Клише участи роман Глава 15

Синицын Василич
    Закрыв  кран  душа, она  дотянулась  до  вешалки,  сняла  полотенце  и  стала  вытираться,  не  выходя из  ванной.
    Скорей  бы  лето,  от  прошлогоднего  загара  уже ничего  не  осталось. Господи, да  от  тебя  самой  скоро  ничего  не  останется… Другие  сидят  на  диетах, парк  полон  бегающих  толстушек,  а  тебе  все  дано  природой. Мелкие  претензии  к  создателю,  конечно,  есть,  но  вообще  ты  свободно  могла  бы  пойти  по  стопам  прабабки  -  той,  если  верить  семейной  легенде, случалось  подрабатывать  натурщицей.  В  тебе  тоже  «чувствуется  скелет». Мама  утверждает,  что  в  Русском  музее  хранится  прабабкин  портрет  кисти  Лансере.    Догадывается,  конечно…  Вчера, глядя  на  дочь  за  глажкой кипы стиранного  белья,  надрывно  изрекла:  «У  меня  дыры  в  сердце!».
    Ступив  на  приятно  проваливающийся  под  ногами, губчатый  фиолетовый  коврик,  прислушалась  к  голосам  из  комнаты  -  Костя  читал  сказку  вслух.
-  Кукаляка, -  таинственно  сообщил  попугай, -  это  такой  ящик,  где  сидит   мамурик…  А  кто  такой  мамурик?…  Мамурик -  это…
    «Нет,  плохая  из  него  радионяня».  Протерла  запотевшее  зеркало  и  критически  оценила  отражение.  Веки  словно  натружены  тенями,  но  она  знала,  что  это  не  от  косметики  -  едва  заметные  звездочки  по  углам  глазниц  появились  после  гепатита, полученного  при  переливании  крови  в  роддоме. Игривое  настроение, бывшее  минуту  назад, мигом  улетучилось. Достала  с  полки  массажную  щетку  и  принялась  расчесывать  влажные  волосы,  придирчиво  и  все  же  не  без  гордости,  рассматривая  себя  в  зеркале.
    …  -  Я  так  и  не  понял  -  мы  отбываем  завтра  на  дачу  или  нет?   -  уложив  детей  спать,  они  пили  чай  на  кухне. Через   распахнутое  настежь окно входил  теплый  воздух  белой  ночи,   с  майскими  запахами  дворовой  растительности.
-  Будет  зависеть  оттого,  достанет  ли  дед  машину.
-  Мы  могли  бы  доехать  на  электричке,  не  велика  даль -  Комарово. И  необязательно  везти  все  вещи  сразу.  Как  ты  считаешь?
-  Я  никак  не  считаю.  Я  ненавижу  дачу.
-  В  данном  случае  речь  не  о  тебе  -  не  торчать  же детям  в  городе.
-  Тебе  хочется  услышать,  что я  ненавижу  именно  эту  дачу? -  она  сидела  напротив   окна,  держа  чашку  обеими  руками  и  глядя  куда-то  вдаль   перед  собой  во  двор.
-  Другой  у  нас  нет. - Костя  старался  сдерживать  себя. «Как  ей  не  надоест  корчить  из  себя  загнанную  лошадь?  Все-таки  у  женщин  крепкие  нервы». - Если  на  завтра  дача  отменяется,  то  мы  приглашены  к  Савельевым.
-  Куда  его  распределили?
    Костя  усмехнулся,  развалившись на  стуле,  и  вытянув  ноги  под  столом.        -  Оставили  в  клинике.  В  спец.лаборатории. У  него  все  в  порядке:  с  погонами,  в  Ленинграде, нормированный  рабочий  день,  триста  пятьдесят  в  месяц,  тема  закрытая… А  вот  куда  меня  через  год  денут?  Не  исключена  Сирия,  между  прочим…
    Она  посмотрела  на  самоуверенное  лицо  мужа  -  таким  оно  было  всегда, и  когда  росли  в  одном  дворе, в  «академическом»  доме, где  их  родители  получили  квартиры,  и  когда  Костя  стал  курсантом  академии,  и  когда  они  поженились…  Оно  оставалось  таким  и  в военной  форме,  и  в  белом  халате, и  в  бархатном  пиджаке,  когда  небрежно,  по-барски,  останавливал  такси  или  цедил  рюмку  коньяка  за  столом.
-  Я  пошла  спать.  Ты  хочешь  еще  что-нибудь?   …Из  еды?
-  Послушай, но  это  же  глупо!  -  он  схватил  ее  руку  у  запястья, но  не  привлек  к  себе,  а  только  крепко  стиснул,  словно  не  зная,  что  предпринять  дальше  для  усмирения  своей  обиды,  желания,  муки,  в  которой  неизменно  и  неблагодарно  жил  последнее  время.  Но  увидев  холодно  выжидающие  глаза,  отпустил  ее. -  Не  понимаю…  Все  исковеркать!  Ради  чего?
-  Я  устала  тебе  это  объяснять, -  потирая  руку,  выговорила  она  тихо, почти  шепотом,  как  будто  обращалась  к  себе.  -  Что  бы  я  ни  сказала,  все  отвергается  тобой,  как  очевидная  блажь,  ерунда.   Все,  что  я  прошу  -  это на  какое-то  время   оставить  меня  в  покое,  но  это  вызывает  в  тебе  лишь  брезгливый  протест,  усмешку. Я  объяснила,  что  не  могу  быть  больше  честной  по  отношению  к  тебе,  ты  решил  терпеть  - терпи. Видимо,  ты  решил,  что  с  моей  стороны  это  всего  лишь  поза,  игра.
-  Замолчи!
-  Ты  замечаешь,  что   только  тебе плохо …  Я  согласна,  что  нас  слишком  многое  связывает,  чтоб  решиться  на  последний  шаг. Давай  ждать. Но,  если  ты  еще  раз…
    Он  не  стал  слушать.  Резко  поднялся  и  вышел  из кухни.
    Она  сложила  посуду  в  раковину  и  удивительно  спокойно  начала  ее  мыть. Тщательно,  не  торопясь.  Опасаясь,  что   тарелки,  чашки,  блюдца,  чайные  ложки…слишком  быстро  окажутся  вымытыми.  Это  помогло. Когда  она  гасила  свет  на  кухне, ее  уже  ничего  не  волновало  и  действительно  хотелось  только  спать.