Муха

Марина Силина
        Жила-была муха, большая чёрная и страшная. Хоть и шубка у неё была мохнатая, с виду – богатая, на солнце блестит – переливается, и лапки она протирала до еды и после, только грязи на них меньше от этого не становилось.
    От дождя, который смог бы отмыть её, она всегда уворачивалась. Ела из одной чашки с собакой. Та поначалу недовольно в её сторону посматривала и ворчала, будто еды ей было мало. Пару раз так рявкнула, что муха в пыль с головой от неожиданности окунулась. Но была она не из пугливых: и в третий раз присела на краешек миски! Много ли ей надо? Подумаешь! 
    Но дождь испортил весь обед! Собака в будку бросилась, муха - куда глаза глядят, полетела.
    Приземлилась на железном карнизе огромного окна, глянула в стекло и шарахнулась: напротив её сидело настоящее чудовище. 
    - Ой –о!? До чего же страшная! А неуклюжая-то? Огромная! Крыльев нет! Чернёхонькая!? – удивилась муха и отвернулась, не понимая, что смотрела на собственное отражение.
    Собралась улететь от такой соседки, да, дождь пошёл с пузырями: погода нелётная. Тогда начала она прихорашиваться: вспомнила, что после еды лапки так и не протёрла! Только пыль, собранная ею до дождя, намокнув, в грязь превратилась. Муха этой грязью и вытерлась: голову потёрла, крылышки! Измазала себя всю, - стала ещё больше, ещё страшнее! 
    Дождь не прекращался, и муха, от нечего делать, снова повернулась к окну и чуть не поперхнулась от страха:
    - О-ой!? А это страшилище откуда!? А где та уродища? У них здесь что? Целая выставка таких чудовищ? -  муха, пытаясь отыскать ту, с прилипшими крыльями, пошла вдоль стекла.
    Но необыкновенно вкусный запах, доносившийся откуда-то изнутри, заставил её забыть о поисках странных существ, и она стала искать любую лазейку, чтобы попасть туда, где так вкусно пахнет!
    - Обыкновенная муха не догадалась бы это сделать, но я муха особенная! – приговаривала она, протискиваясь в провисшую после дождя марлю за окном.
   - Ого! Да, это мой любимый дом! – воскликнула муха. Она часто бывала здесь, вернее, по возможности пыталась прорваться сюда через двери, но кухарка, особа негостеприимная, завидев её, тряпкой прочь гнала! О-о-о!? Да, она успела ещё и ленту липкую всюду развесить: над плитой, над столом и даже у входа!? Какое нахальство неслыханное!? А на ленте этой мухиной сестры сколько собралось!? Жужжат, переговариваются между собой, а отклеиться не могут: крепкий клей, однако, люди придумали!
     Кухарка, занятая выпечкой, возилась у плиты и муху в этот раз не заметила.
    - Удачно я в этот раз попала! – рассуждала непрошеная гостья, принюхиваясь, присматриваясь по сторонам, потирая от радости лапки,  – Ох! Этот запах вкусный!
    Не раз пробовала она крошки этих булочек! Голова у мухи кругом от восторга пошла: забыла про липучки, про тряпку, про кухарку негостеприимную. Румяные булочки лежали на столе, к себе так и манили: подлетай – хватай любую, ешь, сколько хочешь!
    Муха рванула навстречу счастью, не разбирая дороги, и промахнулась: крылышком к липкой ленте прицепилась. Но не расстроилась, а, оказавшись рядом со своими дальними сородичами, – удивилась:
    - Ой!? Какие вы маленькие!? Вроде, как домашние?
 А те ей слабенько в ответ жужжат: «Ж-ж-ж-ж-ж».
    - Давно, видать, попались? – хмыкнула муха, - А я закалённая, в еду по уши влюблённая! Даже с собакой из одной чашки ем! Что о людях говорить!? Не собаки – не кусаются! – с этими словами муха сильно загудела, крыльями замахала и от липучки оторвалась!
     Кухарка песенку мурлычет, гостью не замечает, - над булочками хлопочет. А мухе нашей они и без песни нравятся. Присела на люстру, крылья расправила, лапкой лапку трёт. Да, что толку? Ещё больше грязь размазывает!
    Вот, кухарка и сироп сахарный развела,  булочки смазывать начала, песенку от удовольствия продолжает напевать: нарадоваться не может, как у неё всё славно и аппетитно получилось!
    Тут муха не выдержала - вертолётом прямо на булки спикировала! А они-то горячие! Как присела на них, как обожглась, как загудела от боли! Не помня себя, поднялась она вверх, - и давай по стенам метаться: в себя прийти не может!
    - Опять этот бомбовоз залетел!
    - Какой бомбовоз? Неужели она меня так называет!? Да, я же красивая! Я же мохнатенькая! -  пыталась муха образумить женщину, - Посмотри внимательно на меня!
     Летала - летала, но так устала, что присела на потолке отдохнуть – видит, а кухарка уже с полотенцем к ней бежит. « К столу, видать, зовёт! Про гостеприимство вспомнила? Наконец-то! Дошло, наверное!?» - поняла, по-своему, муха и к столу обрадованная полетела. Липучку эту с малышками её домашними аккуратненько облетела, и только присела на скатёрочку белую: шварк – рядом! 
    - Полотенце? Оно-то зачем? А-а! Так, это лапки помыть мне надо!? Точно! – осенило гостью непрошеную: - Как же это я за стол? С немытыми-то? – начала опять лапку лапкой обтирать.
    - Как же ты мне надоела, грязнуля! – услышала муха и только в воздух поднялась, возмущенная оскорблением, как в то место, где только что сидела, снова полотенце опустилось. Да, с такой силой и скоростью, что её воздушной волной в сторону отбросило. Поняла, что не шутят с ней кухарка, вспомнила её тряпку, испугалась и вылетела, как ошпаренная, на улицу.
    Далеко не полетела: не могла. Бухнулась тут же, во дворе, на цветущую яблоню, и не услышала даже, как кто-то пискнул рядом.
    Едва отдышалась, с трудом в себя пришла, - крылышками трясёт, лапками голову трёт.   
    - У-у-у-у!? – прогудела, отворачиваясь и задыхаясь, знакомая пчела, оказавшаяся рядом, - Где это ты снова была?
    - В человеческом доме! – похвасталась муха. - Булочки ела!
    - Что? – засмеялась пчела, - Да, от тебя, милая, не булочками пахнет! Даже благоухание цветка не в силах заглушить этот твой запах! Сколько уж раз я тебе, муха, говорила: мойся чаще!
    - Да-а-а! Ой-е-ёй-е-ой!? Так пахнет – так пахнет! Просто ужас какой! – с возмущением воскликнула бабочка – капустница, - Дышать невозможно! О-ох! Плохо мне! Помогите-е! – и с этими словами упала вниз.
    - Ну, надо же! Чистюли! А сами-то? По тем же местам летаете, - ухмыльнулась муха. – Вот и сейчас мы на яблоне! –  продолжала она с вызовом, обращаясь к пчеле, которая всё это время продолжала собирать пыльцу с яблоневого цвета. -  Чем я – не пчела? И большая, как ты! И мохнатая! Сейчас только лапки нектаром натру! – с этими словами муха ближе пододвинулась к только что раскрывшемуся цветку, который сразу весь будто сник.
    Рассмеялась пчела в ответ: «Да, натирай! Сколько угодно! На моих лапках нектар и пыльца цветочная, воду ими в улей приношу, а у тебя – грязь сплошная и микробы! А грязь никаким нектаром не затрёшь! Отмыть её для начала надо! Мы, пчёлы, на помойках не шаримся, в поисках нектара за километры от дома летим, потом назад возвращаемся! А где твой дом, муха? Где ночь застанет? Да, и летаешь ты на сто метров, не дальше! И, вообще, некогда мне с тобой разговаривать»  -  пчела, успевшая набрать полные ножки цветочной пыльцы, загудела, поднялась в воздух и скрылась из виду.
    Муха молчала: нечего было ответить. Водой мыться она, действительно, не любила. Вздохнув, посмотрела на свои лапки: были они в пыли, совсем не такие, как пчелиные, ярко-жёлтые и красивые.
    Стала муха на саму себя ворчать, чёрную грязь и пыль счищать. Но не тут-то было: тут и клей с липучки, и сироп кухаркин! Сколько ни тёрла она лапкой лапку, чище от этого они не становились. Собирать муха пыль умела, а вымыться ей и в голову не приходило! И дома у неё не было, и дорогу в несколько километров её крылья не выдержат. Живёт она себе, поживает во дворе: то на помойку слетает, то на крошку какую у собаки присядет.
    - Эх, жизнь, – вздохнула муха устало. – Почему меня не любят? – вырвалось у неё.
    - А за что тебя любить-то? Права пчела! Вон, какая ты невоспитанная и бесцеремонная! Как хлопнулась тут, чуть меня не придавила! Если бы придавила, тоже не заметила! – прозвенел голос комара в тени цветка.
    Это его чуть не придавила муха, улетая в испуге от кухарки. Всё это время он поправлял свой длинный носик. – Чем теперь я, по-твоему, пищу себе добывать буду!? Хоботок-то сломан! – продолжал он, чуть не плача.
    - Ну, прости меня,  - муха решила извиниться. У людей она однажды подслушала, что они после извинения добрее становятся, обиду им свою легче забыть тогда получается. – Вот у тебя лапки всегда чистые. И у людей сколько крови выпил!? Получается, ты им как родной уже должен стать!? – продолжала рассуждать муха, А они тебя всё равно не любят! – заключила она торжествующе! – И дома у тебя нет! А, если и залетишь когда к людям на ночлег, - тут муха хихикнула, -  так они тут же свет включают во всех комнатах и тебя с полотенцем ищут! Ха – ха –ха! -  не удержалась она от смеха. – Не любят и тебя они: вампиром зовут!
    - Ага! – тут же в тон поддакнул ей комар, - Ищут! А для тебя у них и вовсе специальное приспособление есть: мухобойкой называется! Ты тоже к людям в чашки с едой всё норовишь залететь, по столам неубранным пошариться, грязи ещё пособирать, - твоё любимое занятие! – комар на мгновение задумался, подходящее слово искал, чтоб пообиднее оно для Мухи было:
     – Неряха ты, муха! Вот кто! Лап своих никогда не моешь! Думаешь: одна летаешь? Не-е-ет! Не одна! Посмотри, сколько микробов на тебе! - от отвращения комара передёрнуло, и он отодвинулся от мухи дальше. Он ведь чудом остался жив: спасся от неё и от микробов тоже!
    - Эх, вы! Ссоритесь всё! – прогудела прилетевшая пчела. –  Нет, чтобы пользу приносить и радость! Нет же! Один кровь сосёт, другая всюду сеет гадость!
    Стыдно стало мухе: полетела воду искать, чтобы лапки отмыть. Надеется, что тогда люди полюбят её и будут к себе в дом пускать. Думаете, сможет она от грязи избавиться? Конечно, нет! Не знает муха о том, что грязь простой водой не смыть! А дети знают: мыло надо! С мылом любая грязь отстанет!

2014г.