*7*
После майских дождей зацвели и заколосились травы в лугах: поднялась тимофеевка, захороводились кольцами заросли тысячелистника. Вымахал в пояс луговой костёр, накрыв сиреневой дымкой бело-розовую кашку, желтые подмаренники, глазастые васильки. На ветру его крупные метелки склонялись то в одну, то в другую сторону, отсвечивая в солнечных лучах красными сполохами. Всё говорило о том, что пришла пора сенокоса.
Еще до Троицы были распределены участки под покос. А после праздника и Духова Дня потянулись ранним утром сельчане семьями на свои делянки по оврагам и балкам. Работали споро, слаженно.
Коровиным в этом году участок достался самый ближний к селу, так что долго не собирались, встали на заре, поехали налегке: вода, нехитрые харчи, рогожа для подстилки на отдых да старая цветастая занавеска для полога. На подводе радостно белели новенькие, выструганные отцом грабельки. Матрёну Ильиничну в этот раз дома оставили, на хозяйстве: Маруся подросла – вдвоем девчата справятся.
На место приехали быстро и рано, еще и цикорий голубых своих глаз не распахнул. Яков Степаныч отпряг быка, выпростал рубаху из штанов, чтоб обдувало, и принялся за работу. С шелестящим певучим звоном резало лезвие косы влажную от росы траву.
Аня с Марусей устраивали место для отдыха.
– Доброго всем здоровья!
С угорка спускался к ним Николай.
– Я к вам, Яков Степанович. За уроками. Первый раз косу в руках держу. Научите?
Яков Степаныч пристально посмотрел на пришедшего.
– Здравствуй, здравствуй. Чего ж не научить, коль желание есть.
– Есть необходимость, а за нею и желание, - улыбнулся в ответ Николай.
– Улеш что ли твой рядом?
– Делянка-то? Ну да. Следующая за вашей.
– Ну чего долго разговоры разговаривать. Становись рядом. Дай косу твою посмотрю. Ничего. Ладная. Ну, с Богом! Становись, как я. Смотри и сам пробуй.
Притихшие девчонки сидели под цветастым пологом и смотрели, как мужчины работают. Маруся – скучая. Аня – улавливая каждый жест Николая. Поначалу у него дело не шибко ладилось: носок косы то и дело врезался в землю. Отец останавливался, что-то говорил, показывал, и скоро дело заспорилось. Мокры стали сатиновые рубахи на спинах, влажно залоснились лица. Теперь косари ступали нога в ногу, замах в замах. На мгновение блеснут в воздухе серебристые косы и снова нырнут в шелк зеленой глянцевой глубины. Ровными полукружьями ложилась трава, вяла, испуская тягучий аромат. Аня глаз не могла оторвать от работников. Вздрогнула, когда услышала:
– Ань, Марусь, воды принесите! – косари остановились отбить, поправить косы. И тут же на соседних делянках подали голос другие косы, и полился над степью тонкий перезвон.
Аня подхватилась с чайником, с кружками, быстро пошла босыми ногами по скошенной меже между валками.
– Вы почему босяком, Анна Яковлевна? – встретил её вопросом Николай. – Больно же ногам, наверное?
– Да… я привычная, – смутилась Аня.
– Эт она чувяки бережет, – усмехнулся отец, в несколько глотков осушив посудину.
Девушка подала воды Николаю, он взял кружку и будто нечаянно коснулся пальцев её руки.
– Ну-ка, слей нам немного из чайника, доча, мы умоемся.
Аня лила тонкой струйкой воду в покрасневшие от работы, сложенные лодочкой ладони Николая, он плескал на лицо, на волосы, смешно пофыркивал, а она улыбалась и думала о том, что хотела бы вот так стоять и стоять…
– Ну, еще один заход – и обедать! Готовьте стол, девчата.
Скоро закипел в жаре полдень. Притихли косари на делянках.Далеко-далеко, в выбеленном, будто выгоревшем небе баюкали притомившихся работников невидимые жаворонки.
С обеда девчата сноровисто и легко начали подбирать и ворошить сено граблями. Свежие, разомлевшие на солнце валки истекали соком, терпко пахли сладким настоем.
Отец с Николаем ушли на его делянку.
Вернулись они уже под вечер.
– Ну, девчата, собирайтесь. Домой поедем. Завтра опять рано вставать
– Папа-а-ань, – заканючила Маруся, – давай тут заночуем.
– Нет, доча, нас мать ждет. Я ей обещался на ночь домой. Да и харчей, воды на завтра мы не брали. Собирайтесь.
– Папань, а может, ты сам поедешь? А мы с Марусей здесь заночуем.
– Да как же я вас одних оставлю? Напугает кто!
– А и правда, Яков Степанович, поезжайте один. А я тут останусь, за девчатами пригляжу. А они поспят завтра подольше. И быка не запрягайте. Возьмите моего Орлика. И сподручней и быстрей получится.
– Ну что, Нюр, останетесь? Не забоитесь?
– Да кого ж бояться, папань? Да ещё с таким защитником, – улыбнулась, покосившись на Николая. – Поезжай сам.
–Ну а я тогда провожу Якова Степановича и – за хворостом. Костер разведём. Чайку наварим. Ждите, девчонки.
Николай вернулся скоро. С хворостом, с треногой и котелком.
Костерок прогорел быстро, но чай вскипеть успел. Темно не стало: неспешная полная луна собиралась, видать, бродить по небу всю короткую ночь.
Маруся почти сразу стала задремывать: встали рано, а в жаркий полдень тоже уснуть не удалось, и она забралась под полог.
Аня осталась с Николаем. Молчали. И думалось Ане, что она и не знала, что так хорошо бывает молчать – сладко и радостно. Степь наполнилась стрёкотом сверчков. То там, то здесь вспыхивали и гасли тусклые зеленовато-синие живые огоньки светляков.
– А месяц назад лунное затмение было, – сказал Николай, глядя на подернутый еле заметной дымкой прозрачно-желтый диск. – Знаете?
– Нет, не знаю… А отчего оно бывает?
– Земля наша отбрасывает в пространство длинную тень. Ну вот как это дерево сейчас. Но настолько длинную, что время от времени луна, двигаясь по орбите, проходит через нее. Из-за этого и бывают лунные затмения.
– ЧуднО… И откуда Вы это всё это знаете?
– Да знаю… В книжках умных читал. Идите, Анна Яковлевна, спать. Идите. А то уж и рассвет скоро, а вы не отдохнете. А я вот тут рядом с вами на подводе подремлю, если вы не против.
– Я не против.
– Тогда спокойной ночи, Анюта.
– Спокойной ночи..
Аня ещё долго лежала с открытыми глазами рядом с посапывающей во сне Марусей, думала о Николае. Какой он… Умный, вежливый… Она, конечно, заметила, что пожелав ей спокойной ночи, он назвал её Анютой…
А-ню-той. Как ей нравится. Улыбаясь, она задремала.
ПРОДОЛЖЕНИЕ СЛЕДУЕТ...
http://www.proza.ru/2014/07/19/1644