– Я не хотела, – пятилетняя темноволосая девочка стояла посреди огромного зала, опустив голову и водя носком туфли по кафельному полу.
– Не хотела? – Напротив нее в позолоченном кресле сидел высокий мужчина в белом костюме-тройке.
– Да… – девочка виновато шмыгнула носом. Она бы заплакала, но не получалось.
– Значит, не хотела, – мужчина поморщился и вдруг резко повысил голос. – А тогда почему же так получилось? Почему то, что я создавал несколько лет, теперь сломано и безнадежно испорчено? Ты хоть понимаешь, сколько сил на это было потрачено?
Малышка вжала голову в плечи. Маленькая, испуганная, она не понимала, за что ее ругают.
– Молчишь, значит, – мужчина покачал головой. – Когда ты, наконец, повзрослеешь? Невозможный ребенок.
Девочка хлюпнула носом. Это обвинение было самое болезненное. Слезы потекли по щекам.
– Папа, я правда не хотела, – она посмотрела на отца своими огромными темно-синими глазами.
«Совсем как у матери». Мужчина вздохнул и, встав с кресла, неуверенной походкой подошел к дочери. Он никогда не понимал детей, воспитание малышки его тяготило. И в то же время этот шумный, вечно путающийся под ногами ребенок вызывал в его душе какое-то до боли знакомое чувство умиления, радости. Такого давно не было.
– Папа…
Она неуверенно приблизилась к отцу. Он вздохнул и прижал ее к себе. Маленькую, беззащитную, такую хрупкую и еще совсем глупенькую. Она ведь не понимает еще, какая сила таится в ее сердце. Откуда она могла знать, что тот стеклянный шарик на столе отца – целый мир, живой, населенный разными существами. Она ведь не знала… За что ее ругать?
Мир можно склеить. Правда, он уже не будет прежним – в нем будет целый набор изъянов. Но что важнее? Работа или родная дочь – точная копия умершей жены?
Малышка плакала, уткнувшись носом в плечо отца. Она теперь будет очень-очень осторожной. Чтобы не огорчать его. Она его так любит.
Мужчина улыбался, гладил ее по голове, успокаивал. И думал: «Все же надо ей как-нибудь объяснить, что значит быть богом».