Судьба Иоганна - часть 10

Наталья Соловьева 2
Глава 22

Вскоре мы заняли Брянск, развили наступление на Орел и на Белгород. 30-го сентября, был отдан приказ о наступлении на Москву. Мне первый раз довелось побывать в бою, столкнуться с русскими солдатами.
Наши войска пытались захватить очередной населенный пункт. Первой обстрел провела артиллерия, а затем нас вместе с танковым подразделением бросили в атаку. Я бежал, изо всех сил стараясь преодолеть свой страх. Русские отстреливались из окопов, стреляли из пушек, обороняясь весьма отчаянно, так, что первый раз мы вынуждены были отступить и отойти на исходные позиции. После русские попытались перейти в контратаку и перехватить инициативу в свои руки и уже мы пытались удержать свои позиции. Красноармейцы неслись на наши окопы с криками «Ура» и схватка грозила перейти врукопашную. Какое-то мгновение я просто оцепенел, а внутри все похолодело. Я долго не мог решиться открыть огонь. Сидящий рядом со мной офицер, заметив это, орал на меня, что есть силы.
- Стреляй! Чего ждешь?
- Не могу.
- Стреляй, тебе говорят! Или я тебя сейчас самого пристрелю!!!
Один из солдат бежал со штыком прямо на меня! Только в этот момент, скорее со страху, я нажал на курок и выстрелил…
После я еще долго не мог прийти в себя, меня трясло, била кондрашка, от вида трупов тошнило и вырвало прямо в окопе. Кровь стучала висках, и казалось, что голову сжали железными тисками. Как не сошел с ума – не знаю. Еще долго я не мог ко всему привыкнуть. Лишь спустя месяц хоть как-то научился воспринимать то, что происходило.

В казарму зашел оберлейтенат, построил нас и спросил:

- Кто из вас знает русский язык? В штабе срочно нужен переводчик.
В воздухе повисло молчание, меня подтолкнули в спину.

- Я переводчик.
- Почему молчите? Следуйте немедленно за мной!
Оглядев своих товарищей, я вышел за офицером. Меня доставили в штаб.

- Господин оберстлейтенант, унтер-офицер Локе по вашему приказанию доставлен. – Доложил подполковнику оберлейтенант.
- Русским владеете хорошо?
- Так точно!- ответил я подполковнику.
- Сейчас вам приведут русского пленного, вы должны будете его допросить. Вам ясно?
- Так точно господин оберстлейтенант.
- Оберлейтенант, приведите пленного.

В помещение привели пленного капитана, лет тридцати-пяти, сорока.
- Скажите ему, что он может сесть.
- Вы можете садиться, – сказал я пленному.
Тот посмотрел на меня с недоумением.
- Пожалуйста, садитесь, – снова повторил я ему.
- Предложите ему сигареты, – предложил подполковник. 

Я перевел слова.
- Передай господину оберстлейтенанту, что не нужны мне его сигареты.-
Ответил капитан.
- Он отказывается господин подполковник.
- Ну что ж, пусть как хочет. Спросите, как его зовут, имя фамилия, звание, номер воинской части.               
- фамилия? Имя? Звание? Номер воинской части?
- Капитан Игорь Романцев. Больше я вам ничего не скажу! Ничего вы от меня не добьетесь, сволочи, твари поганые.
- Его зовут Игорь, фамилия Романцев, капитан Красной Армии. Больше он говорить отказывается.
- Переведите, что в таком случае его расстреляют.
- Мне очень жаль, но в таком случае вас расстреляют.
- Я все равно ничего не скажу.
- Он сказал, что все равно ничего не скажет.
- Уведите! – приказал оберстлейтенант.

Через некоторое время пленного доставили снова. На этот раз он выглядел удручающе и был изрядно избит.

- Так вы будете говорить?

Но капитан только сплюнул.

- Пошли вы!
- Он отказывается… - сказал я.
- Это его последнее слово? Пусть хорошенько подумает.
- Это ваше последнее слово? Вы хорошо подумали? – перевел я.
- Да.
- Он сказал «да» - это его последнее слово.
- Расстреляйте его.(Адъютанту) Шульц! Вы слышали?
- Да, господин оберстлейтенант! Вильгельм!!!
- Локе, вы можете быть свободны….
- Так точно! – я поспешил выйти.

Через некоторое время за мной снова пришли и велели явиться в комендатуру.
- У меня приказ закрепить вас за комендатурой, - сообщил майор - работы очень много, а переводчиков не хватает. Ни документы не успеваем переводить ни пленных допрашивать… Да! Вас можно поздравить!
- С чем поздравить?
- С очередным званием! С этого момента - вы фельдфебель! Приказ о вашем назначении подписан, приступайте к выполнению обязанностей.
- Прямо сейчас?
- Что за глупый вопрос?!
- Слушаюсь г-н майор!
Мне указали на стол.
- Располагайтесь! Это ваше рабочее место.
- Благодарю господин майор.
- Сейчас вам дадут работу. Адъютант! Несите бумаги…

Адъютант принес папки и несколько советских газет.
- Вот! Хочу знать, о чем пишет советская пресса.
- Ого! Мне самому интересно! Хорошо!
- И о чем пишет большевистская пропаганда?
-  Сейчас посмотрим… О! Здесь много чего! Даже выписка из дневника немецкого солдата. Пишут, что наши войска несут большие потери…
- Это у большевиков большие потери! Брянск мы скоро возьмем! Что еще?
- Zusammenfassung von sowjetischen des Informab;ros…(Сводки от советского инфомбюро…)
-  Хорошо! Пока отложите прессу…займитесь бумагами, что в папке.
- Слушаюсь!

В штабе я проработал около месяца и даже немного прибалдел! Хотя работы и хватало, но работа была не пыльная! Все, что от меня требовалось – это сиди и занимайся бумажками. Разве, что иногда приходилось допрашивать пленных в качестве переводчика. Но так продолжалось не долго.
В тот день, отложив работу, я вышел на улицу, чтобы перекурить и немного отдохнуть, глотнув свежего воздуха. Вдруг откуда ни возьмись, послышался гул советских легких бомбардировщиков, и возникла всеобщая паника. Солдаты стали разбегаться кто куда лишь бы подальше от склада с боеприпасами и комендатуры. Я тоже рванул со всех ног. Послышались взрывы, меня резко подбросило в воздух, потом потемнело в глазах и больше я ничего не помню.
Очнулся от боли, перед глазами все расплывалось. Я увидел перед собой разрушенную комендатуру, рядом лежали убитые, вокруг бегали санитары,… и тишина! Собрав силы, попытался закричать, но не услышал собственного голоса. Попытался пошевелиться, но левая рука висела как плеть!
Наконец, заметив меня, ко мне подбежали два санитара, оказали мне помощь, положили на носилки и эвакуировали в госпиталь.
Оказалось, что у меня контузия средней степени, сотрясение головного мозга и перелом левого предплечья. Как остался жив – не знаю! В госпитале пролежал три недели, после снова вернулся в часть. К тому времени, было, начало ноября и уже изрядно похолодало.

В ноябре наша дивизия потерпела сокрушительное поражение под Наро-фоминском. Мы потеряли едва ли не половину своего состава. Вскоре 19 декабря Красная Армия перешла в наступление, наши части вынуждены были отступать. Немецкое командование проиграло битву за Москву, и немецкие войска были отброшены на 100-200 километров.
Сами же мы едва не попали в окружение и вынуждены были выбираться из котла.
Зима выдалась жутко холодной! Уже в начале ноября стояли морозы под двадцать градусов, иногда все это сопровождалось еще и резким порывистым ветром.
Чтобы выбраться из грозящего нам окружения, нам часто приходилось вести разведку, мало того лежать на холоде абсолютно неподвижно долгое время. Во временной казарме тоже не всегда было тепло, и температура была довольно низкой. Согреться можно было только у небольшой железной печки или кипятком. Даже высушить одежду и обувь мы не всегда успевали. Питание было скудным, хорошо, если нам доставались хоть какие-то консервы. Часть складов были просто уничтожены или захвачены  русскими и не всегда мы успевали все вывезти при отступлении. Большой проблемой был туалет, иногда высидеть на морозе было просто не возможно. Поскольку ели, что попало, то и расстройства желудка или расстройства стула случались не редко.

Вечером, придя с очередного задания, я почувствовал недомогание резкую слабость и озноб, поднялась температура, и появился резкий сухой кашель. До этого была небольшая простуда, но состояние мое вдруг значительно ухудшилось. Ко мне вызвали Фельдфебеля медицинской службы, и он поставил диагноз – воспаление легких. Утром меня эвакуировали в госпиталь, не прошло и месяца, как я снова попал на больничную койку.
Никогда еще так тяжело я не болел! Новый Год мне тоже пришлось встречать в госпитале.

Писать писем я не любил, да и о чем писать? Об ужасах, которые приходилось мне видеть? Обо всех тяготах и лишениях? Мне не хотелось расстраивать маму. Но все же писать иногда, было необходимо, хотя бы только по тому, чтобы сказать, что я жив.
С тревогой на сердце мать читала письмо сына с фронта и с нетерпением ждала хоть какого-то известия…
После выписки я подал рапорт на отпуск, но меня не отпустили, сославшись на тяжелое положение после поражения под Москвой.

Глава 23

Был конец февраля или начало марта. Однажды крутя ручку приемника, пытаясь его настроить, я вдруг услышал русскую песню, которая прямо изливалась, поражая своей мелодичностью и просто запала мне в душу – это была «Землянка»…

Вьется в тесной печурке огонь,
На поленья смола как слеза…
И поет мне в землянке гармонь,
Про улыбку твою и глаза…

Я внимательно вслушивался, буквально в каждое слово, пытаясь хоть что-то запомнить! Позже мне повезло, и я случайно нашел слова в газете «Комсомольская правда», у женщины, Ольги, о которой вам расскажу далее…

Собравшись на задание, мы переоделись в форму красноармейцев.
- Ну вот! Совсем как большевики! – посмеялся Вилли.
- Ханс, тот больше всех похож, не отличишь, – добавил Пауль.
- Удачи вам ребята! – напутствовал нас командир взвода Иоханн Вейсман и мы отправились за «языком».

Группа немцев переодетая в трофейную одежду проникли в тыл советской части, остановившись, мы укрылись за посадками.
- Так кучами все и ходят. Что будем делать? – спросил Карл. - Всем нельзя, слишком опасно. Какие будут соображения?               
- Сейчас темно, смешаемся с общей массой, может быть, не заметят? –
Сказал я.               
- Идея! Думаешь, сработает? Давай, только осторожно. Вы идете втроем, мы за вами, в случае чего вас страхуем.
- Держатся всем вместе. Рот открывать буду я, остальным молчать. Все ясно? Наша задача попытаться взять «языка». Ханс, прикинешься раненым, мы идем в госпиталь.

Смешавшись в темноте с общей массой, мы брели по населенному пункту.
- Стой! Кто такие? Куда направляемся бойцы? - услышал я оклик капитана.
- Разрешите доложить, старший лейтенант Игорь Плотников, идем в госпиталь. Тут рядовой Петренко ногу подвернул, поскользнулся неудачно.
- Ваши документы? 
- Какие документы? Твою мать! Не видишь человеку плохо? Я же сказал  в госпиталь надо! Ты что, каждого будешь проверять?! Ох…ли  что ли все бл…ь в самом деле?! – вход пошла самая отборная порция русского мата, который я только знал!
- Ладно, хрен с вами. Некогда мне, катитесь быстрей отсюда, что б я вас не видел к чертовой матери. Госпиталь там – он указал направление.

Неужели пронесло! У меня едва душа не ушла в пятки!

- Ты нас лучше проводи немного, отсюда не видно, точнее покажи, а то тут домов много я заблужусь. Темно же!
- Ступайте за мной, сейчас покажу. Надоели вы мне!

Пройдя с два десятка шагов, мы оказались за углом здания.
- Вон там, за тем домом. Понял? Ты еще направо сверни, первое здание.
- Хорошо, теперь понял, найдем…

Тут же сзади Пауль ударил офицера по голове, мы заткнули ему рот кляпом и были таковы. По пути нас заметили, открыли стрельбу, но мы успели уйти. В часть вернулись с добычей, и все прошло удачно.

- Где это я? Что происходит?
- Вы в плену, – отвечал я спокойно на русском.
- А-а-а гадина! Сволочи! Не раскусил я вас. Ты, гаденыш, откуда русский знаешь? Русский что ли?
- Нет, я немец. Хотя русские корни у меня есть. Сейчас вы будете отвечать на наши вопросы. Как вас зовут?
- Пошли вы! Ничего я вам не скажу. Сдохните вы все твари, всех вас перебьем рано или поздно! Слышишь?! Всех! Не видать вам Москвы как своих ушей. Во-о-о! Видали?! – он показал нам фигу, после чего его стошнило, и он наблевал прямо на пол.
- Вот, я же говорил аккуратней! Кажется у него сотрясение. Только блевотины нам здесь еще не хватало! – высказал я. - Этот вряд ли что-нибудь скажет, знаю я таких.
- Ничего, в штабе ему язык развяжут, – сказал Пауль. – Надо доложить командиру, что пришел в себя.

Вскоре нас вновь отправили на задание, в небольшое соседнее поселение километрах в трех от части, и нам надо было узнать, есть ли там русские. Это было в последние дни февраля. Шли мы всего минут сорок, около часа. Сперва все было спокойно, но потом погода стала портиться, и поднялся сильный ветер. Вскоре показались избы, и мы осторожно зашли в один из дворов. Постучавшись, обнаружили в доме пожилую женщину с двумя детьми.
- Вы кто?
- Русские есть в селе? – спросил я
- Нет никого. Здесь всего десять домов.
На всякий случай мы решили проверить еще в соседнем доме - пошел я.
Дверь открыла девушка, а я накинулся на нее сзади и закрыл рот руками.

- Тихо! Ты одна?
Она моргнула глазами. - Ты кто? – спросила испугано.
- Не бойся. Русские в селении есть?
- Нет никого. А ты кто такой? Откуда?
Я снял капюшон.               
- Ай! А-а-а! Ты, что немец! А-а-а!
- Тише! Чего кричишь? Не трону я тебя!
- У меня ребенок, – она заплакала.
- Да не плачь ты! Сказал, не трону! Точно одна?
- Одна.

Зайдя в хату, я обшарил все комнаты, в одной из них спал ребенок, заглянул в погреб. Убедившись, что все чисто я вернулся к товарищам и доложил об этом. Мы все распределились по домам, а я вернулся к девушке. К тому времени погода окончательно испортилась и разыгралась метель, такая, что ничего не было видно. Я стряхнул с себя снег.

- Хозяйка! Я здесь останусь на ночь! Замерз я. Дай мне поесть, хоть чего-нибудь и одежду высушить. Тебя как зовут?
- Оксана.
- Меня Ханс-Иоханн. Будем знакомы. 
Сняв с себя одежду, я положил ее сушиться на печке и подвинулся ближе к огню, пытаясь согреть озябшие руки.
               
- Вот, что Оксана, дай мне поесть. Я останусь здесь на ночь, а утром уйду. Поняла?         

Она принесла немного хлеба, картошки жаренной, с салом и огурцов, мы сели за стол.

- Извини, больше у меня ничего нет, мне даже ребенка кормить нечем.
- Хорошо, это тоже пойдет. Спасибо!

Я внимательно рассматривал хозяйку при свете тусклой керосиновой лампы – темноволосая, кареглазая, круглолицая, вполне миловидная.
- Ты замужем?               
- Да.
- А муж твой где?
- Нет его. Погиб, недавно повестка пришла. Одна я теперь с ребенком осталась. Это вы его убили! Вы! – на глаза ее навернулись слезы. Что тебе от меня надо? Гады! Может, меня тоже убьешь? – она накинулась на меня с кулаками, начала беспорядочно колотить, с ней случилась истерика.
Сначала я оторопел, но потом взял себя в руки и крепко прижал ее к себе, пытаясь успокоить.
               
- Посмотри на меня. Я тоже солдат. Завтра ваши солдаты убьют меня. Ты понимаешь? Убьют! Это тебя утешит? Утешит? Сколько мне жить? День? Два? Неделю? Я не знаю…

Я снова прижал ее к себе, погладил по волосам и обнял. Вдруг совершенно случайно между нами пробежала какая-то искра, и возникло желание. Она не ударила меня по лицу, не оттолкнула, даже совсем не сопротивлялась моим поцелуям, у нее словно не было сил, и она не пыталась бороться. Насколько мог, я пытался с ней обходиться, как можно мягче, ласковей и нежней, старался делать все не спеша. Я очень долго не был с женщиной и не получал ни капельки тепла, того, что хоть немного могло бы меня отогреть в эту зимнюю стужу. Эта связь была совершенно случайной, но я был несказанно за нее благодарен. Наконец-то закутавшись одеялом в мягкой постели, я быстро уснул, но немного погодя снова проснулся.

- Ты что плачешь? Что-то не так? – спросил я ее.
- Нет, – ответила Оксана.
- Тогда почему?
- Ты завтра уйдешь…
- Да…
- Забудешь все.
- Нет, не забуду, если ваши большевики меня не убьют. Может, недолго мне жить осталось.
- У тебя, наверное, жена там, в Германии есть, или девушка.
- Нет у меня жены. Только мама, сестра и дочка.
- Дочка? А жена? Ты что развелся? Или бросила она тебя что ли?
- Нет. Она умерла…
- Умерла?
- Да,… так случилось. Я тоже остался один….

Когда проснулся утром, открыл глаза, то увидел Оксану, стоящую надо мной с поленом в руках.

- Ты что, с ума сошла? Хочешь меня убить? Убей! Мне все равно! Давай! Не жалко?
- Нет. Мне тебя не жалко… не жалко!!!
- А мне тебя жаль… и ребенка… Ты о ребенке подумала?
Я из разведки, я не один! Если я не вернусь - остальные знают, где я.
Могут убить тебя и ребенка!

Она опустила руки и заплакала, по щекам ее потекли слезы. Через некоторое время женщина все же пришла в себя.

- Ты уйдешь и больше не вернешься. А мне что делать?
- Ты знаешь, что я не могу остаться. Зачем я тебе нужен?
- Ханс, сдайся в плен, хоть живой останешься.
- В плен? А потом меня в Сибирь? Если сразу НКВД не расстреляют. Нет, не пара я тебе Оксана…
- А если у меня ребенок будет, после того, что у нас было?
- Это хорошо. Только я об этом уже не узнаю. Если так случится - значит так Богу угодно. Не все людей убивать, должен же я, хоть что-нибудь хорошее сделать? Одним «Иваном» больше будет. Пусть растет. Только не говори, кто его отец, не надо. Скажи что погиб - это и так, скорее всего, будет правда. Мужа твоего как звали?
- Сергей.
- Вот и скажи, что это его отец. Погиб на войне, Родину защищал, а про меня не говори. Помочь тебе, чем-нибудь? Давай дров принесу, воды из колодца.
Когда я зашел, то увидел ребенка, лет пяти, который уже проснулся и сидел за столом. Мальчик посмотрел на меня настороженно и несколько удивленно.
- Ты кто? Ты мой папа?
- Нет сынок, это дядя, он просто зашел ненадолго, скоро уйдет. – сказала мама.
- А папа где?
- На войне твой папа.
- Немцев, фашистов бьет?
- Немцев бьет.
- А когда немцев побьет, вернется?
- Не знаю сынок. Не знаю… - Оксана вдруг несколько побледнела, взглянув на меня.
- А ты дядя кто? Тебя как зовут?
- Я дядя Ханс. А тебя как зовут?
- Саша.
- Александр значит? Будем знакомы! Дружить со мной будешь?
- Дружить? С тобой? А ты хороший?
- Не знаю, а ты как думаешь? Ты немцев, когда-нибудь, видел? Тогда смотри. Вот он я. Что? Злой и страшный?

Мальчик посмотрел на меня, широко открыв глаза, не то испуганно, не то удивленно. Я решил пошутить и скорчил смешную рожу.
- Нет, ты смешной
- Я смешной?
- Я тебя не боюсь.
- Не боишься? Правильно. Не надо меня бояться. Настоящий мужчина никого не должен бояться.
- Мой папа тоже тебя не боится. Он придет и тебя убьет!
- Ого! Ну, это мы еще посмотрим. Меня сначала найти и поймать надо. Я хитрый и быстро бегаю, так что, это будет не просто.
- А он тебя все равно догонит.
- А я все равно убегу!
- Саша! Хватит, не балуйся! Пей молоко, кому говорят?!
- Не хочу! Оно кипяченое, там пенка.
- Я тоже его не люблю, но надо. Так не вырастешь, и драться со мной не сможешь. Ты меня не победишь. Смотри. А ты так можешь?  Я тебе кое-что покажу.
- Не врешь?
- Честное слово! Пей!

Саша залпом выпил молоко.
- Оу! Зер гут! Молодец!
- Саша! Ты меня не слушаешь, а тут, какого-то Ганса послушал! Вот пусть он тебя и воспитывает!
- Надо же, как мама твоя разозлилась! Интересно?
- А ты не лезь! Своего ребенка воспитывай!
- Да что ты? Молчи женщина! Я обещал тебе что-то показать, значит покажу, – сказал парню. - Я не обманываю. - Вот – смотри!
- Это что, пистолет?
- Пистолет.
- Настоящий? Немецкий?
- Конечно настоящий, «Вальтер». Что, тяжелый?
- А почему не стреляет?
- Он не заряжен. А тебе еще надо чтобы стрелял? Это тебе не игрушка кляйне кинд! Вот патроны, видишь? Они вставляются, вот сюда… А это предохранитель, если на него поставить, он тоже не стреляет.

Мальчишка смотрел с любопытством.
- Ну, все, посмотрел? – Я забрал пистолет обратно. - На. Держи на память. – Отдал мальчику патрон. - Все, мне пора! Я должен идти. Прощай. – Сказал я Оксане.
С этими словами я вышел и закрыл за собой дверь. Больше Оксану я не видел.

Продолжение следует...
http://www.proza.ru/2014/06/05/577