- И потому все ваши экстрасенсы и колдуны никто иные, как шарлатаны, -
доцент Мажаров победно оглядел собравшихся поверх очков.
- Не факт, Саша,- неспешно возразил Нестеров, разливая коньяк по стопкам,
- девочки, перестаньте уже смотреть на часы. Там трамваи ещё ходят. Так вот. Не факт.
Нестеров многозначительно замолчал и поднял палец.
Катя и Марина – лаборантки-третьекурсницы с интересом притихли.
Пауза и поднятый палец всегда служили прологом к интересной байке, коих Нестеров знал множество.
- Если ты, Дмитрий, хочешь рассказать про Аристарха, то я буду вынужден тебя перебить,- вдруг подал голос Дамир Вильданович.
- Это почему?
- Потому что тебя в этот момент на кафедре ещё не было, а передавать рассказы истерички
Красиловой не стоит. Она застала самый конец.
- А ты?
- А я всё время присутствовал в аудитории. Не хочется, - Дамир кивнул в сторону Кати-Марины,
- чтобы молодёжь повторяла кривые рассказы.
- Да ты даже мне никогда не рассказывал!
Дамир Вильданович нахмурил лоб и, не глядя, опрокинул стопку. Нащупал лимон и слегка осипшим голосом сказал:
- А вы никогда не спрашивали. А мне как-то не рассказывалось, хотя, повторюсь, ассистировал профессору в
тот день именно я. Надо сначала, а то молодёжь не в курсе. У нас на факультете в середине восьмидесятых кафедру
общей биологии возглавил Даниил Яковлевич Микенберг.
- Это вы сейчас про чёрного студента будете травить?!– вскричал Мажаров,- это же байка. Институтская страшилка.
Дамир Вильданович снисходительно улыбнулся
- Саш, ты забываешь, сколько лет я уже работаю на факультете. Вон там,- он махнул рукой в сторону
308й аудитории,- сидел и препарировал лягушек ваш байка и страшилка. Погодите. Сейчас.
Дамир встал и, отворив свой шкаф, начал рыться в бумагах.
- Вот, смотрите.
На свет была извлечена слегка выцветшая фотография. Крыльцо корпуса, знакомая лестница,
почти и не изменившаяся с тех времён, группа студентов и двое преподавателей в центре.
- Вот этот высокий – это Даниил Яковлевич. Это Лушина. Да-да, Лариса Фёдоровна, в те годы она выглядела по-другому.
А вот,- палец упёрся в левый угол верхнего ряда,- ваша байка. Чёрный студент собственной персоной.
- Дамир Вильданович, а ведь мы с Мариной тоже слышали,- неуверенно сказала Катя,- нам старшаки рассказывали.
Вроде бы он преподавателя убил. Что-то такое.
- Натурально. Убил,- скривился Дамир,- Даниил Яковлевич Микенберг был умнейшим человеком. Я учился у него, будучи студентом.
Он уже был заведующим кафедрой. Умнейшим, но с таким тяжёлым характером...
Сколько народа повылетало из университета, только потому что не понравились ему – страсть.
Студентов не счесть. О покойных плохо не принято, но более высокомерного и упрямого человека я никогда не встречал.
Студенты его ненавидели, аспиранты боялись, но уважали все. Знания он давал отменные. Правда, по настроению.
Я как-то попал под его блажь и оказался именно у него в аспирантуре.
Было это... гм... девяносто второй.
Начало бардака. Да, точно, в сентябре девяносто второго.
Дамир Вильданович постучал по фотографии.
- Аристарх Акшаков. Из Верхнего Ключа. Как сейчас помню.
- Это где ж такой?
- Клявлинский район, на самой границе области.
Крайний слева на фотографии был, видимо, очень высоким, возвышаясь над всеми стоящими в последнем ряду.
- Аристарх. В то время моды на старинные имена ещё и в помине не было, одно это внимание привлекало, а он ещё и высоченный, больше двух метров ростом, но худой, не сказать даже какой. Палочник, а не человек. Смуглый дочерна, брюнет, нечёсаная копна, натуральный хиппарь. Из-за волос глаз никогда не видно. И прихрамывал. Колоритнейший персонаж. Да ещё со странностями.
Дамир Вильданович снова порылся в шкафу и достал ещё одну фотографию.
- Ой, оранжерея.
- Ага. Вот он, видите, в стороне?
Дамир Вильданович закурил и продолжил:
- Всегда один. Как бирюк. Я на их втором курсе начал вести семинары – бросалось в глаза – группа была очень дружная, а этот – чуть ли не через парту, на два шага от всех. У девочек успехов он не пользовался, но и с парнями тоже не общался. Бирюк. К тому же... говорят про некоторых – аура плохая. Так вот у Аристарха она была не просто плохой. Рядом с ним просто постоишь – голова начинала болеть, а если он ещё и ненароком глянет прямо на тебя из-под своей копны...
Кто-то брякнул про дурной глаз, так народ от него шарахался. Но парень умный, учёба ему давалась очень легко, мне иногда даже казалось, что он всё знает и так, просто пребывает в университете.
- Если не считать этого слуха про дурной глаз – первый курс прошёл без особых приключений, а на втором Микенберг, который к тому же был их куратором, начал читать у них теорию эволюции, заодно взявшись за дисциплину и воспитание. Так они и сцепились.
Даниил Яковлевич делал карьеру при Союзе, партия, комсомол, всё, как полагается, к тому же он был абсолютным материалистом,
всегда повторял, что нет ничего сверхъестественного, а есть пробелы в научных знаниях. Бесился страшно при любых намёках. Тогда, помню, многие стали в открытую носить крестики, так приходилось на лекции Микенберга снимать – верующий человек для него был как красная тряпка для быка.
Дамир Вильданович жестом попросил Нестерова освежить.
- Ну не томите, что же дальше было?
- Да, да, Мариночка. Так вот. Случилось всё на коллоквиуме, в октябре девяносто третьего.
Аристарх всячески избегал Микенберга, это было заметно.
Отвечал односложно, старался сесть как можно дальше, никогда не оставался на эти нелепые собрания,
где профессор разбирал дисциплинарные вопросы. Даниил Яковлевич будто его и не замечал, но я–то знал его характер,
взрыв должен был случиться со дня на день, а тут ещё Аристарх, по-видимому, проспал. И попал в кабинет последним.
То ли профессору стало скучно. То ли он решил, что момент истины настал, но придираться он стал к парню, как бешеный.
Хотя отвечал Аристарх отлично. Но профессор разошёлся и очень быстро перешёл на личности.
Я сидел в аудитории – Красилова была лаборанткой, но попросила меня в тот день подменить её на полдня.
И могу свидетельствовать – профессор перегнул палку.
Прошёлся по внешности, по раздутому эго и отказу от участия в общественной жизни группы.
Доводил специально и провоцировал.
А Аристарх сидел и молчал, глаз не поднимал, только кулаки сжимал так, что они белели.
И тут Микенберг заявил, что ничего другого и не ждал от дурно воспитанного человека из неполной семьи.
Мы-то знали, что у парня не было отца – то ли развод, то ли умер рано.
Я встал и решил вмешаться. А парень неосознанно схватился за грудь – у него что-то висело под рубашкой.
- Ах, вы, молодой человек ещё и верующий? Перекреститься не желаете?
Аристарх тогда поднял глаза, впервые за всё время, и скорее прорычал, чем сказал:
- А вот это уже совсем не ваше дело, профессор.
Микенберг осёкся и закатил глаза, а потом в него окончательно вселился бес:
- Моё! Я пытаюсь воспитать из вас настоящих учёных, а не идиотов, бьющих по последней моде поклоны несуществующему богу!
- Настоящий учёный никогда не станет отрицать чего-то, не имея доказательств.
- Тут и отрицать нечего! Суеверия! Каменный век и палестинские пастухи!
Хлопнула дверь – вернулась Красилова, да так и осталась на входе.
Мы с ней будто к месту приросли.
Воздух загустел, и стало холодно.
А ещё ощутимо потемнело.
Аристарх улыбнулся очень нехорошо, расстегнул рубашку и достал ладанку.
- Что достал, простите?
- Ладанку,- Дамир Вильданович покосился на Мажарова, - мешочек из ткани, который у него на шее висел.
И покачивая им вот так, словно дразня, спросил:
- Вот вы же, Даниил Яковлевич, не знаете, что это. Говорите суеверия, а хотите я вам докажу, что вы ошибаетесь?
Тут Микенберг просто побагровел и заорал так, что шкафы задребезжали:
- Если ты. Недоумок. Сможешь мне что-либо доказать... Сверхъестественное... Да я свою голову на спор поставлю!
Нам с Красиловой показалось, что после слов профессора пол дрогнул.
Как будто кто-то тяжёлый шагнул. Шкафы подпрыгнули.
Кстати, Красилова потом рассказывала, что Аристарх делал пассы руками, что-то говорил – это неправда.
Мне показалось, что он испугался больше, чем мы. Стоял столбом и смотрел, не отрываясь куда-то поверх головы профессора.
А Даниил Яковлевич набрал воздуха в грудь для новой тирады, побелел и вдруг упал лицом на стол.
- Как упал?
- Вот так, Саша, вперёд.
- Ерунда полная.
- Да, полная ерунда. Обширный геморрагический инсульт. Врачи сказали потом, что его мозг разом превратился в сплошную гематому.
- Так вы же сказали, что он его убил!
Дамир Вильданович внимательно оглядел собравшихся, словно не решаясь продолжать
- После того... как профессор упал – нас разом отпустило. Красилова подняла крик и выбежала из аудитории.
А я остался.
И я могу поклясться хоть на Библии, хоть на Коране, кроме меня и Аристарха в аудитории ещё кто-то был.
Над профессором стояло такое... марево, что ли.
Я почти смог что-то различить, как это неясное пропало.
Аристарх дёрнулся, сделал шаг к телу, а потом бегом мимо меня из аудитории.
- Вы его не остановили?
- Я-то? – Дамир Вильданович усмехнулся, - я испугался так, что вот эти вот седые виски – это с того самого дня.
Разом. Дим, налей мне ещё.
- Даа,- протянул Мажаров, - то есть вы хотите сказать
- Я ничего не хочу сказать,- прошамкал Дамир, жуя,- но Даниил Яковлевич Микенберг фактически лишился своей головы.
И произошло это просто, потому что он сказал не подумав. Не тому человеку и не в то время.
Вы слышали о дурных часах? Между прочим, старинное русское суеверие.
Люди не чертыхались, остерегались всячески упоминать нечисть, боялись попасть в кон, как говорится.
В определённые часы, минуты, тебя наверняка услышат.
И только одна из этих минут известна наверняка и не меняется – Полдень. Представляете?
Я вечером тогда, уже дома, заметил, что мои часы встали. Ровно в двенадцать-ноль-ноль.
Полагаю именно в тот самый момент.
- Воистину, вот вам носитель научного мировоззрения,- сказал Мажаров.
- Нуу. А с чего вы решили, Александр, что эту ситуацию... не смогут когда-нибудь объяснить с научной точки зрения? - неуверенно спросил Нестеров,- доказали же губительное влияние инфразвука. Биополя. Может быть, Аристарх мог оказать такое влияние на живой организм?
Дамир Вильданович встал из-за стола, убирая фотографии. Потом остановился и, горько усмехаясь, глядя в сторону, сказал:
- Отчасти я знаю причину. Случившегося.
Аристарха трепали. Порядочно, но не долго.
Следователь сразу удалился, когда установили причину смерти.
Декан пригрозил увольнением по статье Красиловой, которая как кликуша вещала свою сильно приукрашенную версию –
её рассказ так и распространился среди студентов и преподавателей, но как-то быстро перешёл в разряд страшилок.
А я молчал. Все призабыли, что я там вообще был, а мне не хотелось рассказывать.
Но всё равно, через две недели Аристарх из университета ушёл.
Приехала его мать, забрала документы. И заявилась ко мне. Подписать обходной.
Хорошо, что одна, от её сына я бы убежал, сломя голову.
У меня вообще установилось такое странное состояние. Мне казалось постоянно, что на меня смотрят.
Даже когда я находился один. Какие-то страхи старые проявились.
И я вам скажу, что мама оказалась почище сына.
Вы представляли когда-нибудь ведьм?
Зашла обычная тётка, полноватая, в серой юбке и пиджаке. Платок такой красный на шее.
Я поднял на неё глаза и меня словно кто-то за глотку взял.
Ни вздохнуть, ни охнуть.
Лицо застывшее, как кривая маска, а глаза – натуральный рентген.
Мне показалось, что за секунды она уже всё про меня знала.
- Я - Акшакова, - говорит. Протягивает обходной.
Я не глядя подписываю, а она мнётся и просвечивает меня. Потом тяжело вздохнула и пошла к дверям.
Я даже осел. Потом остановилась, вернулась к столу и положила вот это.
Дамир Вильданович расстегнул рубашку и показал висящую на груди ладанку из белой ткани, расшитую красными ромбическими узорами.
- Спасибо вам, что языком трепать не стали. Аристарха я сегодня же увожу домой, а перед вами мы всё ж-таки задолжали.
Вот. Носите. Не снимая. Даже в душе – она не промокнет.
Я машинально ладанку схватил, а она опять к дверям и через плечо бросила
- Не шучу я. Видели тебя. Эти. Если жить хочешь – и умом не тронуться – носи.
Сказала и была такова. И можете называть меня как угодно – ношу. Двадцать лет. Потому что стоит мне вспомнить тот день...
Дамир Вильданович спрятал ладанку и принялся убирать со стола. Когда пауза затянулась, Марина решилась спросить
- А вы не знаете, что там внутри?
- Нет. На ощупь вроде бы монеты. Мне всё равно, в сущности.
- А узнать... ну что это было такое. Всё-таки интересно.
- Видите ли. Не хотел. Я больше не готов на личном опыте восполнять пробелы в научных фактах.
Для этого, как минимум, придётся снова встретиться с семьёй Акшаковых. Или им подобных.
А я боюсь. Честно и откровенно.
Боюсь.