Тихон подъехал к дому Поликарпа на санях. Снега уже выпало достаточно, он сплошным покрывалом укрыл землю, уже успевшую прихватиться первыми морозами. Значит, снег пролежит, не растает. Да и по календарю - зиме уже в самый раз.
Привязал лошадь к забору, открыл калитку. Сердце стучало уж слишком громко.
- Что это я? Как мальчишка, право, неловко даже, - подумал про себя Тихон.
Прокашлялся, смел снег с валенок и отворил дверь в избу.
- Добрый день в хату, хозяюшка, - поприветствовал жену своего друга, оглядываясь, где же сам хозяин.
- Добры, добры, да сейчас придет Поликарп - в сарай пошел, сена корове подкинет и придет, - ответила ему Авдотья, угадав его мысли.
За дверью тотчас послышались шаги хозяина. Он уже увидел лошадь у ворот, догадался, кто у них в гостях.
Такая лошадь была только у Тихона, он привез ее из города, явно из барских конюшен, простому люду такие не по карману.
Никто не спрашивал, за какие деньги Тихон ее купил, мужик он работящий, все у него в руках спорилось, за что бы он ни брался. Люди уважали его, никто не завидовал, знали - заработал честно.
Да и не могли о нем плохо говорить, жалели мужика. Тихон только-только жену схоронил, умерла от чахотки, трое детишек – сирот оставила, старшему около десяти лет, другие и того меньше.
Поликарп вошел в избу, поздоровался с Тихоном за руку, пригласил его снять тулуп и присесть на скамью.
- Какими судьбами к нам, дорогой? Как детишки, не болеют? Нынче осень уж больно промозглая, - завел хозяин разговор, видя, что Тихон как-то не решается начать о том, для чего пожаловал.
- Да, слава Богу, не болеют. Настюша только мамку все время зовет, больно слушать, а так ничего...
Возникла пауза, все думали об одном и том же: детям без матери, конечно, очень трудно, особенно маленьким.
Тишина немного угнетала. Авдотья, чтобы разрядить обстановку, предложила выпить хлебного кваску - разговор завяжется легче.
Смутная догадка мелькнула у нее в голове, но она тотчас отогнала эту мысль, как оказалось, ненадолго.
Тихон что-то обдумал, поднял голову и заговорил. Его голос слегка дрожал, выдавая волнение молодого мужчины:
- Поликарп, Авдотья, я к вам по делу приехал, не обессудьте, дайте слово молвить. Вы меня знаете давно, вся моя жизнь перед вами в одном селе проходит, как на ладони. Отдайте за меня вашу старшенькую, Агрипину, ей уж шестнадцать стукнуло - невеста.
- Да ты в своем ли уме, Тихон? Она ж - дите тебе, ты почитай Поликарпов ровесник, тридцать пять уже. Да и дети у тебя...
Авдотья уже пожалела, что сказала это. Дети не виноваты, что без матери остались. Настюшке только три, она мать-то, поди, и не помнит уже. Год минул уж, как схоронили.
Но Тихон никак не отреагировал на эти слова. Имея троих сирот, он хорошо представлял, через что ему предстоит пройти прежде, чем он найдет мать своим детям - легкого согласия он и не ждал:
- Да вы с ответом-то не торопитесь, что так сразу можно решить. У вас вон семеро по лавкам, а она уже - девка на выданье. С младшими справляется, и с моими научится. Да я и вам, чем смогу, помогать буду, - Тихон говорил спокойно и рассудительно.
Все знали, Поликарп болел часто, трудно они жили. Батрачили когда-то, теперь вот землицы малек есть, да не родит она, не хватает на семью такую большую. Рожали деток - на себя надеялись, да по-разному бывает. Все дочери, да один сынок, последний родился. На него вся надежда, да вырастет-то когда еще?
Поликарп молчал, Тихона он уважал, любил, как человека, они ровесники почти, вместе по девкам ходили, работали в поле, отцы батрачили у одного пана, дружили семьями. О таком муже для Агриппины только помечтать. Кто нищету-то возьмет, такой же батрак, как и сам Поликарп. Он шумно вздохнул. С другой стороны, что девку ждет? Трое чужих детей, это не шутка, что же, лучшей доли она не заслужила?
Надо все как следует обдумать, прежде, чем решать. Да и дочку спросить не мешало бы. На том и порешили.
Тихон засобирался домой, уже вечерело. Зимой темнеет рано, дети дома одни, бояться будут.
Уже на выходе он столкнулся с Агриппиной, она с улицы прибежала, с подружками гуляла. Морозный воздух раскрасил румянцем щеки, светлые волосы выбились из-под платка, глаза горели молодым огнем. Она сверкнула глазами на Тихона, смутилась, опустила взор. Проходя мимо, почти коснулась плечом его груди, на Тихона дохнуло прохладой зимнего воздуха и свежестью молодого женского тела.
Он поспешно вышел, рассердившись на возникшее в его здоровом мужском теле желание, он на миг представил ее своей женой. Отогнав навязчивую мысль, отвязал лошадь, сел в сани и тронулся в сторону дома.
Он понимал, что еще ничего не решено, но ему очень хотелось надеяться, что здравый рассудок у Поликарпа победит. Ничего плохого в том, чтобы его женой стала эта замечательная девушка, он не видел.
Дети у него хорошие, за них он мог бы поручиться, не обидят. За себя он спокоен, хоть он очень любил свою жену, честно год ходил в трауре, рана затянулась, и жизнь брала свое, его сердце готово для новой любви, в нем столько еще не растраченного тепла и страсти.
Агриппину он разглядел летом, когда девушка гребла сено. Ее стройное тело изгибалось, когда она поднимала копну, под льняной тканью угадывалась статная фигура, талия, перехваченная скрученной тесьмой, была тоненькой, как у березки. Светлые волосы, заплетенные в косу, растрепались, они развевались на ветру, создавая нимб над ее головой.
Девушка не отличалась особой красотой, вполне обыкновенная, но ее тело привлекало, молодость манила, в ней чувствовался характер, сила воли, даже упрямство. Это Тихону очень нравилось, он не любил женщин безвольных. Сам, обладая многими способностями, мужчина мечтал рядом видеть человека, себе подобного. Что-то ему подсказывало, что в отношении Грипки он не ошибался.
***
Как и думал Тихон, Поликарп с Авдотьей обо всем поговорили, подумали и согласились. Только Агриппина ничего не сказала, да ее бы никто и не слушал - не те были времена.
Обвенчались в церкви после рождества, свадьбу сделали скромную, какая у крестьян была принята в ту пору. Гости собрались самые близкие, посидели в доме у Тихона за столом, выпили самогонки, пожелали молодым счастья, песни попели, под гармонь поплясали, да и разошлись.
Дом опустел. Агриппина прибрала стол, помыла посуду. Время близилось к ночи - в задней комнате постелена брачная постель...
Тихон уложил детей, Настя не хотела уходить от своей новой мамы-невесты. Девочка ничего не понимала, но весь день жалась к Грипке: так и норовила сесть ей на колени, обнимала ручонками за шею и все спрашивала:
- А ты моя новая мама? А папа сказал, что мамка наша - на небе, она все видит и слышит, и надо себя хорошо вести, чтобы она не сердилась.
Грипка прижимала к себе ребенка, не в силах вымолвить ни слова. Она еще не представляла, как будет жить в своей новой семье, но девочку ей было очень жаль.
Но больше всего она боялась Тихона, точнее не его, а этой самой первой брачной ночи. Она ничего еще не знала об этой стороне жизни, и страх парализовал ее всю. Не в силах справляться с собой, улучив момент, когда Тихон отлучился к детям, Агриппина схватила полушубок и выскочила на улицу.
На небе светила полная луна, отбрасывая длинные тени от деревьев на белом снегу. Агриппина сначала шла, потом и вовсе бросилась бежать подальше от этого пока чужого ей дома. Ноги сами привели ее в свой двор, на родной порог. Щеколда была уже закрыта, лампа потушена. Девушка постучала в окно раз, еще раз. Дверь открылась, на пороге стояла мать.
- Господи Иисусе, Грипа! Что ты здесь делаешь? У тебя муж... Ты повенчана..., доченька!
- Мама, мамочка, пусти меня, не могу я сегодня - боюсь его, не знаю...
Авдотья посторонилась, пропуская в дом свое несмышленое дитя, про себя улыбаясь:"Будет потом удивляться своей глупости...", но дочери ничего не сказала - стыдилась таких разговоров, а надо бы...
Утром, чуть свет, приехал Тихон. Он не раздеваясь прошел в дом, сгреб в охапку Агриппину, надел на нее прихваченный из дому свой длинный тулуп, понес ее в сани, кивнув на прощанье растерянным тестю и теще.
- Я не шут, что ты так со мной обошлась. У тебя было время подумать - я месяц ждал. А теперь обратного хода нет. Не хочешь со мной в постель - дело твое. Я понимаю, ты молоденькая, боишься меня. Это все не так страшно, да ладно, будь по- твоему. Не трону, пока сама не захочешь. Живи, детей смотри, еду готовь, в доме порядок держи. Во всем буду помогать, я нормальный мужик, никакой работы не боюсь. Но не ходи от меня больше, нехорошо это, поняла?
Агриппина молча кивнула, не поднимая глаз, ей было стыдно за свой поступок, на условия Тихона она вполне согласна.
Ее жизнь в новом доме ничем не отличалась от той, что была у родителей. Также приходилось хлопотать по хозяйству, готовить, убирать, стирать, те же проблемы с детьми. Младшая Настя новую маму приняла безоговорочно, сложнее было со старшими сыновьями, но и они со временем привыкли.
Грипа много знала баек, сказок разных, стишков. Она без умолку все что-то рассказывала детям, в этом у нее был большой опыт. Она закончила церковно-приходскую школу, умела читать и писать, имела несколько своих книг. Взялась научить грамоте пасынков, а потом убедила Тихона, что сыновья должны идти в школу.
Тихон слово свое сдержал. Шли дни, но он к молодой жене не приставал, спал на лавке на сеннике, уступив ей полностью кровать. Выходил, когда она раздевалась ко сну. Но это, скорее не для нее, а чтобы не мучить свое тело, жаждавшее испить сладостной неги со своей молодой женой.
Шли дни, недели, месяцы.
Авдотья то и дело при встрече задавала дочери один и тот же вопрос, не ждет ли она дитя? Агриппина уклонялась от ответа, уже и сама понимая, что ситуация затянулась. Она хорошо помнила тот разговор: «Сама захочешь». - Это казалось ей невозможным.
Тихон - мужчина очень красивый: высокий, плечистый, его фигура словно выточена мастером, мускулистое тело хранило летний загар, на груди темнели завитушки волос, глаза синие, ласковые, они смотрели из-под густых бровей с вызовом и страстью, которая не укрывалась от взгляда Агриппины. Чувственные губы обещали сладость поцелуев, ослепительные белые зубы обнажались, когда он улыбался.
За это время Грипа уже настолько привыкла к нему, так хорошо его рассмотрела, что помнила каждую веснушку на его носу, каждую ресничку на его глазах. Она и сама словно вызрела уже для того настоящего, что было ей еще неведомо, но с каждым днем становилось все желанней. Укладываясь спать, лежа под одеялом одна, она уже мечтала о той минуте, когда Тихон придет к ней, эти мысли вызывали незнакомое ей раньше сладостное томление внизу живота, которое со временем только усиливалось.
В один из дней, попарившись как следует в баньке, она набралась-таки смелости. Одела новую сорочку, подождала, пока затихли дети в соседней комнате, распахнула одеяло и тихо позвала:
- Тихон, иди ко мне...
Он ждал этого так давно, уже отчетливо видя в ее глазах призывный блеск, мудрый человек, он выдержал испытание. Поторопись в таком щепетильном вопросе, он мог навсегда все испортить. И он дождался...
Она его полюбила, она его захотела, она его позвала.
***
P.S. Они прожили длинную счастливую жизнь, Агриппина родила Тихону девять детей - одну дочь и восемь сыновей. И самый младший сын Владимир стал моим отцом.