Утро встретило Зойку весёлым летним щебетом птиц и приятной прохладой.
Кивнув сидящим у подъезда женщинам,она быстро прошла мимо. А так хотелось
остановиться,оглядеться, вдохнуть всей грудью воздух,пахнущий зеленью и
летом!
Зойка недавно живёт в этом доме. Увидев уютный зелёный двор двухэтажного
кирпичного дома, квартиру, под окнами которой радостно сияла цветочная
клумба,молодо зеленели газоны, дарили прохладу кусты сирени,она поняла,
что именно здесь ей так хочется жить, она просто влюбилась в этот райский
уголок. Короче, всё радовало Зойкино сердце.
Вот только соседи с их чрезмерным любопытством смущали. Красивая,
яркая, она, к сожалению, не была самоуверенной, даже,скажем так,робела
от пристальных взглядов.Как нередко бывает у людей, не уверенных в себе,
Зойка закрывалась ото всех неприступностью и закрытостью.Утром и вечером,
пробегая сквозь любопытствующий строй, она лишь вне двора замедляла шаг
и облегченно выдыхала воздух.
А на лавочке шло бурное обсуждение новой жилички.
- Надменная особа, - недовольно бросала Мария Ивановна.
- Да уж, - подхватывала тётя Капа, - пройдёт, нормально не поздоровается,
лишь головкой кивнёт.
- Шалава! – веско добавляла Степановна, высокая грузная старуха, вечно
торчащая у подъезда: она то собаку, то кошку выгуливает,но большей частью
присматривает за Витькой, малолетним внуком-егозой.
Да, не нравилась Зойка соседкам, не нравилась. Зато мужья соседок,
вечерами играющие то в карты, то в домино под раскидистым кустом сирени,
последнее время оживились. Они даже, как недовольно отметили их благоверные,
сменили вытянутые треники и застиранные тельняшки на нормальные шорты и
футболки. Это напрягало женскую половину двора.
Когда Зойка появлялась в конце аллеи, ведущей к дому, мужички невольно
втягивали пивные животики и нарочито громко начинали обсуждать спортивные
или политические новости. Но Зойка торопливо скрывалась в подъезде.
Бабёнки гадали, кто она, откуда, где работает, но даже вездесущая
Степановна ничего не знала о новой жиличке. Это ещё больше раздражало
соседок.
Так проходили дни, недели. Напряжение нарастало. Стоило Зойке
появиться у дома, как бабы начинали недовольно ворчать:
- Ишь, выфрантилась!
- Ага, не идёт, а летит, никого не видит.
Ей в вину ставили всё: и молодость, и красоту, и закрытость.
- Да чо там говорить, шалава – она и есть шалава, - зычным голосом
безапелляционно забивала гвоздь общественного неудовольствия Степановна.
Сегодня всё было, как всегда: женщины на лавочке делились рецептами,
рассказывали о детях и внуках, жаловались на мужей. Мужья азартно резались
в дурака, перемежая игру весёлыми анекдотами. Дети беспечно носились
по тихому двору, отгороженному деревьями и кустарниками от грозной улицы.
В конце аллеи появилась Зойка. Мужички подтянулись. Бабы нахмурились.
Лишь дети самозабвенно играли в казаки-разбойники. Казалось, ничто не может
нарушить обычный ритм жизни двора.
Рык мотоцикла, неведомо как оказавшегося в этом безавтомобильном
оазисе, нарушил всё. А дальше было как в замедленных кадрах фильма.
Мотоцикл, неуверенно петляя, неумолимо приближался к застывшему в
растерянности малышу.
Вскочившие мужчины. Оцепеневшие женщины. Зычный крик Степановны:
- Витюша –а-а!
Зойка рывком бросилась в Витеньке, в последний момент отбросила его с
дороги …
Но сама не успела … Пьяный в стельку мотоциклист, перепутавший дворы, был
схвачен мужчинами. Скорая. Полиция.
- Шалава –а-а …,- рыдая, причитала Степановна, - родная моя, спасибо …
Зойка приподняла голову с носилок и слабо улыбнулась:
- Всё будет хорошо.