Последним, кто пришел к ним в этот вечер был Павловский. Он был явно не в духе. Не раздеваясь уселся на койку, продавив своей тяжестью пружины почти до пола, и не без труда извлек из тесного кармана плаща бутылку сухого.
- Им уже хватит, - устало сказал он, неодобрительно оглядев прищуренным взором общество, восседавшее за столом. Он только что привел с объекта роту, всю дорогу топая пешком. Форма на нем была промокшей и потемневшей от дождя.
- Тебе что - холодно? Снял бы плащ.
- Слушай, Ваня, иди ты… тебе мешает мой плащ? Достань лучше пару чистых стаканов и садись рядом.
Павловский никогда не пьянел, и спиртное не могло повлиять на его исходное состояние - если он был весел, то и оставался весел, если мрачен, то и продолжал пребывать в мрачности. Сегодня он был мрачен. Застолье было организовано по случаю дня рождения Евдокимова, кроме того дата совпадала с началом последнего месяца их службы, так что в каком-то смысле это была и «отвальная» для узкого круга своих. Приказы на увольнение в запас скорее всего будут приходить в разные сроки для каждого, и вряд ли они соберутся еще раз все вместе.
- Жаль, что все это кончается. Не жаль? А мне жаль. - Павловский снова прищурился, и толстое, крепкое лицо в оспинках осталось совсем без глаз. Круглая голова стала похожа на смуглый, рябой колобок. - Забудем, было это с нами или нет. Оставим друг другу адреса и воспользуемся ими раз или два. Староческуль забудет после первой же рыбалки в Донце. Евдокимов швырнет шинель на порог своей квартиры, вытрет о нее ноги и все забудет. - последовательно тыча пальцем в каждого из сидящих за столом, он продолжал перечислять. - Кева все забудет, как только сядет в «дембельский» катер, предварительно нажравшись до посинения. А ты… во-во правильно, присаживайся… Ты-то будешь помнить, но писать все равно не станешь, потому что ты самый скользкий тип из нашей компании. Понял? Подставляй.
- Ну, а чего тебе все-таки жаль то?
- Да хрен его знает. - заглотив граненый стакан «Каберне», Павловский обдумывал продолжение своим мыслям. - Тарас Бульба взял сыновей и поскакал в сичь. Зачем? Потому что хотел привить им дух товарищества. Вот о чем мы забудем на гражданке! И Бульба понимал, что мужикам нельзя без товарищества. Не без дружбы, заметьте, а без товарищества.! - Павловского захлестнуло красноречие и он стал использовать профессиональные ораторские приемы. - Дружба это другое. Узы товарищества сильнее и бескорыстнее. Когда под ним развели огонь, и он закричал своим, чтоб поворачивали к Днестру, садились на шлюпы, да чтоб все шлюпы забирали, чтоб не было погони… - что ж. думаешь, там все его друзья были? Да он половину этих казаков не знал, как их звать- то. Хотя кликухи у всех были яркими, запоминающимися - Свердыгуб, Мосий Шило… Кстати, давай тебе тоже какую-нибудь кликуху дадим, такую, чтоб не забылась.
- А у меня есть - Жак. Так меня в институте звали.
- Почему Жак? Ты же Иван, больше подходит Жан.
- Так меня Серега Паперный назвал, наверное, из-за моей манеры все усложнять: Жак-простак. Сокращенно - Жак.
- Годится. О, смотри - Витек из-за стола встал, к нам идет. Выпивка там, наверное, кончилась
Но Староческуль, наоборот, подошел, чтоб позвать их к столу
- Кончай аперитивами баловаться. Пошли, там Кева такое мясо по-карски сварганил - пальчики оближешь. А семга моя просто сказка.
Страстный рыбак Староческуль купил лицензию на лов семги и во время своей недавней командировки , где-то под Мурманском, поймал на спининг рыбину килограмма на три. Засаливал по рецепту Крылова - «Лучшего прапорщика КСФ», как тот сам себя называл. Крылов заведовал вещевым складом у них в части. Пожилой человек, с брюшком, в рыжих веснушках, мягкий, рассудительный… Когда при инвентаризации санчасти выявили недостачу постельного белья и еще какого-то дерьма, Крылов из уважения к доктору, не ставя никаких условий, покрыл все из своих , ведомых только ему, запасов.
Но Павловский не спешил за стол. Допив остатки Каберне, которое он называл, нарочно делая пышное ударение на втором слоге, он капризно заставил приятеля взять табуретку, сесть рядом с ними и вспомнить, как состоялось их первое знакомство с доктором два года назад.
Этот эпизод Жак тоже хорошо помнил… Вскоре после его прибытия в Полярный, в санчасти появился растерянный молодой человек в плаще-болонье, невысокого роста, краснолицый и лопоухий, который после долгих сбивчивых извинений сообщил, что сюда его направил командир части Пасечник для временного проживания, что он тоже двухгодичник, будет служить замполитом роты. В пропахшую лекарствами аптеку приволокли еще одну койку; незнакомый пришелец потоптался, потоптался - и куда-то исчез, появившись только поздно вечером…
- Павловский ждал меня внизу на сопке. - Староческуль с удовольствием приступил к рассказу. - Когда нам в первый же день сказали, что о предоставлении жилплощади не может быть и речи и два года придется обходиться без семьи…Ну, думаем, попали! А мы с собой самогону домашнего привезли, з буряка. Расстелили газету на камушках…Он спрашивает: «Может, надо было доктора пригласить?». - Ты что? Решит еще, что алкаша к нему подселили…
- А я с горла пить не могу, - подхватил воспоминания Паловский. - Вот есть во мне такой недостаток физический, порок. А Витек так твоего вида серьезного напугался, что постеснялся стаканы попросить. Пришлось из мыльницы пить. Водка пластмассу растворила, какие-то частицы мерзкие плавают… Я спрашиваю: «Не опасно? Может, у врача твоего проконсультироваться? А, впрочем, теперь уж все равно». Меня-то, вообще тогда в роте поселили. Так и жили бы до сих пор в казарме, не решись Витек в ЦК написать.
…Шесть лет назад оба приятеля отслужили срочную. Демобилизовавшись, вернулись на родную шахту в Горловку, работали горными мастерами, обзавелись семьями… и вот как-то раз вызывают их в военкомат и предлагают окончить курсы политработников с последующим присвоением воинского звания «младший лейтенант». Соблазн сменить разряд запаса на офицерский велик, они соглашаются, тем более, что Староческуль к тому времени был комсоргом шахты и ему сам бог велел осваивать политическую науку. Пока все идет безобидно, но позапрошлой осенью ребят снова призывают в армию, теперь уже как офицеров, на два года. И все вроде бы по закону, не подкопаешься. Опять - прощай терриконы, в Горловке остались жены с детьми малыми…с жильем надули, Староческуль терепел, терпел и написал в ЦК.
Сейчас Староческуль вспоминал того «черного полковника» из политотдела флота, с которым пришлось беседовать в штабе, в Североморске.
- Было у него такое, как бы назвать…- Староческуль сделал вид, что задумался, улыбнулся и фирменным жестом аккуратно пригладил ладошкой челочку, направляя ее вбок. - Ну, слово -паразит, что ли… Вот, если сложить вместе два распространенных слова, второе из которых «мать», соединить их в одно и выкинуть из середины две буквы, то как раз оно и получится. «Как же это ты…и слово-паразит… в ЦК надумал обратиться? … слово-паразит - Пришел бы к нам сначала, в политотдел…слово-паразит. Разобрались бы… слово-паразит. А то сразу - бах, в ЦК! …слово-паразит - Ты бы еще в ООН написал!». Как будто забыл, что я до этого три раза в политотдел писал… Ну, ничего, сработало - в течение двух недель обеспечили товарища младшего лейтенанта жильем. Ну, пошли, пошли, а то водка выдохнется.
Павловский кряхтя поднялся с койки и , наконец, снял с себя промокший плащ.
За столом продолжили вспоминать, но не сообща, а каждый по очереди рассказывал что-то свое, а то, что снаружи лил дождь, и то, что их комнатка по сути была для них ничем иным, как временным приютом, пристанищем - делало застолье похожим на завязку сюжета в Воротах Расемон или в Кентерберийских рассказах. Оглядывая свое жилье, Жак подумал, что не только его собственные силы на исходе и поддерживаются лишь сознанием скорого освобождения, но и сама комната, исчерпав свое предназначенье и предчувствуя, что ее скоро покинут, перестала следить за собой и деградировала. Интересно, смог бы он еще год прожить здесь? Нет, конечно нет, это непредставимо.
Кауфман вспоминал, как на первом году службы, соблазнившись возможностью побывать дома, взялся сопровождать до Ленинграда группу дебелей СВМС. Учитывая печальный опыт прошлых лет, начальство решило в порядке эксперимента отправить их не по железной дороге, а самолетом. Сотня демобилизованных гвардейцев из стройбатов! Слуга покорный…Пока ждали самолет на военном аэродроме в Сафоново, все было ничего, но едва старенький «Ту -104» набрал высоту, как все хором кинулись переодеваться в морскую форму, заранее любовно приготовленную к ДМБ, задымили папиросами, дорвались до спиртного, переходили с места на место, вокруг мат-перемат… в общем, творилось что-то невообразимое. Казалось, самолет вот-вот развалится. Пытаться призвать к порядку, урезонить, было бесполезно, и Кева вместе с майором, который был старшим в этом «конвое», стиснули покрепче зубы, закрыли глаза и предоставили высшим силам возможность проявить свое милосердие. Никто из экипажа за весь рейс в салоне так и не появился, пребывая в счастливом неведении за закрытой дверью кабины. Будь у Кевы парашют, он не задумываясь бы выпрыгнул из взбесившегося самолета. У трапа в Пулково их встретил военный комендант аэропорта. Раздав своим подопечным солдатские книжки и деньги, до той поры находившиеся у него в портфеле, Кева поспешил в буфет отметить свое второе рождение.
- Может, споем? - предложил переполненный чувствами Евдокимов и, безбожно перевирая мотив, начал: «Напишу через час… после схватки. А теперь не могу - не проси…».
- «Эскадроны бегут… без оглядки». - Поручик Кауфман сидел в расстегнутом полевом френче, по-белогвардейски дымя папиросой, зажатой в углу рта. - «Унося…мертвецов…на рыси».
И все вместе - забористо, без крика, негромко: «Нас уже не хватает …в шеренгах по восемь. Только ветер да пули…вдогон» - а ведь с тем же азартом могли бы и что-нибудь буденовское затянуть, да, видать, это ближе…
- «И кресты вышивает…последняя осень…по истертому золоту… наших погон…» - и еще разок, налегая, как на весла, на «последнюю осень» - дождались!!
Тем временем вернулся, посланный на кухню, Манов и выложил на стол, спрятанную за пазухой спецака, буханку хлеба и пачку сахара из капюшона. Соблюдая субординацию, ушел к себе.
- Женя, а как твоя библиотекарша, которую ты всю зиму травил микстурами? Все обошлось? - спросил Староческуль у Евдокимова, одновременно следя за тем, правильно ли он наполняет стаканы.
- Хорошо докторам! - позавидовал Павловский. - Дадут какую-нибудь пилюлю хитрую, и никаких последствий страсти. А простой шахтер всю жизнь алименты выплачивай!
- Балда, я ей бронхиальную астму лечил. Ну, вот, из-за тебя водку пролил. Чтоб тебя расперло!
- Сам виноват. Руки-то трясутся, алкоголик в белом халате.
- Эх, Витя, не так часто мы здесь и пили. Другие на нашем месте просто спились бы.
- «Другие…» - передразнил Павловский. - А ты думаешь другие хуже тебя что ли?
Евдокимову нечем было крыть.
- Не знаю. Но если продолжать насчет «других», - все-таки продолжил Евдокимов, - то закон называется « О всеобщей воинской обязанности». О всеобщей! - подчеркну. Нас, призванных после института, я о своем выпуске говорю, не более десяти процентов от всего курса, а другие что? Вот и получается, пока я в этом дерьме сидел, кто-то в это время карьеру делал. И очень может быть, что я эти два года так и не наверстаю. Это очень характерно для нашей страны, где все всеобщее. И я уверен, случись сейчас война, воевать пошлют тоже не всех, а выборочно. А из кого выбирать будут, догадываешься?
- Я даже догадываюсь, кто будет выбирать, Женя, - неожиданно серьезно сказал Павловский, но тут же отбросил накатившую на миг серьезность. - Успеешь ты свою карьеру сделать, успеешь. Хорошо нашему брату - рубай себе уголек, и вся карьера. - Павловский решил взять виночерпие в свои руки. - Давай за нас! Хорошие мы ребята, что б про нас ни говорили. А ты, Жак, пропустить решил? Это на тебя не похоже.
- Не могу. Утром должен быть в форме.
- Чего так?
- Шамсик сосватал в Мурманск завтра прокатиться, старшим машины. Надо кому-то из начальства контейнер с мебелью на вокзал отвезти, да заодно в Росте пистолеты из оружейной мастерской забрать после ремонта - шесть «ТТ». Не в службу, а в дружбу упросил. Некого послать. Все на «Нерпу» откомандированы, сам знаешь.
- Знаю. Наши там цех дезактивации подлодок возводили, специально для этого в Москву ездили на учебу. Как Щитовую проедешь, направо посмотри - увидишь эллинг между сопок у залива. Впечатляет, вообще.
- Да я и сам не прочь развеяться. Никогда берегом до Мурманска не добирался, все по воде. Хоть на тундру летнюю погляжу. «ЗИЛ» , правда, старенький. Плестись придется, а это километров пятьсот в оба конца. Я на нем как-то раз до госпиталя ехал - резина лысая. передачи не включаются, спидометр не работает…Шамсутдинов умолял, если ВАИ остановит, техталон не отдавать ни в коем случае, иначе часть вовсе без грузовика останется.
- А, может, все-таки еще по рюмке?
- Не надо, Витя. Я себя знаю - переберу норму, и потом весь день болеть буду.
- А я тебе средство хорошее открою. Знаешь, что лучше всего от похмелья помогает? - Павловский навалился к нему всей своей мощной комплекцией. - С утра надо бабу трахнуть или сырого мяса поесть.