Глава 20
В конце июля я попал на фронт. Пока ехал в поезде немного вздемнул.
- Эй! Мы уже час, как Союзе! – толкнул меня солдат по соседству. -
Смотри, какие просторы! А ты все спишь…
- А где Отто?
- Веселится в соседнем купе. Ты в окно посмотри! Красота какая!
Я посмотрел в окно и первое, что я увидел – это огромные поля и просторы. Издали, виднелись деревянные постройки… Всюду мелькали светлые березки, вперемешку с высокими елями.
- Столько земли! Всем хватит. Представляешь? Построить здесь поместье!
- Не торопись. Пулю схлопочешь – будет тебе поместье. Так тебе
большевики все и отдали. Штыков у них, что ли нет? – сказал я
Тут к нам заглянул Пауль.
- Проснулся, наконец! Мы в Союзе!
- Знаю…
Внезапно послышался рев моторов советских бомбардировщиков, возникла паника, послышались взрывы. Поезд остановился. Солдаты выбегали, ложились на землю и пытались спрятаться под вагонами. Кто-то, оставаясь на месте, просто закрывал голову руками или орал.
Наконец налёт прекратился, и поезд двинулся дальше…
Через трое суток мы прибыли в распоряжение части, которая дислоцировалась на тот момент в Белоруссии. Я попал в 258-ю пехотную дивизию, там встретил своего приятеля, с которым обучался в разведшколе. Командир проводил нас в подразделение.
После окончания учебы, службу я начал с младшего офицерского звания унтер-офицер, что соответствовало званию сержанта в РККА.
Немецкие войска стремительно продвигались, мы занимали одно село за другим. Немецкое командование отмечало успех операции, говорили, что если и дальше так пойдет, то зимой уже будем в Москве, перезимуем в теплых московских квартирах.
В большинстве случаев, куда мы приходили, русских уже не было, оставались лишь мирные жители, которые были напуганы и почти не сопротивлялись, в основном старики, женщины и дети.
Деревня в Белоруссии…
Еще ночью, где-то там грохотали взрывы, напоминая отдаленные раскаты грома… Июльский день выдался жаркий и солнце палило нещадно. К вечеру пекло немного отпустило.
Мальчишки высыпали на улицу, чтобы погонять мяч, как вдруг, откуда ни возьмись, послышался звук приближающейся техники и вдали, окутанные клубами дыма, показались немецкие мотопехотные части. Первыми в село въехали мотоциклисты.
- Немцы! Немцы!!! – послышались крики.
Местные жители в панике разбегались по домам.
Заехав в село, «гости» тут же ворвались в здание сельсовета и повесили на нем табличку с надписью «комендатура». В местной больнице устроили госпиталь, а школу превратили во временную казарму.
Солдаты быстро начали шнырять по дворам, а офицеры принялись произвольно искать ночлег в домах местных жителей.
- Дим, а Дим? Много наших еще из окружения прорываются?
- Не знаю… надо ночью уходить отсюда. Немцев полно здесь. Сможешь идти?
- Не знаю, нога болит…
В одном из сараев сердобольная баба Настя укрыла двоих раненых красноармейцев, надеясь, что их не найдут.
- Нате вот соколики, молочка вам… сидите только тихо.
- Спасибо мать!
- Да как же вы родные? Ох, нимцы везде! Если найдут вас - несдобровать. Так везде и шныряют, шныряют, поганые! Шоб им пусто было…
Не успела она и вымолвить, как в калитку вломились два амбала.
- Эй, мать! Есть чем поживиться?
- Что? Не понимаю я по-вашему…
- Эссон… Кушать. Кура, яйка,… давай!
- Да нет у меня ничего…
- А в сарае кто? Свинья, наверное?
- Корова там, корова говорю! Му-у-у…
- А-а-а корова! Хорошо! Молоко давай!(нем)
- Стой! Стой, говорю! Куды ж лезете?! Да шо ж вы делаете Ироды! Христа на вас нет!
Не успел любопытный заглянуть в сарай, как получил удар по голове. Тело тут же спрятали, забросав его сеном. Руди, не дождавшись товарища, сам пошел в сарай.
- Хельмут! Хельмут! Ты где пропал? А-а-а… - кто-то сзади накинул на Руди удавку и тот захрипел, судорожно глотая воздух…
В избе девушка, лет двадцати пяти тревожно смотрела в окно, прижимая к себе испуганную девчушку лет трех-четырех, со светлыми вьющимися волосами, как у куклы.
- Ой! Что же это? Мама… - вскрикнула она, увидав входящих во двор незваных гостей.
Раздался стук в дверь и в хату вошли два немецких солдата.
- Есть кто-нибудь? – спросил один из них и повторил вопрос на русском.
- А, русская девушка! Какая красивая! – сказал второй с сильным акцентом.
- Не бойся, не тронем. Зачем ты её пугаешь? – обратился к приятелю. –
Тебя как зовут?
- Таня, – отвечала испуганно.
Я тоже представился…
- Меня зовут Ханс-Иоханн, Зови просто Иоханн. Его тоже зовут Ханс. Это твоя дочь?
- Да.
- Как зовут?
- Ксюша, – она прижала ребенка к себе. - Пожалуйста, не троньте ребенка! Я вас очень прошу!
- У меня тоже есть дочка, почти такая же. Хочешь конфету? – я протянул карамель - Возьми пока куклу и играй. Если можно, пожалуйста, принеси нам что-нибудь поесть и выпить. – Обратился к хозяйке.
- Хорошо, я сейчас…
- Куда она ушла? – спросил Шварц.
- Садись за стол, сейчас поесть принесут.
Таня вышла во двор и увидев соседку обратилась к ней:
- Баба Настя, возьмите пока Ксюшу.
- Не могу… Нимцы в доме, будь они не ладны! По усем хатам
шукают… Ироды!
- И у меня Немцы! Пойдем… (Отводит дочку в сарай) Ксюша, ты пока здесь посиди, поиграй, только никуда не выходи! Я тебя закрою здесь, скоро приду. Сиди тихо!
Хозяйка выставила на стол сала, огурцов, картошки, хлеба и молока.
- Вот! Это все!
- Спасибо. Садись с нами.
- Нет, я потом.
- У вас тут ночевать можно? Нам спать где-то надо.
- Хорошо, тут три кровати, две здесь, одна на веранде.
В дверь снова заглянули…
- Эй! Есть здесь кто-нибудь?
- Занято уже! Идите дальше. – Ответил я
Мы поели и оба завалились спать…
Глава 21
Пытаясь выйти из окружения и пробиться к своим, из лесу пробивался отряд красноармейцев из 17 человек.
- Стой! Тише! Товарищ лейтенант, немцы. Что делать будем? - Спросил боец.
Красноармейцы прячутся в лесной посадке и наблюдают за немцами.
- Ребята, прорываться надо к своим, через мост… Сколько их?
- Немного, человек 10… Отдыхают на берегу.
- Ну, мать твою! Устроили здесь пикник. Черт бы их, сволочей побрал. Пока опомнятся, можно всех перебить. Ружья у всех целы?
- Хватит еще патронов, товарищ лейтенант.
- Да хватит у нас силенок товарищ лейтенант, где наша не пропадала…
- Сумеем?
- Они же нас не ждут. Без штанов, пока спохватятся. Главное быстро, чтоб опомниться не успели.
- Верно, соображаешь! Ну, что ребята! Дадим им жару? Рискнем?
- Рискнем!
- Ураааа!!!! – грянуло хором.
Немцы даже не успели опомниться.
Проснулись мы вечером, за окном стемнело..
- Сколько времени? – спросил я
- Половина восьмого. – ответил Шварц.
- Это мы почти три часа проспали?
- Выходит, что да.
- Хорошо, давно так не отдыхал!
Татьяна принесла воды из колодца и следом за ней заглянули еще двое солдат.
- Вы что сидите? Айда к нам! У нас там самогонка, коньячок даже есть.
- Пошли! Повеселимся!
- Хорошо, идем… - согласился Шварц.
И мы пошли в соседнюю избу. В соседней избе полным ходом шло веселье,
И почсти все были пьяны.
- О-о-о! Курт, к нам ещё гости!
- А-а-а!
- Пожалуйте к столу!
- А вы уже опоздали, вечеринка в самом разгаре. Мы уже без вас весь шнапс выпили! – сказал оберефрейтор.
В здании комендатуры вбежал встревоженный солдат.
- Господин Майор! Разрешите доложить?
- Что случилось?
- Там… на берегу расстреляны десять наших солдат!
- Как? Не может быть!
- Не знаю. Все убиты господин майор. Даже одеться не успели.
Комендант тут же сел в машину и поехал осматривать место происшествия.
Вдоволь повеселившись в компании мы, наконец, снова явились в избу, где остановились на постой.
Увидев хозяйку, Ханс Шварц попытался ее обнять и полез к ней целоваться, при этом начал задирать девушке юбку, отчего та начала отчаянно сопротивляться.
- Пусти, пусти, меня! Слышишь? Отстань! А-а!! Мамочка, что ты делаешь?! Пусти же! Помогите!!! Аааааа!!!
Не выдержав этого, я вступился за нее:
- Ты что делаешь? Отпусти ее, слышишь?!
- Тебе чего, жалко? Подумаешь, девку трахнуть! С нее не убудет! Если хочешь, присоединяйся.(нем.)
- Идиот! Отстань от нее, тебе говорю!
- Да ты что? – не унимался приятель.
Я схватил его шкварник.
- Она моя, понял? Я первый на нее запал!
- Ревнуешь что ли? Ну чего ты такой жадный? Так сразу бы и сказал! Чего для друга не жалко? Развлекайся!
- Т-с-с-с. Пойдем, – сказал я Татьяне.
Татьяна испуганно посмотрела на меня, я вывел ее на веранду.
- Уходи, слышишь? Уходи! Бери ребенка и беги отсюда пока не поздно. Поняла? – повторил я спокойно.
Девушка на мгновение застыла в оцепенении.
- Пойдем, я тебя провожу. – Взял ее за руку и вывел из дома.
Татьяна явно была напугана и выглядела растерянно.
- Что мне делать? – спросила она.
- Ты можешь уйти? Боюсь, этот идиот тебя не оставит в покое.
- Куда?
- Я не знаю. Не знаю! Может, в соседнее село? Далеко?
- До него два километра. Надо бежать на другой берег, может там еще наши?
Я довел ее до тропинки, ведущей в лес.
- Беги! Спрячься пока где-нибудь!
- А ты?
- Куда я побегу? К русским? Меня убьют!
- Иоганн, спасибо тебе!
- Беги, пока я добрый!
Она обернулась в последний раз, исчезла в темноте и больше я ее не видел.
Проводив Татьяну, я снова вернулся в дом.
- Ты один? Где девка? - спросил меня Шварц.
- Не знаю, скоро придет. Ложись спать, ты пьян!
- Так не честно! Ты с ней развлекался, а я?
- Не развлекался я! Ложись!! Черт возьми!
- Нет! Где девка? – он не унимался.
- Сказал же придет, никуда не денется! Пойдем, пойдем… - Я насилу уложил его на кровать.
Татьяна прошла некоторое расстояние и услышала сзади шаги.
- Ай!
- Тише! Свои мы!
- Ребята…
- Дорогу знаешь до Луговой? Может, там немцев нет?
- Я туда, тетка у меня там…
- Айда с нами! – сказал Василий.
Не прошло и часу, как немцы нашли в сарае еще двоих убитых.
- Господин Майор, нашли еще двух убитых наших солдат, в сарае…
- Что? Все! Завтра же немедленно вызвать карательный отряд! Двенадцать человек!!!
На следующее утро я проснулся от шума, крика и лая собак. Приятеля в доме не было.
- Ханс! Ханс!! Ты где? Черт возьми, что происходит?
Я выглянул в окно и выбежал на улицу. Мимо дома под конвоем вели женщин, стариков и детей, их сгоняли к комендатуре. Недолго думая, я тоже помчался туда, пытаясь понять, в чем дело. Комендант пытался выяснить, кто убил немецких солдат. Не добившись ответа, он велел согнать всех жителей в сарай поджечь. При виде открывшегося зрелища, кровь у меня застыла в жилах! Послышались стоны, крики, душераздирающие вопли. Тех, кто пытался выбраться расстреливали на месте. Не помня себя, я помчался в дом, упал на кровать, закрыл голову подушкой и зарыдал. Такого ужаса, я еще не видел! Вскоре вернулся приятель.
- Ханс. Ханс! Ты что разлегся? Вставай! Слышишь? Мы скоро уходим, приказано всем собраться. Да что с тобой происходит!? Ганс, очнись! Ты меня слышишь?!
- Чего орешь? Слышу не глухой. Отстань от меня!
- Что с тобой?
- Ненавижу.
- Кого ненавидишь?
- Всех ненавижу! Это не люди. Не люди! Это звери! Хуже зверей! За что они их так?
- Ханс!
- Они сожгли всех мирных жителей. Всех!
- Я знаю об этом. Ханс, это война! Война, слышишь? Мы не в бирюльки играем. Это приказ Гитлера и высшего командования немецкой армии, а приказ на войне не обсуждается, он выполняется. Понял?
- Я понимаю, что война, черт возьми! Но воевать должны, армия с армией. А с кем они воюют? С женщинами? Детьми? Так не честно!
- Это ты так думаешь. Сегодня они мирные жители, а завтра возьмут топоры, лопаты, вилы и будут нас убивать! Взрывать мосты, пускать под откосы поезда, помогать Красной Армии. Ты что сочувствуешь русским? Вот что, если ты сейчас не успокоишься, я вынужден буду доложить об этом командованию.
- Иди! Докладывай! Скорее! Ты такая же сволочь как они!
- Если бы ты не был моим другом?! Обещаю, что об этом никто не узнает, но смотри! Если еще раз произойдет что-то подобное, то я за себя не ручаюсь, больше я тебя прикрывать не буду, так и знай! Заканчивай и пошли, развел здесь сопли. Вставай!
Много еще встречалось нам на пути, разных сел, деревень, поселений… Были маленькие, были и побольше, так называемые районные центры, там и дома были каменные, и строения с кирпича, но в основном везде попадались деревянные избы. Пейзаж мне казался непривычным, ведь в Германии даже маленькие поселения были немного другими. Улицы в немецких городках были узкими, а дороги вымощены каменной кладкой, аккуратные и ухоженные, чего нельзя было сказать о местных улицах. Дороги в России были, конечно, просто ужасными - и это чистая правда! Зачастую машины застревали, так что вытолкать их можно было с огромным трудом, застревали даже танки! Я ненавидел эту грязь, которая липла к сапогам, жидкую и вязкую глину, которую было тяжело отмыть. И везде был лес, местами темный, густой, почти непроходимый. Столько леса я не видал нигде! Огромные, бескрайние поля, необъятные просторы, огромное количество земли меня тоже просто поражали.
Мы часто останавливались в домах местных жителей, на так называемый «постой». Людей мне тоже встречалось много, и все были разными. Называли нас иногда панами, иногда господами, как придется. Большинство, конечно, были женщины, пожилые старики и дети. Первым делом, куда ни приходили немецкие солдаты, прежде всего, изымали продукты, все что можно было съесть – это картофель, молоко, яйца, курица, поросята. Стыдно признаться - это был чистой воды грабеж, но делали это просто потому, что хотелось есть! У некоторых из них все же была совесть, и они говорили хотя бы «спасибо». Не трогали мы иногда коз и коров, которые давали молоко, особенно если в доме был маленький ребенок.
Я же останавливаясь где-либо, тоже старался вести себя вежливо и не варварски. Если женщина была молодая, то я мог с ней переспать, но при условии, если она не была против и сама соглашалась. Мог дать постирать свою одежду, но старушкам не давал, в таком случае предпочитал делать все сам, чему иногда удивлялись. Готовить тоже умел, любил жарить картошку, особенно если находилось хоть немного сала. Представьте, но если видел голодного ребенка, то выделял ему порцию и делился с хозяевами, тем что было изготовлено из их же продуктов. Детей не трогал никогда! Более того, я считал недостойным связываться с тем, кто намного слабее меня, даже с мальчишками, мне это было противно. К тому же у меня самого был ребенок, сестра мама, и я бы не хотел, чтобы придя на нашу землю, русские солдаты плохо с ними обращались. Все же, несмотря на ту уверенность в победе, которую мы испытывали в начале, я предполагал, что еще неизвестно чем все обернется.
Зная русский язык, я часто общался, разговаривал на разные темы, наблюдал, расспрашивал, подмечал многие особенности, которые мне были интересны. С мальчишками иногда играл, либо в салки, либо в футбол, если находился для этого мячик. Некоторых угощал конфетами или шоколадом, если он у меня был. Иногда дарил какие-нибудь безделушки, или обменивал их на что-нибудь кажущееся мне интересным, советские копейки, денежные знаки, газеты, журналы, литературу, которую читал.
Большинство населения не оказывали сопротивления и вели себя тихо, стараясь не идти на конфликт, но если что-то случалось, последствия могли быть ужасными. За одного погибшего немецкого солдата, расстреливали десять человек. Используя местных полицаев, командование активно выявляло партизан, коммунистов, евреев, отставших и случайно приютившихся раненых красноармейцев – их уничтожали без всякого сожаления и беспощадно.
Видя, и наблюдая иногда жестокое обращение, я все понимал, мне было стыдно, но я не всегда мог вступиться или что-либо предпринять, поскольку не имел для этого возможности. Я чувствовал свою слабость в этом отношении и полное бессилие.
Продолжение следует...
http://www.proza.ru/2014/06/04/551