Это был обычный класс. Не особенно дружный, но сплочающийся в трудные минуты.
Дружбу методично и с дальним прицелом год за годом уничтожала директриса, регулярно меняющая классные составы.
Сначала были, как и положено, А, Б, В и Г. После третьего А смешали с В, Г с Б. После седьмого было очередное деление, затем отсев "неуспевающих". И так, к десятому, практически все четыре буквы попали в одну - "А". Обозначающую углубленное изучение русского и литературы.
Примечательно было то, что в классе училось много красивых девочек. Будто по всему городу собирали. А еще примечательнее - то, что они не были глупыми. Понятное дело, что группа "ботаничек" отличалась от "моделей" ярко выраженным стремлением к знаниям и умению выявить принципиальные различия в мировоззрениях Толстого и Достоевского. Но у моделей было явное преимущество: они рано стали взрослыми.
Что такое взрослость женщины? Это осознание того, что самое главное в жизни - отношения с мужчиной и дети. И как бы хорошо ты не училась, если не научишься этому главному - принимать и отдавать любовь - все будет казаться бессмысленным.
Среди моделей раньше всех это почувствовала Звоновская. А может и не почувствовала, а родилась с этим знанием.
Светловолосая, с круглым лицом и при этом низким, как будто чуть прокуренным голосом некурящая Ольга была воплощением женственности. Она могла надеть штаны от спортивного костюма с кожаными туфлями - и на завтра все пытались сделать то же самое, даже не осознавая почему. Но только у нее штаны были белыми, и туфли без каблука никак с ними не диссонировали. Вкус - дело тонкое.
Вьющиеся волнами волосы она иногда убирала в хвостик. У нее была очень красивая бархатная резинка, черная с небольшими вкраплениями бусинок. Ритуал был обычный: на уроке русского она снимала резинку, клала ее в пенал, похожий на косметичку, и обернувшись назад, к сидящей через парту подруге, говорила что-то о мальчиках. Конечно же, взрослых и конечно же, не "из ЭТОЙ школы".
Когда все начало рушится - ботанички так и не поняли. Только по классу прошел слух: Звоновскую обижают, подруга не заступается. Две девочки, возглавляющие знания о Толстом и Достоевском, обладали наиболее полной информацией: на днях Ольгу заперли в комнате одной из модельных квартир и не выпускали. Причина не известна.
Мы часто не знаем, что творится за закрытыми дверями. А в школах того времени психологизм был не в моде. Учителям не приходило в голову, что то или иное поведение в классе - лишь защита от травматичной обстановки в семье. А собственная реакция на детей - личный перенос. В то время было много покалеченных средней общеобразовательной судеб. Но речь сейчас не о них.
Ольга росла без отца. Но в любви. Мать делала все возможное, чтобы девочка, наблюдающая как женщина берет на себя мужские обязанности, сохранила собственную сущность. Она обращалась к дочке исключительно как "моя принцесса" или "мое солнышко".
Они жили очень дружно. И были сострадательными людьми. Мама поощряла в дочке любовь в любом ее проявлении. К птичкам, к кошкам, к пьяным, к бездомным, к тем, кто не может сдержать свой гнев. Если дать себе время на работу души, объяснение ведь можно найти всему?
Они жили так, как будто не было того страшного случая. Когда в их дачный домик постучалась старая цыганка и попросила воды. Потом зоркнула взглядом на совсем маленькую Ольгу и сказала: "Плохая карма. Из-за тебя погибнут люди".
Мать прогнала ее. Это был единственный раз, когда она вспылила: "Вы напились? Теперь уходите!".
А через год при выполнении служебных обязанностей погиб отец. Ольга тогда спросила: "Это из-за меня?". Мама сказала, что нет, что за глупости. Если она и сделает в жизни что-то экстраординарное, то, скорее, спасет людей, потому что "вся в отца, ну вылитая просто. Эти вечные сомнения, но постоянная готовность прийти на помощь".
Может быть и поэтому воспитывать Ольгу она стала так, как это сделал бы муж.
В тот день, выйдя из запертой комнаты, Ольга побежала к маме. Она знала, что пятнадцатилетняя девушка, которая изо всех сил старалась не плакать в детстве, может напугать маму почти взрослым горем. И, все-таки, не сдержалась.
"Мам,ма, я просто не не понимаю. Ведь это уже не первый случай. Понимаешь, мама? Я-йа не знаю как об этом сказать. Может, может, это просто мой крест. Все говорят, что у каждого есть крест. Яяя долго думала: в чем мой? Я зеркало, мама. Подруга, мама, мы с ней столько лет вместе, она сказала, что я беззащитная. А я не смогла, не смогла ответить ей. Если бы ты знала, кааак она беззащитна за пределами школы, в магазинах, везде. Ничего без меня не делает. Ни шагу не ступает.
Во мне отражаются другие люди и бьют меня за то, что видят. Но если бьют, то я отражаю только плохое, мамочка. Плохое. Если бы они видели хорошее, то тянулись бы ко мне, тянулись, а не наказывали".
- Но они и тянутся, дочка. К тебе все тянутся. Это я виновата, слишком часто заставляла тебя думать.
"Что ты мамочка, ты совсем не виновата", - слезы в мгновение высохли от мысли, что маме может стать плохо.
В 11-ом классе сменилась учительница русского и литературы. Старая, почти всеми любимая, ушла работать в милицию, что вызвало волну непонимания среди ботаничек: "Там же в разы тяжелее и неблагодарнее, чем с нами".
Но школы 90-ых изживали не только уверенность из детей, но и хороших учителей из себя.
Новая преподаватель повсюду видела зеркала и отражалась в них с особым энтузиазмом.
Подруги-ботанички, влюбленные в Звоновскую, превратились в "тугодумов с амбициями". Сама Звоновская, нежно любимая инспектором милиции, не произвела никакого впечатления.
Видимо то, о чем писали классики русской литературы, на школьников не распространялось.
Один случай на много лет застрял в памяти класса.
Ольга должна была остаться мыть полы и будучи чем-то расстроенной, неосторожно сказала, что многие стараются жить правильно, но все равно получают по голове. Литераторша заорала на весь класс, что если бы она хотела ударить по голове, то от Звоновской ничего бы не осталось.
Ольга ответила что-то дерзкое. Что - никто не запомнил. Но за этим логично последовал вызов к директрисе.
Директриса признавала только одну роль - воплощенной мудрости.
- Я понимаю твою реакцию. Понимаю по-человечески. Мы опросили весь класс, и все сказали, что ты отвечала в своем, конечно, духе, но при этом адекватно ситуации.
Вот только если бы я была на твоем месте, то конечно не стала бы портить отношения с классной руководительницей. Она старше тебя, больше пережила и тоже по-своему права.
Через неделю литераторша решила исповедоваться Ольге. И поймав ее в коридоре, рассказала, как однажды, приехав на дачу к своей маме, она, восемнадцатилетняя, разговаривала с ней особенно грубо, просто потому что устала от опеки. И только теперь, когда мамы уже нет, она поняла, как это было ужасно - ее тогдашнее поведение.
Ольга не поняла намек. И не услышала отчаянную просьбу о прощении, может не осознаваемую и самой классной. Она устала отражать чужие проблемы. Устала слушать о них от взрослых людей. Ей просто хотелось спокойно доучиться, выйти замуж, родить ребенка и найти работу рядом с домом, чтобы заботиться о муже, детях и своей самой любимой на свете маме.
Но задирать ее продолжали. Особенно ребята, которым раньше Ольга нравилась. И она вынуждена была нести свой крест понимающей.
Это случилось в один обычный день. Не солнечный, не дождливый - обычный.
Загорелся первый этаж школы. Что это было - никто не знает. Говорят, не сигарета, а какой-то электрический аппарат. В розетке что-то замкнуло. А еще замкнуло дверь на последнем этаже с начальным, ни разу не деленным на части классом Г.
1-ым классом. Семнадцать учеников и совсем молоденькая учительница.
Никто больше не учился. Все уехали на спортивные соревнования. 1-ый "Г" остался, потому что согласно последнему эксперименту директрисы состоял из детей, освобожденных от физкультуры.
11 "А", как и положено гуманитарному, вернулся со спартакиады первым.
Они даже не сразу поняли, что дым идет из школы, просто услышали страшный крик "мы горим". Восторг, который звучал первую минуту, пропустили. Попали на самое отчаяние. Школьное здание было ветхим, как и любой бывший особняк, учительница, почти полностью высунувшаяся из окна, - белой.
Первой бросилась Ольга. Остальные замерли. И вдруг один из мальчиков сказал: "Если она погибнет, ее мать не переживет. Сначала муж, теперь дочь".
И они кинулись по лестнице ломать дверь в класс. Несколько ребят, мгновенно простивших Звоновской любовь к взрослым парням, и одна из тех, кто тогда запер ее "для воспитания характера".
Другие остались смотреть - скорее в ступоре, чем в страхе.
Но вскоре все зашевелилось, откуда-то взялись одеяла. Окрепшие руки немаленьких детей натягивали их, чтобы из окон можно было прыгнуть...
Прошло несколько лет.
Взрослый парень (не из ТОЙ школы), который когда-то встречался с Ольгой, приходит к ее матери каждый день. Летом, раз в неделю, он пропалывает огород. Раз в две недели привозит продукты "для морозилки".
Он женился рано, родил дочь, и девочка зовет маму Ольги бабушкой.
К гранитному памятнику, установленному мэром города на Главной площади, тянутся люди. Не известно, кто чаще: местные жители или экскурсионные странники.
Спасенный класс приходит полным составом. Какой бы ни была погода. Со своей первой учительницей, сделавшей все возможное, чтобы ни один маленький ребенок не пострадал.
Они несут разные цветы, не только красные гвоздики.
Памятник высокий, больше человеческого роста. И каждый, кто кладет букет, выпрямляясь, видит в блестящей поверхности монумента свое отражение.