидящее на теле, что было ясно — стоит денег. Это не Костина рубаха, оставшаяся с выпускного и, более того,  все время раздражающе выбивающаяся из-под штанов.
Золотая цепь на груди и массивный перстень на пальце руки подчеркивали облик теневого городского лидера.
Вместе с ним, отставая на шаг, двигался дядя Женя.  От внешне расслабленной фигуры веяло силой, взгляд был спокойным и собранным. С виду двое деловых, успешных мужчин. Он сразу заметил Костю и приветливо кивнул, махнув рукой, чтобы Костя сел. А то Сева и тезка вскочили со своих мест при появлении руководства, и остаться сидеть в такой ситуации Костя почел невежливым.
Саныч заметил нового человека за столиком охраны, заметил жест дядьки Жени. Обернулся, быстро что-то спросил. Понятно, что про него, и Костя смешался еще больше, все не решаясь сесть. Женя коротко что-то ответил, потом произнес еще что-то, вопросительно склонив голову.
Саныч энергично повел лысиной и вздернул черными бровями, так, что в трактовке жеста не оставалось сомнений — конечно, пускай пацан сидит, какой разговор. Кинул на Костю еще один взгляд и сел за стол, больше не оборачиваясь. Глаза у хозяина клуба были небольшие, черные, и пронизывали насквозь. Косте даже на мгновение показалось, что этот взгляд прожег его убогую рубашку и прошелся по внутренностям.
Ну вот, теперь Санычу известно про него все, улыбнулся своим ощущениям.
Сразу вспомнил Веру. Цену, может, она и не набивает, но сдаться ей придется в конце концов. Уж как устоять против человека с таким взглядом. Там написано — если не с ним, то и ни с кем. Первый человек в городе, денег шквал, авторитет, все перед ним в струнку вытягиваются. Если действительно влюбился в нее, то куда ей деваться? Так рассуждал Костя, с некоторой тоской поглядывая в зал,  желая и в то же время опасаясь увидеть усыпанную блестками бывшую гимнастку.
Замыкали шествие еще три телохранителя, напряженные и внимательные, бодро крутящие стрижеными головами по сторонам.
Зал тем временем оживлялся с каждой минутой, наполнялся новыми людьми. Громче заиграла музыка. На ринге и вокруг него появились танцующие девчонки, и посетители начали подтягиваться к завораживающе мерцающему центру, заколыхались в такт.