Сейчас станцию Самара не узнать тем, кто долго не был здесь. Я помню вокзал города под названием Куйбышев. Три дня ехал сюда из Средней Азии и вышел, чтобы пересесть на поезд до Вятских Полян.
Было лето и почти многие пассажиры предпочитали ждать свой поезд на летних скамейках у багажного отделения. Сюда не доходил свет уличного фонаря, лишь полумесяц на небе создавал загадочную полутьму.
Рядом со мной сидела девушка в лёгком сарафане. Я захотел узнать, красивая ли она? И что-то уронив, попытался взглянуть на неё. В темноте было только очерчено миловидное лицо и плотно прикрытые веки.
Мы разговорились, о чём не помню. Да и разве это имеет значение, когда надо было пересидеть ночь до утра. Но в общих чертах мы уже знали многое друг о друге.
Я с увлечением рассказывал о работе в городской газете и старых подшивках, в которых находилось очень много смешного по моим понятиям. Например, объявления о сочетании в загсе. Или о том, что пропала коза и кто найдёт её, будет отблагодарён. Или, по письму ветерана войны и труда Пудовкина был арестован завмаг Хлюстов.
Алевтина, так назвалась девушка и попросила называть её Алей, окончила техникум и ехала на рыбзавод в Белоруссию.
- Я ихтиолог.
Для меня было интересным узнать побольше об этой профессии. И Аля открывала передо мной все тайны о рыбопроизводстве. Рядом сидящие тоже слушали нас и засыпали, вздрагивая от голоса диктора, объявляющего о прибытии или отбытии поездов.
Я не запомнил ничего о рыбах, а вот прогуляться девушке предложил: ну не целоваться же с ней при посторонних! Это сейчас в этом ничего зазорного нет. Как и нет страсти. А откуда она после опустошённых банок с пивом?
Кто знает Самару, в двух кварталах от вокзала находится парк имени Щорса. Здесь то мы и снова присели на скамейку. Нет, сначала я обнял Алю и поцеловал, заметив в темноте только то, что она почему-то прятала глаза.
А после мы сели, и девушка примостилась у меня на коленях. Я, было, так распалился, прижимая и целуя, что начал снимать с плеч девушки лямки сарафана, покрывая поцелуями её юную грудь. Она молчала, если не считать её учащённое дыхание. Моя рука уже расстёгивала пуговицы халата, но на нижних Аля остановила меня:
- Я девушка.
- А я парень, - неуклюже улыбнулся я.
- Ты мужчина и, вероятно, женатый.
- Это так, - подтвердил я бодрым голосом. - Раскрыт, значит раскрыт.
Она легко соскочила с моих коленей и села рядом, прижавшись к моему плечу:
- Мне хорошо с тобой Дима. Я бы отдалась тебе, пусть ты женатый, ты мужчина, тебе можно, но…
Она прервала своё признание совершенно, казалось бы, неожиданным вопросом:
- А журналисты часто выезжает в командировки?
- Конечно! Чего сидеть на месте! Вокруг такая жизнь!
- Какая? – тихо спросила она.
- Бурная! Интересная! Сильная!
- Счастливый ты, Димка!
Но я не чувствовал себя счастливым. Поднималось солнце из-за горизонта. И никакого уединения с Алей больше не будет. Я уеду через два часа, она чуть позже после меня. И все, наши пути разойдутся. И я не смогу похвалиться перед друзьями об очередной победе.
Появился прохладный ветерок и Аля достала из кармана халата шёлковый платок и обернула лицо им так, что сбоку я не смог на неё смотреть. Да и зачем? Моё положение раскрыто, мне стало неловко выдавать себя за свободного парня. Однако я был признателен девушке за приятную ночь и предложил зайти в пельменную, что была рядом и уже открыла дверь.
- Пошли!
- Пошли!
Аля села за стол у окна, я пошёл к раздаточной. Две порции пельменей, вчерашний салат, пирожки и компот, тоже, по всей видимости, вчерашний. Я понёс поднос к девушке и опустил его на стол.
- Разбирай Аль…
Девушка сняла платок и посмотрела на меня.
Я увидел обычное лицо, на котором расположились её васильковые глаза, но так вертикально, что…
К моей чести ни лицо моё, ни руки мои, ни голос не дрогнули.
- Бери, бери, ты, наверное, сильно проголодалась!
- Да, - сказала Аля, и опустила голову, копаясь алюминиевой вилкой в своей тарелке.
Мы допивали компот, как подошла полная раздатчица с тряпкой в руках. Она стала убирать посуду, как неожиданно воскликнула:
- Господи, девонька, что с тобой случилось?
Аля вскочила и побежала на выход.
Я догнал её у перехода. Дотронулся до плеча.
- Не трогай, - резко вскричала девушка! – И не провожай меня. Сама уеду! Не уйдёшь, брошусь под первую машину!
Я увидел мчащуюся Волгу и отступил.
Аля перебежала на жёлтый. Я догнал её уже на половине квартала.
- Алечка! Ты – чудо! Ты очень тонкой души человек! Давай спокойно дойдём до вокзала.
Она попридержала шаг. Но молчала всю дорогу.
Мы пришли к вокзалу вовремя. Объявляли о прибытии моего поезда. Вещей у меня не было. Мы попрощались у багажных касс.
- Дим, извини, что не рассказала сразу о своём уродстве, - сказала девушка. – Наверное, хотела быть счастливой одну ночь. Ещё чуть-чуть и отдалась бы тебе.
- Знаешь, - опешил я от её откровенности, - у тебя ещё будет не одна такая ночь, и ты будешь счастливой.
- Эх, ты, мудрый старичок, - ткнула меня Аля пальцем в лоб, и улыбнулась. – Беги! И возвращайся к своей красивой жене без измен!
И улыбка Али сразу привела глаза в нормальное положение. Ну, может быть, не совсем, но, при желании, можно было бы не замечать её уродства.
Через месяц я вернулся домой. Очередная подруга доложила, что моя благоверная не была мне верна в моё отсутствие. Наверное, из-за глупой женской ревности сказала.
Все равно через полгода мы с Жанкой разошлись.
А летом я поехал в Белоруссию, в Гродно по оставленному мне адресу.
Алю нашёл в общежитии.
Так мы и стали жить.
Три года спустя её родители помогли мне отвезти Алю в Германию на операцию.
После неё жена была счастлива и искала отклика своего чувства на моём лице.
- Привыкну, - сказал я, не узнавая свою жену и обнимая голливудскую красавицу.
И привык, и стал ревновать вплоть до сегодняшнего дня, когда оба мы вышли на пенсию.
И буду ревновать!