(начало повести "Собаки в садике (Из жизни пятиклассника)" читайте здесь: http://www.proza.ru/2014/05/26/1656)
а её предыдущую часть здесь: http://www.proza.ru/2014/06/05/1146)
29. Я НА ЗАБОРЕ
Резкий толчок дёрнул мою задницу назад так, что я согнулся чуть ли не в прямой угол. Пёс успел вцепиться мне в штаны на заду и повис на мне всей своей здоровенной тушей. Сделано это было молча, и от этого было ещё страшнее. Хорошо, что я уже и так кричал от страха, поэтому новый крик не отпугнул пацанов. Они успели вцепиться в мои ноги, руки, а затем и грудь, и молча тянули к себе. Я помогал им, изо всех сил пытаясь удержаться на заборе левой кистью и локтём. Всей площадью левой ноги ниже колена я изо всех сил давил на каменистый верх забора, пытаясь не соскользнуть ею вниз.
Но вес пса был таким, что я медленно и неуклонно соскальзывал в садик. Сердце билось так, что в ушах громыхало, и я чувствовал телом, что пацаны не удержат - в их руках не было силы, достаточной для противоборства с массой мощного зверя. Конечно, особенно горько проиграть, когда ты уже исхитрился выскользнуть из ловушки, но выбирать не приходилось – ремнём мне сдавило живот и теснило его назад, всё больше сгибая меня в поясе.
Мелькнула мысль, а скорее, даже не мысль, а просто зрительный образ, - просвет между акациями чуть больше метра, а от забора до них треть метра. Надо будет упасть на ноги и быстро засунуть голову между забором и рядом деревьев. Сунуть лицо в угол между забором и землёй, чтобы, протиснув мордой между стволами, набежавшие псы могли кусать только затылок. А самому прижаться к коленкам, спрятав от них грудь, живот и пах. Пусть грызут спину, попу и стопы. Авось не догрызут, пока пацаны будут звать сторожа. Хотя мы его НИКОГДА не видели. Но думать об этом не хотелось очень. Я уже открыл рот, чтобы крикнуть пацанам: «отпускайте ноги», которые должны были первыми коснуться земли. Падение на попу и спину могло бы мне просто что-нибудь переломать.
Но тут подоспела помощь – в меня вцепились новые руки. Причём там, где и надо – трое подбежавших пацанов обняли меня за низ спины и за бёдра. До сползшей вниз попы никто не дотянулся. На мгновение в теле появилось странное ощущение полного равновесия сил, которые были приложены ко мне с двух сторон. У меня от этого даже в голове слегка опустело.
И тут все по крику Руслана дёрнули меня. Рывок был мощным, все они вспотели и тяжело дышали, шипя нехорошие слова. Боль я ощущал только от их впивавшихся в меня пальцев. Собака просто висела на отвисших штанах. Это были недавно перешитые бабушкой отцовские рабочие брюки из очень крепкого серого материала в редкую тонкую чёрную полоску. Не брезент, но всё-таки… Штаны из более тонкого материала не выдерживали мою страсть проползать в трубы и лазить по подвалам. «На вырост» бабушка ушила их не до предела, поэтому пёс впился не в мой зад, а в слегка отвисший на нём материал.
Пацаны дёрнули, и недолгое равновесие сместилось в их пользу. От резкого толчка висящего на мне пса дёрнуло, раздался треск, и мы с ним упали по разные стороны забора. Он – с тряпкой во рту, я – с огромной дырищей в серых штанах. Трусы разделили мою судьбу – также не пострадали, но были неуместно белыми, выглядывая из дырки.
30. СПАСЁННЫЙ
Пацаны настолько полностью вложили все свои силы в моё спасение, что, вырвав меня из пасти зверя, от этого рывка сами попадали на спину. Я упал им на ноги выше коленок. А мои согнутые колени попали на землю между двух пацанов. Причём, стрессам этого насыщенного дня было ещё рано заканчиваться – левое колено с высоты более метра попало на камень. Это пронзило такой острой болью, что даже радость от чудесного спасения померкла. Оставалось только мычать, сморщив лицо, и кататься по земле, обхватив ногу.
Я со страхом смотрел на штанину, ожидая, что вот-вот по ней расплывётся тёмное пятно крови. Но – нет, повезло и тут – в ноге была только боль, пульсировавшая с такой силой, что казалось, будто она взламывает кость изнутри, как беспощадный зелёный росток взламывает гладкий асфальт.
Пацаны давно встали и возбуждённо переговаривались, делясь своими бурными эмоциями. Серёга размахивал руками и рассказывал, как он чуть себе руки не оторвал, вытаскивая друга. Они кругом обступили меня, смотря с сочувствием на то, как я мерно раскачивался, обхватив колено и не сумев подавить стоны.
После всего пережитого хотелось высокомерно процедить им сквозь зубы: «Ну что, струхнули, мужичьё?» Но сквозь зубы не получалось – они стучали от пережитого напряжения с такой силой, что голова слегка сотрясалась им в такт.
А внутри у меня было какое-то новое ощущение. Снизу от колена вверх ритмично била боль чёрно-красных цветов, а сверху из головы навстречу ей спускалось ощущение победы и спасения. Спасения в нём, пожалуй, было больше – оно было смесью салатового и голубого цветов. В животе оба потока сталкивались и перемешивались в большом водовороте. Голубой уходил налево к селезёнке, а мрачный – направо к печени. И затем они крутились по часовой стрелке, постепенно смешиваясь в тёмно-сине-серый цвет. Я заворожено смотрел на свой живот, постепенно в этом оцепенении освобождаясь от резкой боли, гнавшей слёзы капать с носа и щёк.
Потом мне надоело сидеть отдельно от народа в час моего небывалого триумфа. Из памяти всплыло, что до разбитого колена и помощи пацанов я ещё и БЕЖАЛ.
Разбитое колено на время словно стёрло для меня этот бег. Но теперь это воспоминание растянуло рот в широкой улыбке. Резко пришли силы и, опираясь на поданную Витькой руку, я встал, навалившись на его плечо. Обрадовавшись, что я хотя бы частично ожил, пацаны радостно стали хлопать меня по плечу. Но было видно, что они умеряют силы, чтобы не сбить меня со здоровой ноги.
И тут сзади меня раздался изумлённый возглас Рамы: «Ого-го, да вы гляньте на его зад!» Все побежали мне за спину, а я, опираясь левой рукой на чужое плечо, другой поспешил хлопнуть себя ниже спины. Там висели ошмётки ткани – весь зад штанов был словно пущен на лоскутки. То-то моей попе было некомфортно, когда я раскачивался на земле, обхватив колени.
Лёвка опустился на корточки и руками раздвинул висящие тряпки: «Вот это да, а трусы-то целые, их псина не задела ни разу! Значит, и тело не укусила». Я похлопал себя по попе – больно не было. Значит, точно не достали клыки до меня, только до отвисших штанов дотянулись в прыжке. От этого стало ещё радостнее. Если не считать временно болевшее колено, то чудесное спасение оказалось ещё и бескровным. Пульсирующая боль в колене уже всё меньше отвлекала от заполняющего всю душу удовольствия быть с пацанами, стоять на земле и быть по разные стороны забора с собаками.
Хотелось гордо пройтись по двору перед девчонками. Да даже и просто побыть с ребятами в этих героических штанах. Жалко, что даже стоять мне было больно, а то я бы допоздна гордо ходил в этих дырявых штанах.
31. ДОМА
До подъезда и наверх по лестнице меня дотащили двое самых сильных из ребят. Прислонили к косяку и, позвонив, убежали вниз. Хотя мои родители, в отличие от других, никогда не наезжали на чужих детей.
Дома я сказал про неудачный поход на стройку, где я упал на колено, не заметив штырь. Родители никак не могли понять, на какой такой «штырь на стройке» я зацепился с такими разрушительными для штанов последствиями.
Меня стали лечить и в школу я в следующие дни не пошёл. Залезал полежать в горячую ванну и, закрыв глаза, делал долгие выдохи, выпуская из себя со звуком утомление. А затем, кряхтя и охая, опирался на свой длинный деревянный меч, обмотанный изолентой, и доковыливал до простынки. А на ней раскидывал руки-ноги в стороны и закрывал глаза. И так час-другой колыхался в волнах, которые бродили по мышцам. Затем потихоньку мотал головой и открывал глаза, возвращаясь в реальность.
А в ней меня ждала новейшая книжка, только что купленная папой. Внешне она ничем не отличалась от десятков других, которыми он заваливал меня. По химии, географии, языку, астрономии. Но внутри она была про что-то невообразимое – про то, как влиять на себя. Она так и называлась – «Искусство быть собой».
Её автор Владимир Леви подробнейшим образом разъяснял, как можно внушать себе всевозможные полезные вещи. Он напичкал книгу массой замечательных выводов, идти к которым я только собирался, расписывая в толстой тетради приёмы. Они помогали заставить себя делать то, на что не решался раньше.
Вначале я листал эту книжку с изумлением, что и про ТАКОЕ можно писать в книгах! Я думал, что про это каждый думает внутри себя, накапливая опыт переживания разных ситуаций и извлекая из него успешно помогающие приёмы. Ни от кого из многих знакомых взрослых я никогда не слышал про влияние на себя, и только мы, пацаны, обсуждали волю и соревновались в ней.
Я был уверен, что то, что теперь зову «психологией», - это детское занятие вроде вечерних рассказов на скамейке про страшную мёртвую руку или про упырей. От всех взрослых отличались мои родители и бабушка, которые давали советы про улучшение себя. Другим пацанам ничего такого не говорили, и это подтверждало мой вывод о том, что для мира взрослых это какая-то полуприличная тема. И что заниматься этим надо наедине с собой.
Книга была насквозь пробита двумя скрепками. Поэтому читать её нужно было, держа двумя руками. Тогда я плоскогубцами вынул скрепки, осторожно отодрал бумажную обложку, прижал марлю и сшил брощюрки между собою. Потом промазал клеем и прилепил обложку. На ней кто-то тянул руки к солнцу, и было написано, что рисовал какой-то Чурлёнис.
Месяц назад я видел статью про переплётное мастерство. И тогда же сложил вместе маленькие брощюрки «Библиотечки Огонька», обложил их двумя фанерками и переплёл. Получилось грубо, зато целая твёрдая книжка со стихами Бёрнса, Беранже и ещё кого-то. Переплёт обтянул крепкой обёрточной бумагой, и на ней ручкой написал «Совсем моя книга номер один».
Потом переплёл брощюрки Маяковского в один толстый кирпичик, затянув его в лоскут от прошлого маминого серого платья. На нём ручка не смогла писать. И тогда чёрным фломастером я вывел «МВ, его том первый из моей огромной библиотеки». То, что она когда-нибудь станет огромной, я не сомневался, так что можно было писать это заранее.
Книгу Леви я не стал вставлять в твёрдый переплёт. Просто сверху надел целлофановую обложку, закрепив её скотчем. Полюбовался. Я был очень аккуратен с книгами, но если она мне очень нравилась и была моя, то можно было её украсить, сделав ещё красивее.
Поэтому я навырезал из конвертов цветные картинки. Это были автобусы. И наклеил их в книгу на пустые места, которые были в конце каждой главы. Новая всегда начиналась с новой страницы. А старая теперь обязательно заканчивалась разноцветным автобусом.
Потом взял фломастеры и стал обводить ими вокруг автобусов. Получалось красиво, но потом я перевернул страницу и увидел, что под синим и чёрным буквы стало не видно. Тогда стал обводить только жёлтым. Но получалось уже не красиво и я бросил это дело.
Ещё оставалась переводная картинка про «Ну, погоди». Внутри все пустоты уже были заняты автобусами. И тогда я приклеил её в центре передней обложки. Волк и заяц оказались на носу у головы, которая смотрит на солнце. И книга стала ещё радостней.
Украсив книгу, я захотел ещё порадоваться ей. Открыл наугад, прочитал абзац про то, как воспитывать волю. Но сейчас делать это не хотелось - всё тело словно гудело, требуя закрыть глаза. Я зазевался и с раскрытой книгой на животе уснул.
КОНЕЦ
---------------