Детство.
Часть IV Мой дом, моя семья.
Как я уже отмечал, мой родной дом находился по адресу:
ул. Ульяновская, д.34, кв. 18. Этот КИРПИЧНЫЙ, серого камня ВОСЬМИЭТАЖНЫЙ двух подъездный дом с удобным лифтом был выстроен в начале 1914 года домовладельцем Быковым, сдававшим благоустроенные квартиры со всеми удобствами в поднаём состоятельным москвичам. Долгое время строение было самым высоким от Курского до Таганки и Андроньевки, что, разумеется, составляло один из предметов гордости его жителей. В обширном дворе, обнесённом высоким забором из ажурных прутьев, увенчанных острыми пиками, стоял в глубине полутораэтажный деревянный флигель самого Быкова, но лишь до 1918 года. Квартиру здесь на пятом этаже сняли только что вступившие в брак молодожёны Васильевы Сергей Георгиевич и Мария Васильевна (урождённая Мельман), православные, в июле 1914 года, буквально за несколько дней до начала 1ой мировой войны, за 75 руб. в месяц. Быков дозволил осмотреть и соседнюю квартиру №19, которая стоила 70 руб. в месяц. Но та была более тёмная, а эта так и играла на солнышке. "Вы что же, за солнышко берёте деньги?",- спросила бабушка. "Как Вам будет угодно!",- опустив глаза ответил домовладелец. Одновременно с моими в этот же подъезд н ВОСЬМОЙ этаж въехала другая пара новобрачных: Рыбаковы Александр Степанович и Софья Никодимовна или просто Зося. Мария и Зося настолько сдружились, что буквально остались верны этой дружбе "по гроб жизни." С целью породниться они поженили сестру Марии Александру Васильевну и брата Зосиного мужа Сергея Степановича. Можно только догадываться, что послужило такому тесному союзу подруг! Думаю, польские корни. Но эта дружба приносила обеим богатые плоды! Ещё стоит заметить, что Александр Степанович Рыбаков - тот самый известный академик историк и отец другого академика историка, Бориса Рыбакова.
Для сравнения уровня цен того времени надо заметиь: бабушка зарабатывала 130 руб./мес., жалованье деда было, как у управляющего банком 1700 руб./мес., квалифицированный рабочий получал 50 - 75 руб./мес., комната для рабочей семьи 25 руб./мес.,каравай хлеба - 5 копеек, пакет орехов - 1 коп.
Бракосочетанию предшествовал длительный период ухаживания. Одновременно с дедом за бабушкой пытался ухаживать миллионщик и владелец Прохоровских мануфактур, всем известной Трёхгорки. Бабушке шёл 28ой год, деду 38ой, но всё, как всегда, решил случай, о котором рассказывается в моей поэме.
Под знаком «собачки».
История любви.
Незабвенной памяти дорогих мне Васильевых: деда, Сергея Георгиевича,
и бабушки, Марии Васильевны, накануне её 120 – летия,
«По крупице достаём во мраке,
как вы жили, страстию горя,
родилась в последний день «Собаки»,
записали первым января!»
Мой дед отчаянно влюбился, примерно век тому назад.
Он жизнь свою переменил всю, хоть был в призёрах и тузах.
Себя берёг неимоверно, и спал спокойно по ночам,
Пока однажды в парфюмерном свою судьбу не повстречал.
Гуляя как-то по Басманной, зашёл купить Eau de Cologne…
Волшебной красотою Дамы мой дед в секунду ослеплён.
Она ему: «Простите, сударь, Вы здесь стоите битый час.
У нас за это не осудят, но что-то привело же Вас?»
«Гипноз, столбняк и летаргия, сошёл я, верно, вмиг с ума!»,-
Да неужели вдруг Богиня заговорила с ним сама.
Рот пересох, язык к гортани прилип и одеревенел,
Возможно, что вот так «Титаник» в туман на айсберг налетел.
То ли слова перезабыл все, то ли с мозгами перегруз,
Сняв шляпу, молча поклонился, и удалился, вот конфуз!
Нет, он не выглядел убитым, хоть и влюблён, да не кретин.
Но вот тянуло, как магнитом, в тот магазин Rene Katie.
С самим собой разброд и войны, но всё равно, туда, опять.
«Ты глянь, Мария, немец «твойный» пришёл булавки покупать!»
Предлог, казалось, самый лучший, а что придумаешь умней:
Рассматривая безделушки, исподтишка следить за ней.
Да не по нраву ей спектакль сей, и разговоры меж подруг.
Как только «немец» появлялся, она в свою подсобку, юрк.
Как долго б длился этот скользкий Путь? Осенила благодать.
И он ей предложил: «Позвольте Вас в экипаже покатать».
В душе уже решила: «Хватит, расстанусь с «немцем» навсегда!»
Но, видно, бдительность утратив, она кивнула, в смысле, да!
В душе сердита на себя же, в коварстве есть и высший класс:
«Ну, погодите, в экипаже сумею озадачить Вас».
Вот отчий дом вдали маячит, не появляется предлог.
И видит, вдруг, соседский мальчик собачку лупит со всех ног.
Несчастная в углу прижалась, тихонько подвывает так.
И в самом деле, только жалость способен вызвать этот акт.
Мгновенно выстроив картинку: «Вы милосердны, сударь мой!
Я попрошу Вас эту псинку со мною отвезти домой».
Какая редкая удача! Поймать спасительную нить.
«А Вы могли б, взамен собачки, меня пригреть и приютить?»
Гром прогремит ли, рухнет царство, таков ли будет резонанс?
«Я не давала повод к хамству, и посему не знаю Вас!»
Отлично усадили в лужу, и, хрясть, лицом в земную твердь,
Возможно, шутка неуклюжа, но как на это посмотреть?
«Нет смысла в новых словопреньях, наверно, я ошиблась в Вас!»
На все попытки к примиренью суровый поступал отказ.
Он – в магазин, она – в подсобке, он – к ней домой, там – «от ворот…»,
Дед, вроде бы, - совсем не робкий, но кругом голова идёт.
Она уже почти жалеет, и бастион трещит по швам,
Но в глубине надежда тлеет: «Так просто не достанусь Вам!»
А дед мозгами пораскинул, и сделал очень сильный ход:
Купил фарфоровую псину, и ждёт у девичьих ворот.
Служанка - только из-под арки, полтину в руку – серебром:
«Прошу, любезная, добром, вручить подарки!
Ещё, пожалуйста, - записку, скажи, что я почти что труп,
Всё сделаешь, за свои риски получишь рупь!»
А госпожа, как на иголках, от нетерпения дрожит,
Она всё видит через щёлку. и вот… посыльная бежит.
Холодность будто ветром сдуло, терпение и силы тают,
Она записку развернула, и там читает:
«Любимая! Не будь сурова, очисти душу,
Вас молит о последнем слове на казнь идущий!»
Слезу платочком промокнула: «Царица- мать на небеси!»,
И повелительно кивнула служанке: «Милая, проси!».
Ворвался к ней страданий пленник, («Как исхудал!», «Красив весьма!»)
Встал перед нею на колени, чтобы продолжить нить письма:
«Вам, впечатлительной и тонкой, всё же рискую предложить:
Распаковали б Вы картонки, ну, а потом… поговорить».
Её лицо преобразилось: «Как, сударь мой, Вам откажу?»
Мгновенно царственная милость пришла на смену куражу.
Она берёт его под ручку, сажает в кресло: « Я могла б
Предположить, что мне игрушку Вы принесли». Ответ не слаб!
И можно только б подивиться незаурядному уму:
«С такими данными девица принадлежать должна ему!»
И укрепившись в мысли дерзкой, пошёл в атаку, штурм прямой:
«Примите чистый дар от сердца, и извините промах мой!»
«Любимый композитор Кальман учил, как отличать врага.
Хотелось знать, я дорога ль Вам, и то, насколько дорога.
Вы первый, кому в этих стенах устраивается приём.
Несите свой сюрприз на сцену, что там, посмотрим - ка вдвоём!»
Бант развязать, снять крышку – мигом, в древесной стружке, как в постель,
Уложен, вот она, интрига, почти в натуру, – спаниель.
Он вверх глядит умильным взглядом, и хвостик весело задрал
Так, словно ждёт от вас награды, язык, что розовый коралл.
«Пускай она из магазина, зато умна не по годам,
Вас не укусит эта псина и не попортит платье Вам.
Ещё, отметил бы особо, и в этом основная суть:
Служить Вам с нею будем оба, а Вам – с нас только пыль смахнуть.
Достойней не найдёте мужа, чем я, оцените потом.
Я стану Вам, как воздух, нужен, воды живительным глотком.
Вручая сердце Вам в ладони, прочту желанья по губам.
Любой каприз для Вас исполню, НО ЕСЛИ ОН ВО БЛАГО Вам!»
P. S.
Была ли мысль: «Не дать оплошки? Не прогадать бы?!»,
Сережа подарил серёжки*, И дело к свадьбе.
Представишь как, в коленях – слабость, и дрожь – внутри.
А мирной жизни оставалось - недели три.
Охота нам неволи пуще,
И явь – груба.
Что ж Прохоров? Мануфактурщик?!
Знать, не судьба!
*В ТОРГОВОКУПЕЧЕСКОМ СОСЛОВИИ, к которому принадлежали мои дед и бабушка, дорогие подарки означали попытку КУПИТЬ женщину, но и дешёвка не поощрялась!
18. 10 .06.
Надо дать небольшое пояснение: бабушка, осиротевшая в 14 лет, потерявшая друг за другом мать, Маргариту Мельман 37 лет в 1901 году, успевшую родить 17 детей, из которых 8 умерли во младенчестве, и отца 54 лет в 1902 году. Среди 4х девочек она оказалась старшей, поэтому управление домом ей пришлось взять на себя. А хозяйство было немаленьким. Пятеро старших братьев Иван, Александр, Николай, Григорий и Василий работали и содержали семью, доверяя все расходы Марии. Младших: Антонину, Екатерину и годовалую Александру требовалось ставить на ноги. Часть дома на Басманной сдавалась в поднаём. Эти деньги, скопленные Марией, стали основой капитала для собственного её дела, или бизнеса, по современному. Она заинтересовалась парфюмерным делом: духи, одеколоны, кремы, и т.д. С этой целью она арендовала часть торговой площади у мсье Рене Коти, чья система магазинов пользовалась немалым успехом и славой у московских модниц. Торговый Союз Рене и Марии оказался весьма долговечным, вплоть до своего замужества, передав дело сёстрам Тоне и Кате, которые трудились недолго, до конца 1916 года.
Итак, эта квартира стала колыбелью для моего отца Юрия, 1917 года рождения, и его сестры Анастасии, 1921 года рождения. После революции большевики принялись уплотнять "буржуев", заселив в "детскую" квартиры деда и бабушки сначала Абрама Ильича Когана, а позже Веру Ильиничну Глаз. Не дожидаясь дальнейшего уплотнения бабушка пустила в дальнюю запроходную комнату 10 кв.м. сестру Антонину с мужем.
02.06.14.