По имени смерть...

Совсем Седой
- Вот вам смешно, а мне как-то вовсе не до смеха было, - Моисеич потянулся было в карман за сигаретами, но вспомнив, что курить бросил, безнадежно махнул рукой.
- Умеешь же ты дружище байку травануть, - с хохотком, не вынимая изо рта сигареты, с прищуром от вьющегося дымка выговаривал партнеру по преферансу старый пенс, бывший учитель математики, Григорич, - и горе у тебя, Яша, и юмор, всё в одном флаконе - "твикс", в общем...
  Компания снова весело гоготнула...
  Каждый летний вечер, если не было дождя, эта бравая четверка престарелых картежников, любителей преферанса, просиживала до темна, обмениваясь шутками и комментариями к текущим событиям в стране и в мире по ходу игры; иногда разбавляя этот процесс пивком, а то и чем покрепче... Яков Моисеич совсем недавно выписался из больницы и теперь утолял любопытство приятелей по поводу своего внезапного исчезновения. А исчез он действительно внезапно...
 Как это говорится, ничто не предвещало беды; жизнь текла своим порядком, а если что-то и донимало, то разве что ворчание супруги да застарелый хондроз. Но тут жена, как сорока на хвосте, притащила от соседок новость - дескать, Настасья, сынова жена, спуталась с каким-то ухарем и дело идет к разводу... А как же внуки, квартира и прочее?.. Стал звонить сыну... А тот - ни тебе да, ни нет; хороводит вокруг да около - не хочет на эту тему разговаривать... Выходит, так и есть - проблема существует; а не только трава на даче, что прёт и прёт - всё  тяпку из рук не выпустишь, потому что дожди достали... И что-то Яков Моисеич так сам себя накрутил-напереживался, что аж под лопаткой закололо; да так, что и руки не поднять - вот ведь проклятущий этот хондроз!.. Играть в преферанс во двор не вышел, хоть дождя и не было, а ходил по квартире чернее тучи и нещадно одну-за-другой садил сигареты... Вспомнил к чему-то всю жизнь свою непростую, как женился, как народился сын, как он гордился тем, что стал отцом, и вот у него на руках теперь есть тот, кто продолжит его род и будет опорой в старости... С опорой-то он, пожалуй, промахнулся - сынок не спешил с помощью родителям, а больше как-то старался оттяпать от родительских скудных доходов, но это ничего, нормально, не в пустоту и не на пропой... Все ж в семье остается - детям, внукам... А внуки?.. Такая радость!.. Век бы с рук не спускал... Яков Моисеич прилег на диван и попытался забыться сном.Колоть под левой лопаткой вдруг резко перестало; стало легко и просторно, как будто из клетки выпорхнул!.. поплыли детские воспоминания, юность, зрелые года, прежние друзья и приятели - многих уж и в живых-то нет... В общем, уснул, как бы... Лежит себе Яков Моисеич спит спокйненько; дышится ему легко, свободно - сроду так не дышалось! И вдруг, бац!.. Подсаживается рядом с его кроватью на табурет (а табурет то не простой, а стариной работы - с резьбой да инкрустациями) некто в серой мешковине, лицо глубоко скрыто в балахоне, а в руках... тяпка на длинном черенке...
 "Пресвятая Богородица!!!" - чуть было не взмолился Моисеич, но постеснялся гостя... или гостью... Ни хрена не разобрать под этим чертовым балахоном...
 - Ты или молись или ругайся... Не нужно и то и другое делать одновременно... Не красиво и лишено смысла, - проговорило из темноты балахона не громким гортанным голосом, но очень четко и отчетливо.
 - Смерть что ли? - осведомился Моисеич сдавленно и сипло (то ли от страха, то ли от неожиданности).
 - Что ли...
 - А чё с тяпкой?
 - Так я ж поговорить... А если с косой приду, то... сам должен понимать - разговоры уже излишни...
 - Ну да, - голос у Моисеича слегка окреп, но всё же был какой то не свой, - вообще то - логично, но, как то, нелепо...
 - Звиняйте, граждАне, коли что не так... Меня редко, кто зовет и ждет; обычно, шарахаются, как от чумы... хоть, я чума и есть самая настоящая... Ты мне, гражданин хороший вот что скажи - ты со мной пойти хочешь или помучаешься поболеешь еще среди смертных?
 И тут Якова Моисеича обдало ледяным дыханием, но страха и смущения уже не было:
 - Дела кой какие закончить бы хотелось, а там можно и с тобой...
 - Ну, как знаешь... Тогда просыпайся, а меня вон тут рядом уже ждут... Только просьба к тебе у меня будет - пить и курить брось... И не ругайся больше никогда - не хорошо... - сказала и ушла... а в руках уже... коса...

 - Яков Моисеевич, голубчик, просыпайтесь!.. Уже всё позади...
 - Что позади? - спросил Моисеич тем же голосом, каким разговаривал только что со Смертью. Недавней легкости и восхитительного чувства свободы уже не было; состояние было гнетущим, дышать было тяжело и больно, сквозь закрытые веки бил в глаза мощный поток света, - Что со мной? Где я?
 - Так... в реанимационной палате... районной больницы... а я - Шульц... Анатолий Иваныч... ваш сосед по даче...оперировал вас, и кажется, что всё сложилось наилучшим образом... Хорошо, что привезли вас во-время... Вы ведь помните Шульца?
 - Шульца помню... А что я тут делаю?
 - Думаю, что выздоравливаете... Вас вчера вечером привезли с инфарктом... Но вы - молодчина! Не подвели меня! Не пополнили, так сказать, негативную статистику, - Шульц широко улыбался и это Яков Моисеич понял, не открывая глаз.
 - И что теперь будет? - спросил человек, не попавший в негативную статистику.
 - Да всё, чего захотите - живите, наслаждайтесь дарами природы и творениями цивилизации, делайте всё, что душа пожелает, но умеренно... С куревом и алкоголем придется пока расстаться.
  Якову Моисеичу вдруг стало нестерпимо тоскливо... "Вот же старый идиот! - свербило в мозгу, - Какие у меня еще здесь дела? Умер тихо, безболезненно... Чего еще надо? Корчиться в предсмертных судорогах, или годами лежать парализованным и мучить родных и близких своим существованием?" - но вслух сказал:
 - Конечно, конечно... меня уже об этом предупреждали...
 - Помилуйте! Кто и когда вам это мог сказать, если вы только что пришли в сознание... - Шульц недоуменно пожал плечами.
 - Девушка одна... с тяпкой... по имени Смерть...
 - Вы, как обычно, хохмите, Яков Моисеевич!.. Ха-ха! Оригинально - смерть с тяпкой! С косой, вы, наверное, хотели сказать?
 - Именно, с тяпкой, уважаемый Анатолий Иваныч... а когда придет с косой, то всякий разговор не будет тогда иметь никакого смысла.


(иллюстрация использована из интернета, автору ее выражается признательность)