В одной руке я держу банку краски, в другой – кисточку. Краской серебрянкой мажу прутья ограды. Лягушка подмигивает мне, ветер треплет волосы. Заходя внутрь, я вытираю портретную пыль. Сажусь, достаю бутылку, перья лука, соль, хлеб, и банку кильки.
Банка кильки хлеб были в моих руках, когда мы познакомились с ней. В ее руках не было ничего. Лишь тонкая сумка через плечо. Раскачивался фонарь на столбе. Уже закрывался магазинчик «Кроха». А она стояла в свете пятна этого фонаря. И с жадностью смотрела на банку и хлеб.
- Тебе негде ночевать?
Спросил я. Когда так смотрят так жадно, нет многого. И часто стоял так, не имея ничего. И много мне говорили так же просто. Мне везло на хороших людей.
- Да.
Сказала она. Кивнула.
Вонзался нож в хлеб, открывашка в банку. Она ела. Я сидел поодаль и смотрел.
А когда она поела, показал на кровать. А сам лег на другую. Она вопросительно посмотрела на меня. Я отрицательно кивнул. Я же говорил. Мне попадалось много хороших людей. И отвернулся. Не слыша шорох скользящей одежды.
Не то чтобы я ее сильно любил. Это я понял через месяц. Когда она открыла сумку, бросила кассету из нее на полку, пару рубашек в шкаф, книжку в потрепанном переплете еще куда-то. Наверное, она стала мне доверять, раз показала все сокровища. А вечером легла ко мне. Я обнял ее худенькое тело. И впервые уснул спокойно за многие годы. Не то чтобы я ее сильно любил.
У нее не было никаких документов. Я сделал их. Меня не интересовало ее имя. И вписал туда первое попавшееся. И ее тоже не интересовало. Вечерами мы молча сидели. Она листала свою книжку, я смотрел. Вечером обнимал ее и засыпал. Мне было уютнее с ней. Я впервые засыпал спокойно за многие годы.
Я не знал, почему она осталась со мной. Меня это не интересовало. Не то чтобы я ее сильно любил. Мне попадалось много хороших людей. И я не мог задавать лишних вопросов.
Я не знал, какие огоньки плясали в ее глазах вечером, когда дверца печки была открыта и выстреливающие угольки пролетали мимо ее светлых волос. Я видел лишь одну ее подрагивающую спину. Иногда подходил, обнимал, она прижималась. Я не знал, о чем она думала.
Иногда она гуляла. Я никогда не сопровождал ее. Возвращаясь, она иногда пахла свежим снегом, землей, краской, прошлогодней листвой, усталостью чужих глаз, дымом догорающих костров. Не догорающих вовсе.
Черными кругами под глазами.
И сидела закрыв лицо. В один из дней она сидела дольше, чем обычно. В это из дней она легла отдельно. Не то чтобы я ее сильно любил.
Я понимал, что наше время заканчивается. Однажды она посмотрела прощально. Накинула сумку на плечо и ушла. Мне нечего было ей сказать.
В этот вечер у меня поднялась температура. В открытой дверце печи танцевали призраки. Я вытер от пыли видеомагнитофон, сунул кассету. И лег обратно на кровать. В дергающемся изображении мелькали дороги, дома, могилы, с лезущими из них мертвецами, срывающими остатками сгнивших рук остатки одежды, воющими в никому не нужной беспросветной тоске. Видел догорающие костры, плавящийся снег.
Я не знаю, сколько времени я так провалялся с температурой. Не знаю, кто подбрасывал дрова в печку, утирал пот со лба, подносил чашку воды. Я видел лишь покрытое струпьями лицо, разлагающуюся плоть, оставляющую гной на белоснежном платке, прикасающемся к горящему лбу, черные облезлые ногти, держащие за ручку фаянс, руки из последних сил побрасывающие дрова в печку. Не боящиеся пламени. Нет.
Вонзается нож в хлеб, открывалка в банку. В листву на дне стакана льётся водка. Я смотрю на незнакомое портретное лицо на памятнике. Я не знаю, кто он или она. Знаю лишь, что краска серебрянка и кисточка есть для всех.
И вспоминаю как падает на землю камера и как светлая фигурка идет навстречу тем на кладбище. И чуть подрагивает худенькая спина. И голос, произносящий: «Как хорошо, что я забыла кассету». Рука неловко разрывающая упаковку таблеток и подносящая их всех в гное. И уже мертвые глаза, чуть поодаль за белоснежным платком и фаянсом. И догорающий костёр в печи и в них.
В одной руке я держу банку краски, в другой – кисточку. Краска серебрянка ложится на прутья ограды, треплет ветер это же серебро. Не то чтобы я ее сильно любил.