В 2005 году я готовила к изданию альманах "Пушкин, время и мы". Калужский писатель Анатолий Демидов принёс для издания IX и X главы романа А.С. Пушкина "Евгений Онегин" (утерянные). Далее судить читателю. Т.Азарова.
ПОИСКИ И НАХОДКИ
Последняя восьмая глава «Евгения Онегина» была издана с предисловием о том, что А.С. Пушкин ради окончания романа выставил, «вместо девятого нумера, восьмой над последней главой» и пожертвовал одною из окончательных строф:
Пора: перо покоя просит;
Я девять песен написал;
На берег радостный выносит
Мою ладью девятый вал —
Хвала вам, девяти каменам…
П.А. Катенин, поэт и тонкий критик, заметил, что «сие исключение может быть и выгодное для читателей, вредит, однако ж, плану целого сочинения».
Сегодня предлагается читателю одна из последних глав (точно не могу сказать, девятая она или десятая) «Евгения Онегина», считавшаяся утерянной, но счастливо найденная в Санкт-Петербургском архиве профессором Университета Культуры Альшицем Д.Н. Подробные материалы об этой рукописи хранит у себя проживающий в городе Владимире его друг Кувин А.И.
Они высказали желание посетить 6 июня 2005 года праздник, посвященный А.С. Пушкину, побывать в Калуге и в Полотняном Заводе, рассказать нашим пушкинистам детали и подробности этого дела.
Заранее говорю, что калужане ждут этой встречи…...
Мне эта глава передана моим хорошим, хотя и недавним другом по народно-патриотическому движению Беловым Р.П., который сказал, что в настоящее время против России ведется не только экономическая и террористическая война, ведется война и против русского языка, созданного во многом стараниями и гением великого Пушкина.
В одной из своих книг «Околесица» я написал о Пушкине:
Мой критик, ну, куда Вы прете?
Кто есть поэт, кто не поэт?!
Без Пушкина Вы проживете
Безбедно, а Россия — нет.
Я не имею морального права держать всенародное достояние в забвении и предлагаю главу для публикации в посвященном поэту Пушкинском альманахе. Я предвижу, что внимательный читатель найдет в этом тексте много расхождений с общеизвестным вариантом. Возможно, будут споры. Что ж, пусть будут, не привыкать в России к спорам. Ведь были же они и продолжаются и по «Слову о полку Игореве», и по «Тихому Дону», а «Слово» живет и «Дон» остается «тихим». А в нынешних рыночных отношениях большую пользу извлечет тот издатель, кто первым начнет публикацию «Евгения Онегина» в более полном изложении автора.
С уважением к читателю и надеждой
на активизацию новых поисков,
заместитель председателя Калужского городского
пушкинского общества «Натали» Анатолий ДЕМИДОВ.
I
Ты прав, читатель, что ж, не скрою —
Виновен, замышлял обман:
Не досказать судьбу героя
И кое-как прервать роман.
Но не суди поэта строго —
Причин на это очень много,
И, если б в ряд их ставил ты,
Как раз бы кончил у Читы.
Продолжить я намерен все же;
Быть перед совестью в долгу,
Ей-Богу, дольше не смогу —
Жизнь — клад, но истина дороже;
Она мне цензор и указ…...
Итак, подвинем наш рассказ.
II
Владыка слабый и лукавый,
Плешивый щеголь, враг труда,
Нечаянно пригретый славой,
Над нами царствовал тогда.
Вскочив на трон отца капрала,
Он долго корчил либерала
И будто выполнить решил
Все, что Лагарп ему внушил.
Явил он действия отвагу:
В кругу интимнейших друзей
Свободомысленных князей
Чернил прожектами бумагу...…
Но почему-то из царя
Не получилось бунтаря.
III
Его мы очень смирным знали,
Когда не наши повара
Орла двуглавого щипали
У Бонапартова шатра.
Немало перьев эта птица
Лишилась возле Австерлица,
И еле спас ее узор
Тильзита тягостный позор.
А нам царя военный гений
Оставил в память той поры
Новинки воинской муштры
Да стон военных поселений.
Под этот стон и ляжешь в гроб,
Ты александровский холоп!
IV
Гроза двенадцатого года
Настала — кто тут нам помог?
Остервенение народа,
Барклай, зима или русский Бог?
Нет слов, могуча сила Божья
(Почти как сила бездорожья),
Зимой, и верно, выпал снег,
Барклай был опытный стратег...…
Но всех причин на первом месте
Народ наш честный прочно встал,
И он недаром зароптал,
Прочтя в победном манифесте,
Что царь, не сняв с него узду,
Лишь посулил от Бога мзду.
V
Но Бог помог — стал ропот ниже,
И скоро силою вещей
Мы очутилися в Париже,
А русский царь главой царей.
Всеевропейское дворянство
Пустилось в пляс, порок и пьянство…...
Наш царь скакал по городам,
Меняя лошадей и дам…...
Аристократ распетушился,
Как будто вовсе не был он
Низвержен, попран, оскорблен,
А так — невинности лишился —
Из крови встав, не стал умней,
А только сделался жирней.
VI
И чем жирнее, тем тяжеле.
О русский глупый наш народ,
Скажи, зачем ты в самом деле
Так долго носишь гнет господ?
Зачем в военную годину,
Уже держа в руках дубину,
Ее ты рано опустил?
Иль ты забыл, иль ты простил,
Что не француз и не татарин,
Не швед, не немец, не поляк,
А только он твой главный враг —
Рабовладелец, русский барин?
Иль на авось по старине
Ты понадеялся вполне?
VII
Авось, о Шиболет народный,
Тебе б я оду посвятил,
Но стихоплет великородный
Меня уже предупредил.
«Авось» теперь на службе трону:
Моря достались Албиону,
А что за вычетом морей,
Авось подляжет под царей,
Мечтать об этом так отрадно…...
Наш просвещенной новый царь
Всей суше будет господарь
И с ней управится изрядно,
А нынче всё и вкривь и вкось,
Но я надеюсь на авось!
VIII
Авось, аренды забывая,
Ханжа запрется в монастырь,
Авось по манью Николая
Семействам возвратит Сибирь
Тех, что в народе тайно славят,
Авось дороги нам исправят,
Авось Российская печать
О правде сможет не молчать...…
Авось поэт, служитель лиры,
Придворным сможет и не быть
И даже сможет не носить
Камер-лакейские мундиры...…
Но я отвлекся от времен,
Когда был свержен Напольон.
IX
Сей муж судьбы, сей странник бранный,
Пред кем унизились цари,
Сей всадник, папою венчанный,
Исчезнувший как свет зари,
Чинов британских сворой гадкой
Он схвачен был бульдожьей хваткой
И похоронен был живьем
На душном острове своем.
Измучен казнию покоя,
Он слушал моря грозный рев,
Подобно грохоту боев,
Ласкавший сердце боевое…...
Он там угас, на много лет
Оставив в мире яркий след.
X
Тряслися грозно Пиринеи —
Волкан Неаполя пылал,
Безрукий князь друзьям Мореи
Из Кишинева уж мигал,
И на самом Олимпе знати,
В спесивой Англинской палате,
Ударил смелый звук речей:
Поэт сразился за ткачей.
Царя имея в роли шефа,
Язвил крамолу Меттерних,
Но вопреки стараньям их,
Кинжал Лувеля, тень Бабефа
И гильотины светлый нож
Не блекнут в памяти вельмож.
XI
Я всех уйму с моим народом, —
Наш царь в конгрессе говорил
И усмирительным походом
Чуть руки в кровь не обагрил.
Союз монархов европейских
В своих надеждах полицейских,
Чуть где подошвы припечет,
На наше войско клал расчет.
Свободным мыслям нет преграды,
Как прежде, русские полки
На вид покорны и дики,
Исправно делают парады,
Но дух свобод исподтишка
Закрался в царские войска.
XII
Потешный полк Петра Титана,
Дружина старых усачей,
Предавших некогда тирана
Свирепой шайке палачей,
На ужас пытки ежедневной
Ты вдруг ответил вспышкой гневной,
И твой мучитель Шварц — сатрап
Бежал, как трус, как подлый раб.
Сам царь испуган был и взбешен:
— Ведь запоют, того смотри,
«Аллонс, енфантс де ла Патрие!».*
Весь полк бы должен быть повешен!
Но будет шум...… На первый раз —
Сибирь, шпицрутены, Кавказ.
XIII
Россия присмирела снова,
И пуще царь пошел кутить,
Но искра пламени иного
Уже издавна, может быть,
Все большим жаром разгоралась…...
Уж воедино собиралась
Семья борцов, богатырей,
Дерзнувших грянуть на царей.
Друзья, друзья...… сердечной кровью
Я каждый слог о них пишу
И музу трепетно прошу —
Где не талантом, там любовью
Стихи возвысить на предел,
Достойный их прекрасных дел.
XIV
У них свои бывали сходки,
Они за чашею вина,
Они за рюмкой русской водки
Судили труд Карамзина:
В журчаньи фраз его грацьозных
Топили шум волнений грозных,
Восстаний клекот боевой
И гул свободы вечевой...…
Немало было между ними
Героев минувшей войны —
Отчизны верные сыны —
Вот им достойнейшее имя,
Неувядаемый венец
Победой кованых сердец.
XV
Витийством резким знамениты,
Сбирались члены сей семьи
У беспокойного Никиты,
У осторожного Ильи.
Ярился Кюхля беспрестанно,
Каховский дулся как-то странно,
Одним желанием горя —
Своей рукой забить царя;
Пылал Рылеев ярче лавы —
Мой брат по песням, по борьбе,
А может быть, и по судьбе…...
Кто мне простит такие главы?
Рылеев! — века славный сын,
Борец, поэт и гражданин!
XVI
Друг Марса, Вакха и Венеры,
Тут Лунин дерзко предлагал
Свои решительные меры
И нерешительных пугал.
Читал свои сатиры Пушкин,
Меланхолический Якушкин,
Казалось, молча обнажал
Цареубийственный кинжал.
Одну Россию в мире зная,
Лаская в ней свой идеал,
Хромой Тургенев им внимал
И, плети рабства проклиная,
Предвидел в сей толпе дворян
Освободителей крестьян.
XVII
Так было над Невою льдистой,
Но там, где ранее весна
Блестит над Каменкой тенистой
И над холмами Тульчина,
Где Витгенштейновы дружины
Днепром подмытые равнины
И степи Буга облегли,
Дела иные уж пошли:
Там закипал серьезный кризис —
Уже для будущих боев
Солдат готовил Муравьев,
Читая им свой катехизис,
Там рать отважных набирал
Холоднокровный генерал;
XVIII
Там Пестель в стиле теоремы
Неотразимо развивал
Конституцьённые системы
И «Русской правдой» их назвал…...
Там острый вкус — перчинка юга —
Славян бунтарская задруга —
Всему кипенья придала…...
Там мысль упорная вела
К цареубийству подготовку,
Чтоб стаей пуганых скворцов
Вельмож рассыпать из дворцов,
Создать смятенья обстановку,
Чтоб развертеть восстанья меч…...
Чтоб искру пламенем зажечь!
XIX
В тот год, читатель, снова в ссылке,
Зарытый в псковские снега,
Метался, как сверчок в бутылке,
Опальный Пушкин — Ваш слуга.
Вдруг радость! Нет, вообразите!
С письмом от Пестеля к Никите
Ну кто б вы думали — гонец?
— Онегин! — Пушкин! — Наконец!