Гл.4.
От брошенной жены и от детей, -
не отрекался.
Сколько горечи, надрыва и тяжких переживаний принёс он, к примеру, особенно в последние годы своей земной жизни, во взаимоотношения с человеком, с которым ему предстояло встретиться сейчас в первой из трёх встреч.
Человек этот играл громадную роль в его минувшей земной жизни. То была его первая жена, мать двоих его детей, - сына и дочери. Их он бросил всех разом (как он иной раз мрачно шутил – “мелким оптом”) за пять лет до своей гибели, когда резко пошёл на повышение в область. Там уже была с ним другая женщина, которую увёл он с собой из другой, разбитой им семьи.
В отличие от первой жены вторая его избранница была несравненно более гибкой, более терпеливой как в их семейных отношениях, так и к его всё новым и новым блудным связям и просто случайным похождениям. В конце концов, она оказалась более мудрой, а может, и более хитрой или какой там ещё иной…
Короче, с новой женой ему было намного комфортнее, легче и проще, чем с первой.
Хотя он не отрекался и от первой жены. Не отрекался, разумеется, и от детей, оставшихся с первой женой. Не так, как иные делают в подобных ситуациях: с глаз долой, из сердца вон… И жену свою бывшую, и детей, с ней оставшихся, он не забывал и не бросал на произвол судьбы.
Он помогал им материально (деньги и продукты обычно привозил им верный водитель одной из трёх его иномарок). Сильно скучал он за детьми, которых в разлуке ещё больше любил. Однако, навещать свою первую семью ему удавалось весьма редко. Обычно, не чаще одного-двух раз в месяц. Ибо, при его громадной занятости в последние годы жизни это было не так и просто. Тем более, что оставленная им жена проявляла нередко при таких встречах далеко не лучшие свои черты характера. Но он старался быть терпеливым и снисходительным, понимая, что и сам во многом виноват.
А вот и сама Евгения, собственной персоной, оставленная им некогда и очень обиженная на него, первая его жена. Сидит перед телевизором и смотрит какой-то сериал. Она всегда была заядлой их любительницей.
Детей дома нет. Сыну скоро восемнадцать и он теперь, наверное, студент-первокурсник какого-то вуза. Дочери уже почти двадцать пять лет и она, скорей всего, не первый год замужем, живёт, видимо, отдельно. Возможно, и ребёнок есть, хотя бы один. А тогда, получается, - он уже дедушка…
Ничегошеньки ведь ему о них неизвестно, абсолютно ничего!...
Ни о близких, ни о друзьях, ни о врагах. Ни-че-го! Долгих восемь лет по земным меркам отсидел он в колодце одиночества. Для любого человека, отсечённого полностью на столь долгое время от всякой информации об окружающем мире, - это громадный срок…
Однако, земной этот срок безмерно мал по сравнению с восемью столетиями, которые провёла душа Андрея в колодце одиночества загробного мира. Для самого расстрелянного это была великая и бесконечная вечность-пустыня, прожитая в звенящем от безысходной тоски, сумасшедшем одиночестве… Восемьсот лет одиночества!…
И это ему-то, Андрею Чумаченко, столь любящему жизнь, общение и всякого рода энергичную деятельность, а также всяческие весёлые и любовные развлечения!
Нет, это вовсе не означает, что Андрей просидел восьмисотлетнюю вечность на дне глубокого и узкого колодца, мучимый ещё и ограниченным малым пространством. Он мог ходить по загробным мирам и по миру земному. Но нигде не мог встретить он ни единой человеческой, да и любой другой живой души.
То есть, везде он бродил по воистину мёртвым мирам. И вот теперь Андрей был возвращён на некоторое время к жизни. К жизни в мире загробном. И даже на непродолжительное время (судя по беседе с Гавриловичем), - в мире земном.
Продолжение следует.