Едва я вернулся из Томска, как знакомые мужики заказали габаевскому малому предприятию партию микросхем из Германии на запчасти, и специальный принтер, который мог печатать рисунки дорожек печатных плат прямо на фольгированном гетинаксе – почти обычный с виду «Лазер-Джет 6П», но имевший дополнительные прорези в корпусе для прохождения сквозь него этих самых будущих печатных плат.
Нам дали листик с точной спецификацией и маркировкой необходимого оборудования и запчастей. Мы кинулись звонить знакомым в Германию – а у кого из нас их теперь там нет? Вскоре нашлись люди, которые разбирались в этом. Мы скинули им по факсу листик со спецификацией. Через день нам назвали сумму, которую мы через дочерний филиал одного из российских банков в Казахстане бегом перевели туда. Ещё через день по факсу пришла почтовая квитанция об отправке посылки, и мы стали ждать её прибытия в Казахстан...
Почтовое уведомление о том, что нам на юридический адрес организации пришла посылка, мы получили только где-то через полтора месяца с момента её отправки из Мюнхена! Как выяснится потом, филиал почтамта, расположенный возле железнодорожного вокзала Алма-Ата 2, получив эту посылку, и не подумал уведомить нас о том, что она получена! Вместо этого там принялись выяснять, входит ли наше малое предприятие в какой-то список участников экспортно-импортных операций. На это у почтовиков ушло почти пять недель.
«У меня для вас есть посылка, только я вам её не дам!» – почтовые служащие показали нам наш ящичек, дали все сопроводительные документы к нему, и велели ехать на таможню, чтобы оформить грузовые таможенные декларации на эту посылку.
Таможенное управление находилось тогда на месте нынешней финансовой полиции, на углу улиц Виноградова и Сейфуллина напротив ресторана «Жеруйык». Я приехал, выписал себе пропуск, прошёл, как сказали, в самый конец коридора по первому этажу, и попал в зал со стойкой, за которой сидела пара человек. Отстояв какую-то очередь, я попал к молоденькому мальчику, который, посмотрев мои бумаги, сказал, что у меня нет сертификатов на происхождение товара, которые нужно было получить в «нижнем» офисе компании «SGS», который был расположен на месте нынешнего алма-атинского Департамента таможенного контроля на углу Горького и Сейфуллина.
Я заполнил там все необходимые заявления, и мне велели прийти через неделю.
Когда я появился в «SGS» снова, его сотрудница наехала на меня на тему того, что не хватает ещё какой-то бумаги от немецкого филиала «SGS». Вечером того же дня мы позвонили в Мюнхен, и следующим вечером получили этот сертификат по факсу. Утром следующего дня я вновь прискакал в «SGS», предъявил сертификат, его подшили к делу и сказали прийти снова через десять дней.
Через десять дней мы приехали сначала к «нижнему» офису «SGS», но нас послали там в их «верхний» офис, располагавшийся по улице Хаджи Мукана. Приехали, снова показали все свои бумаги на посылку, и только тогда нам выписали, наконец, ещё какой-то сертификат, уже для нашей таможни.
На следующий день… Я снова прискакал на Сейфуллина-Виноградова. Мне сказали сначала оформить электронную копию декларации. Их оформление производилось сразу же за углом, в тесной полуподвальной комнатушке «Дома Демократии», и стоило каких-то весьма немалых денег наличными. Тётенька вдарила по кнопкам потёртого 286-го компьютера, монитор которого был закрыт сетчатой рамочкой с проводком к батарее отопления, заполнила какие-то графы в простенькой программке, сляпанной на основе MS-DOS, и дала мне распечатанные экземпляры будущих ГТД.
Мальчик за стойкой сказал, куда и сколько денег нам нужно заплатить. Побежали в банк, оформили безналичный платёж и принесли ему квитанцию. Нам снова было велено прийти через неделю.
Через неделю вдруг оказалось, что мы со своей посылкой пошли не туда, куда надо. За стойкой располагались сотрудники «Автогрузовой» таможни, а нам нужно было заплатить деньги в отдел международных почтовых отправлений только что созданной городской таможни. Денежная сумма, переведённая нами через банк таможенникам, была весьма не маленькой, и ещё одну такую сумму мы бы уже не нашли. Поэтому пришлось писать письмо на имя начальника этой «Автогрузовой» таможни, чтобы изначально уплаченную туда сумму денег нам вернули обратно через банк. Дня три ждали ответа на своё письмо, затем ещё примерно неделю ждали обратного поступления денег.
Едва мы увидели, что денюжку нам вернули, как я снова понёсся в знакомое здание на Сейфуллина-Виноградова. Отдел МПО находился аж на четвёртом этаже здания, и туда приходилось выписывать каждый раз какой-то особый пропуск, что занимало почти час времени. Офицерам, их выписывавшим, к концу этой эпопеи даже стало меня жалко. Я пришёл в этот отдел и попросил банковские реквизиты для перечисления им денег. Но мне их сначала не дали – вновь образованная структура ещё не имела своего налогового номера РНН, без которого ни один банк у нас бы платёж не принял.
Наконец-то через неделю городская таможня получила свой номер РНН, открыла себе счёт в банке, и мальчик из отдела МПО дал нам новые платёжные реквизиты. При этом он зачеркнул часть записей в экземплярах моей грузовой таможенной декларации и от руки вписал там другие записи. Мы заплатили деньги на их расчётный счёт и стали ждать, когда они им поступят. Ждали больше двух недель! Я каждый рабочий день шёл из дому (благо, недалеко) в эту таможню, как на работу. Выписывал пропуск и поднимался на четвёртый этаж, чтобы очередной раз убедиться – два МПО-шных мальчика по-прежнему в своих банковских распечатках моих денег не видят.
Я заколебал их быстрее, чем они меня. В какой-то день мальчонка, который был не сам начальник отдела МПО, а его другой сотрудник, ковыляя по душному коридору в свой кабинет с бутылкой минералки в руках, вдруг сорвался на меня, что я им тут уже всем надоел! Я в ответ наорал на мальчонку, что сейчас пойду и напишу на него заявление в прокуратуру и финпол – платёж считается проведённым с момента его внесения в банк мною, а не получения этого платежа им. И на следующее утро наши деньги вдруг нашлись!
Мальчонки МПО, скрипя зубками, поставили нам на всех экземплярах нашей ГТД свои печати, два экземпляра оставили себе, а два вернули нам – один наш и ещё один для почтовиков. Мы помчались к вокзалу Алма-Ата 2.
Таможенный мальчик, сидевший в здании привокзального почтамтского филиала, посмотрел на наши декларации и сказал, что груз нам выдавать не будет, потому что наши декларации с исправлениями в них – недействительны. Ему я совершенно спокойно сказал, чтобы он сейчас же позвонил начальнику МПО, который подтвердит свои исправления, или я с этими экземплярами ГТД иду прямиком в прокуратуру.
Позвонил таки. Подтвердили. Скорчив жуткий кисляк, он наконец-то достал откуда-то со стеллажей коробку с принтером и микросхемами, и вынес её нам. Но коробушка пролежала там с середины марта по середину июня, и нас заставили сделать доплату за её хранение там в течение девяносто четырёх дней...
Обо всём этом я взял, да и написал в газету «Караван». Письмо через неделю напечатали, обрезав, правда, многое, касавшееся таможенников, но оставили нетронутым всё, касавшееся «SGS»! Вскоре этот «Эс-Жэ-Эс», как обязательный атрибут растаможки был отменён, а ещё чуть позже я случайно узнал, что моё, даже сильно обрезанное, письмо не пропало даром: почти половина сотрудников новообразованной городской таможни была уволена...