Почему я бездарь? Почему мысль, которую хочу описать, принюхавшись к ней, тотчас рассыпается. Я не могу довести идею до упора, охватив её вширь. Она не вмещается в узкое горлышко разума, её нельзя поставить на стёклышко, под микроскоп внутреннего зрения. Почему так происходит? Руками шаря в мешке, я ощущаю фигуры, но извлекая их на свет, не могу смириться с тем, что они так просты, что не так сложны, каким их рисовало щупающее, но слепое воображение. Я стал видеть как все, я стал чувствовать как они. То, что когда-то рождало арифметически возрастающую прогрессию впечатлений - сейчас движется упаднической асимптотой, усталой дугой падает на линию быта. И если я говорю "мило", то это значит, что мне больше нечего сказать кроме "мило". Мои слова, мои мысли, мои впечатления глохнут, едва родившись, в самом основании. И если я вижу что-то загадочное, способное свести с ума, мой разум в страхе, что не сможет переварить увиденное - прибегает к упрощению, к банальным сопоставлениям, обесценивая всё "чрезмерное". Оно - матовое стекло размывающее контуры и сливающее детали, оно - моё спокойствие. Оно позволяет мне видеть всё, не видя при этом ничего.
Вчера, возвращаясь с работы, я попал под дождь.
Любое состояние можно переживать извне и изнутри. Можно, например, смотреть на дождь стоя под зонтом на сухом пространстве цилиндрической формы. Переживать извне.
А я попал под ливень без всякого зонта. Дождь, просочившись в меня, стекал селевым потоком по груди, по спине, по шее, по волосам, по ногам. Белая офисная рубашка стянула туловище, образовав нечто варикозно расширяющееся - подходящее на водянистые мозоли. Чёрные брюки измазались скачущей, подпрыгивающей, беснующейся грязью. Хлюпая туфлями, и умываясь небесной влагой, я плыл по реке моей улицы.
Капли разбивались вдребезги. О мою голову, о листья деревьев, о крыши домов. Капли мчались, растягиваясь в атмосфере в длину нескольких километров и шумно шарахались. Они плясали, как язычники, фатально завершающие свои жизни. Некоторые, как птицы-водолазы ныряли в лужи, взрываясь крошечным бомбовым грибком. Миллионы ударных волн стремительно бежали по океанам луж.
Ветер гладит. Посылает брызги в мои глаза. Стряхивает деревья, хлопая их по спинам стволов. Волнует тяжелую шаль дождя, дёргая её смелой хозяйской рукой.
Дождь изнутри.
Я расстёгиваю пуговицы, снимаю рубашку. И сразу жалею о содеянном, сразу стало холоднее. Даже если июнь, даже если летний дождь, даже если шесть часов вечера. Офисная грязь и пыль канцелярий вымываются из кожи, я это чувствую. Мимо проплывают две женщины под навесом зонта. Они смотрят на меня как на идиота, и я смотрю на них как идиот. Я смеюсь и показываю язык, подмигиваю. Они возмущены. Я идиот.
Дождь должен быть изнутри, иначе грош ему цена.
Ещё недавно, подумать только, город был большой сковородой. Синий раскалённый дым струился над ним. Жёлтый зной варился в населенной котловине, не давая дышать и вольготно двигаться. Жара загнала всех в занавешенные помещения офисов. Хотелось откинуться в кресле и положить на лоб кубик льда. Ветер, сквозняк и вентилятор, вот о чём все мечтали. Море, дождь и прохладные соки, вот что было нужно.
Но вечером случилось чудо. Десятки вспышек молний. Война, развернувшаяся над куполом города. Лобовая атака туч, фаланги облаков в серой униформе, рёв грома для поддержания духа. И разгромная победа циклона, о которой возвестили марафонские бегуны первых капель, добежавшие до города.
Я вытираю полотенцем тело. Тёмный параллелепипед комнаты массирует мне плечи. Пучок звуков дождя, падая в открытое окно, носится вокруг, поёт и танцует.
Нужно сохранить это состояние. Состояние, когда чувствуешь - упавшие в сердце семена неба. Когда всё делается легким - будто кто-то надул внутри воздушный шар, наполненный перистыми облаками.