Местечко Дзыговка.
Как-то, усевшись, в бричке администратор «Вацлавы» Виктор Рогану и его сожительница Франя у выезда из усадьбы Вацлавы распорядились везти их в местечко Дзыговку-1.
В таком случае вместо обычного правого поворота, мне
следовало повернуть лошадей в противоположную сторону – влево, к соседнему селу Ветровка, а там полевой дорогой до местечка Дзыговка.
Неоднократно мне доводилось возить Рогану к его жандармскому другу – коменданту пикета в селе Бабчинцы проездом через село Ветровку, у развилки дорог с которой следовало свернуть влево к местечку, на дорожном указателе значилось: «Dzigovka – 10 km».
Мы въехали в сельскую улицу, по обеим сторонам которой чередовались обычные жилые и подсобные строения. Однако с левой стороны крыши строений были крыты жженной глиняной черепицей, от ее тяжести и давности они прогнулись, что свидетельствовало об обычных домах в древних еврейских местечках бывшей Подольской губернии.
Вдоль улицы тянулось ограждение колючей проволокой, идущее куда-то вглубь поселения. Дальнейшего пути я не знал, так как до этого никогда здесь не был. Лошади шли шагом, мимо сторонившихся прохожих, не обращавших на нас внимания. Молчаливо в ожидании прошло несколько минут, никакого распоряжения сидящих позади меня не последовало.
Они переговаривались о чем-то на незнакомом мне румынском языке.
Наконец, почувствовав толчок чьей-то руки, я оглянулся, вопросительно глядя на них.
– Я скажу коли треба буде повернути в сторону, а поки що прямуй цією вулицею – произнесла Франя.
Я понукнул лошадей, и они перешли на рысь, но вскоре пришлось их осадить, так как мне велели свернуть в узкую улицу с идущими навстречу нам людьми. Проехав по улице несколько десятков метров, мы очутились на базарной площади, где группами толпились крестьяне, здесь мы и остановились.
– Оту хату бачиш! – рукой показывала Франя на одну из ближайших хат, – туди нам треба…
Повернув в указанную сторону лошадей, мы остановились у хаты. Сойдя с брички, Рогану и его подруга направились к хате, на пороге которой появился мужчина, по лицу и одежде них можно было узнать еврея-ремесленника. После краткого обмена несколькими словами все они скрылись в хате.
Что далее там происходило, я не знаю, но мне казалось, что прошло много времени. Пора была поить лошадей, а для этого надо покинуть место стоянки, чего не спросись, я не мог самостоятельно предпринять.
Подойдя к хате с тем, чтобы в ней меня заметили и поняли, что возникла у меня какая-то надобность, но там меня или не заметили или вообще не обращали внимание.
В одном из окон хаты была выставленная какая-то одежда и возвышавшаяся над ней каракулевая шапка-папаха, впервые увиденная мной на головах шатавшимся по
Могилев-Подольский и его городскому рынку молдавских крестьян.
Соблазн надеть теплую шапку на свою голову, прикрытую тощей изношенной временем кепкой, был так велик, что я не заметил, когда из хаты вышла Франя, и, подойдя ближе, коснулась моего плеча от чего вздрогнув, оторвался от окна.
– Тобі щось потрібно?
– Пора коней поїти…
– Почекай, зараз спитаю,– и тут же скралась за дверьми.
– Можеш, але щоб не більше як через півгодини ти був на місці…
Расспросив у прохожих крестьян, где можно напоить лошадей, я вскоре нашел колодезь-журавель с деревянным для водопоя корытом, и стал бадьей черпать из колодца воду, выливая ее в корыто, у которого нетерпеливо топтались кони,а затем с жадностью стали утолять свою жажду.
Возвратился к месту стоянки своевременно, ибо вскоре из хаты в сопровождении
того мужчины вышли Рогану и его спутница. Перед тем, как усесться в бричку, Франя спросила у меня:
– Що ти там у вікні розглядав?
– Так, нічого, там якась одежа,– от неожиданного вопроса замялся я.
Франя перевела мой ответ Рогану, а он, очевидно, неудовлетворенный ним, подошел к окну и сразу же понял, что в нем привлекло мое внимание. Он резко повернулся, направляясь к бричке, но, оглянувшись на скрипнувшие двери и увидев в них знакомого мужчину, перекинулся с ним несколькими словами, при которых, слыша их разговор, Франя улыбнулась.
Натянув вожжи, я сдерживал топтавшихся лошадей, пока в бричку не усядутся Переговаривающиеся Рогану и Франя. Тем же путем мы вскоре возвратились а «Вацлаву».
Как позже со слов той же Франи мне стало известно, что Рогану и раньше побывал у местного узника гетто, где с семьей нашел приют его старший брат, изгнанный из Бессарабии мастер пошива мужских костюмов. У него Рогану заказал костюм-тройку, а из-за занятности запоздало приезжал на предварительную примерку.
Впечатление от посещения Дзыговки у меня осталось загадочным, так как за кратковременного пребывания там я не смог узнать всего того, что там происходит.
Итак, о существовании в Дзыговке гетто свидетельствовало одностороннее проволочное ограждение жилья евреев. Но есть свидетельства о том, что здесь еще был лагерь, в котором содержались интернированные из Бессарабии и Северной Буковины евреи.
У меня нет никаких доказательств, а только личные наблюдения очевидца о том, что в гетто Винничины в 1941-1944 годах, разделение местных и интернированных евреев не существовало.
Видимо, здесь по-разному интерпретируются сами названия места содержания еврейского населения, используя ту терминологию, которая образовалась стихийно, и ею пользовались все узники.
Местные евреи во время оккупации местом своего пребывания называли гетто. Интернированные же, ютившиеся там, где нашли такое место внутри гетто, называли своего местом пребывания лагерем, в других случаях концлагерем, что, по сути, и соответствовало условиям, в которых они очутились.
Намечаемое вторичное посещение Дзыговки сорвалось перед выездом из Вацлавы. Внезапно сюда приехал на своем выезде приятель Рогану – директор-администратор Моевского сахарного завода.
После короткого их разговора, усевшись рядом с гостем, Рогану бросил мне несколько - искаженных украинских слов, из которых следовало распрячь лошадей, а затем он с гостем отправился куда-то.
В такие дни, когда поездки не намечались или по какой-то другой причине отменялись, я переходил в непосредственное подчинение одного из распорядителей работ в конюшне, будь им ветеринар или зоотехник, которые поочередно менялись, заглядывая в каждый уголок, выискивая там надобность в рабочих руках.
Так что в такие дни мне предстояло провести не только в том месте,
куда меня определят, но и на харчах Иосифа Петровича, а ночь в холодном бараке.
Без поездок прошло несколько дней, в которые мы ежедневно отправлялись в поле за кормами или подстилкой для животных. В эти, как нам казалось, очень короткие часы мы из них выкраивали время понежиться в объятиях отдающего жизнью и свободой эспарцета или клевера, прислушиваясь к несущемуся с востока все усиливающемуся раскату артиллерийского грохота.
Получив очередную порцию надежды на близившееся освобождение, мы принимались за погрузку и доставку корма, за чем следили наши надзиратели, в свою очередь подконтрольные Репецкого.
В последнее время появился новый зоотехник, некий Мельник, вместо куда-то исчезнувшего Свистуна. Мы еще не успели по-настоящему разглядеть его и узнать, какую позицию он займет по отношению к нам: рабскую, или сочувствующую человеческую, но с первого взгляда нам казалось, что он мягче прежнего.
Наконец, мне было приказано запрячь лошадей и подъехать к складу, где кладовщик Рачек выдаст, а складской рабочий вынесет и поможет мне уложить под сидение брички «что-то». Этим «что-то» оказались два или три завернутые в мешковину узла, содержимого которых я не видел. Покончив с укладкой груза, я подъехал к проходной, где в ожидании беседовали Рогану и Франя.
Осведомившись, все ли исполнено, они уселись в бричку, распорядились везти их в Дзыговку. Тем же путем мы без каких-либо задержек приехали в Дзыговку, на ее базарную площадь, которая была безлюдна. Переговариваясь Рогану и Франя спешившись, пошли все к той же хате. Я же, не получив никого распоряжения как быть далее, не стал кормить лошадей.
Скрипнули отворяющиеся двери, и из хаты вышла Франя в сопровождении мужчины и подростка, в которых мне не представляло никакого труда узнать евреев. Они стали приближаться к бричке, а я, сообразив об их цели, откинул сидения, под которым лежали два узла «чего-то», а третий в подножье.
Как мне показалось, еще издалека приближавшейся к бричке мужчина смотрел в мою сторону. Как только он подошел ближе, я ощутил его упорный, пронизывающей меня взгляд, от которого застучало в моих висках, в груди заколотилось сердце, лицо горело, словно его облили кипятком, текущие капли стекали вниз, на шею…
Собравшись с силами, и не в состоянии вымолвить слова, я отвернулся. Очевидно, Франя заметила чрезмерное мое замешательство и волнение. Она указала мужчине и подростку на «что-то», велев им забирать его, что они молча исполнили, отправившись к хате.
Какое-то время я оцепеневшим сидел на «козлах» брички, раздумывая над происшедшим, не находя ответа. Мелькала догадка: узнал во мне одноплеменника, но сдержался, промолчал!? Не верилось! Но другого ничего не мог я заподозрить.
Из хаты вышел Рогану, а вслед ему, переговариваясь между собой, Франя и все тот же мужчина. Первый, не оглядываясь, шел к бричке и сразу уселся, его подруга, задержавшись в разговоре с мужчиной, держа в руках завернутую в белую ткань какую-то упаковку, поверх которой лежала небольшой черный сверток, ускоренным шагом поспешила к бричке, усевшись рядом со своим партнером.
– Поїхали! – прозвучало позади меня.
Потянув на себя вожжи и слегка ударяя ими по спинам лошадей, я развернул их в сторону нашего приезда, а, выехав из базарной площади на ту же огражденную проволокой улицу, ускорил движение рысью лошадей.
– Це тобі подарунок від пана адміністратора! – чем-то мягким толкала меня в спину Франя. Слегка повернувшись, я увидел, лежавшую рядом со мной на «козлах» каракулевую шапку.
Конечно, все это было настолько неожиданно, что я сразу не нашелся, и, запоздало, оглянувшись, произнес:
– Щиро дякую! – и, затолкав за пазуху подарок, осадил несколько разгорячившихся лошадей.
Из содержания приведенной внизу страницы сноски явствует, что по состоянию на 1939 год-2, т. е. за два с половиной довоенных года в местечке Дзыговке проживало 858 евреев.
Судя по тому, что происходило в начальный период войны, начиная с 22 июня по 19 июля-5- 1941-го, т. е. в течение одного месяца в населенных евреями пунктах Винничины, то Дзыговка не была каким-то исключением.
Не многим ее обитателям, спасаясь бегством, удалось своевременно до прихода сюда оккупантов и вслед идущих карательных отрядов бежать на восток страны. Первоначальное число узников Дзыговского гетто мне неизвестно, как неизвестно и число уцелевших и выживших в нем до освобождения их советскими войсками – 17-18 марта 1944-го
В той же сноске отмечается, что на 1 сентября 1943 года в существующем в Дзыговке лагере для евреев из Бессарабии и Буковины находилось 105 узников. Примерно около этого или даже в это же время с коротким перерывом мне дважды приходилось побывать на граничащей его части с базарной площадью.
Здесь проволочного ограждения не было.
И это не удивило меня, так как в других более крупных гетто, как например, в Могилев-Подольском и меньших, в которых мне приходилось бывать, на оккупированной немцами территории до их ликвидации в августе-октябре 1942-го Снитковском, Мурованно-Куриловецком, а также на территории т. н. Транснистрии, где хозяйничали румыны: в Лучинецком, Яругском, Ямпольском и не запомнившиеся мне названий местности, по которой носила меня бездна, также не все было окутано проволокой.
И не потому, что оккупанты более снисходительно относились к узникам этих страшных зон, в которых царил беспредел эсэсовцев и шуцманов, дополнявших их насильственными смертями и мученическими страданиями, беспощадным голодом, холодом, инфекционными болезнями и бесчисленными невзгодами, терзавших беспомощных, умирающих узников под заборами пустующих улиц гетто.
Колючая проволока в годы войны была военно-стратегическим снаряжением и дефицитом в армиях воюющих сторон. Проволоки постоянно недоставало для ограждений переднего края, растянувшегося на тысячи километров от северного Белого моря до Северного Кавказа непрерывно перемещающегося советско-германского фронта.
Нет возможности указать количество уцелевших узников этого лагеря за последние шесть с половиной месяцев существования в 1943-1944 гг., т.е. доживших до освобождения их советскими войсками 17-18 марта 1944-го.
Но такие сведения имеются в Мемориале Яд ва-Шем исключительно благодаря усилиям уцелевших узников, которые после освобождения в силу отсутствия гражданства СССР, вернулись в родные места, а затем иммигрировали на запад, где составили и передали эти сведения Мемориалу в Израиле.
Мы же – советские евреи, уцелевшие ко времени освобождения и концу войны огульно были отнесены к общему числу потерь гражданского населения СССР в ходе военных действий.
Нас лишили официального голоса утверждать, что потери еврейского гражданского населения страны объясняются не военными действиями воюющих сторон, а нацистским геноцидом из-за нашей национальной принадлежности.
На Базе данных Мемориала Яд Вашем имеются Свидетельские листы, содержащие в себе крупицы сведений о судьбе их родных и близких 169-ти довоенных жителях
местечка Дзыговка.
Какая-то часть из них были интернированные из Румынии, Бессарабии и Северной Буковины, гонимые и осевшие в гетто-лагере, евреи. Из указанного выше числа: 33 узника гетто, они были убиты, умерли от голода, холода и эпидемических болезней. 11 дзыгковчан, угнано в немецкое рабство – 2, расстреляно в индивидуальном порядке – 9.
58 – отцы, братья и родственники – солдаты, сержанты и офицеры советской армии, погибшие, пропавшие без вести на советско-германском фронте в 1941-1945 годах.
Остальные 67 уроженцев и жителей довоенных лет местечка Дзыговки в разное время поселились в других местах бывшего СССР и их судьбы в годы Холокоста и в книгах трилогии «Бездна» автором не рассматривались.
_____________
1. ДЗЫГОВКА, село в Ямпольском районе Винницкой области, Украина. С 1793 – в составе Российской империи. В XIX – начале XX вв. – местечко Ямпольского уезда Подольской губернии. В 1847 в Дзыговке проживало 1028 евреев,
в 1897 – 2187 (30,4%), в 1923 – 1651 (20,1%), в 1939 – 858 евреев. В 1889 году в Дзыговке имелось 4 синагоги.
В декабре 1917 года здесь произошел погром. К 1926 г. выходцами из Дзыговке были основаны 3 земледельческие поселения в Херсонском округе; коммуна «Фрайгайт» (120 чел.); колония «Арбет» (163 чел.), общество «Глахгайт»
(10 семей). В 1942-1944 в Дзыговке существовал лагерь для евреев из Бессарабии и Буковины.
На 1 сентября 1943-го в лагере находилось 105 евреев. В 1947 евреи Дзыговки обратились с ходатайством об открытии синагоги. Власти отклонили ходатайство ввиду того, что синагогу предполагалось открыть в жилом доме, расположенном в нескольких метрах от колхозного клуба. (Российская еврейская энциклопедия: http://www.rujen.ru/index.php).
2. Всесоюзная перепись населения СССР была проведена по состоянию на 17 января 1939 года.
3. 19 июля 1941 года немецкие и союзные им румынские войска форсировали в районах городов Винничины: Ямполя и Могилев-Подольского реку Днестр и, не встречая серьезного сопротивления, в считанные дни достигли реки Южный Буг, с ходу форсировав ее, устремились на восток. Так что Междуречье Винничины
было захвачено немецко-румынскими войсками в течение нескольких дней в двадцатых числах июля 1941-го, а месяц спустя – 19 августа 1941-го захваченная территория под новым названием Транснистрия была передана
под власть Румынии.