7. Снова о плевке

Андрей Михайлович Толоконников
 (начало повести "Собаки в садике (Из жизни пятиклассника)" читайте здесь: http://www.proza.ru/2014/05/26/1656)

а её предыдущую часть здесь: http://www.proza.ru/2014/05/31/1537)

17. РАЗГОВОР С ПОЛОСАТЫМ

С Полосатым такое поведение не прошло бы даром. Подходя к нему, я пытался совместить в себе сразу два состояния: внешне покорную почтительность и внутреннюю независимость. Хотя сильнее их был страх перед этим здоровенным подонком, которому предоставился случай укрепить свою власть, подвергнув унизительной публичной порке ослушника. Самое сложное было заставить себя не сопротивляться, в то же время не показав себя жалким.

Я подошёл. Он вперил в меня маленькие глазёнки, тонувшие в мясистом лице, и приказал сквозь зубы: «Ближе». Потом, наслаждаясь своей власть, медленно открыл рот, вдохнул воздух и…
И тут за моей спиной кто-то издалека крикнул почти басом: «Да сколько же ждать вас, мрази?»

Полосатый на глазах сник, торопливо шагнул к тротуару, но тут же нерешительно обернулся и злобно посмотрел на меня. Что он мог напоследок сделать в озлоблении от унижения, которому его подвергли перед нами, я просто боялся предположить. Поэтому я бросился срочно помогать ему сохранить лицо: «Я всё понял, извини, я послушный и больше так никогда не буду». Его это устроило, и для соблюдения ритуала ему оставалось только отрывисто бросить: «Отвечаешь?» Я кивал, когда Руслан вдруг сказал: «Да ему нельзя верить….»

Но тем уже было не до нас, Полосатый досадливо махнул рукой на Руслана, и они с Близмером побежали вдоль нашего дома к выглядывавшему из-за угла мужику.
Я вернулся в круг и сел на своё место. Руслан – тоже. Никто и не собирался укорять его. Отношения с полосатыми были табуированной темой, и пацаны знали, где лежит черта, пересекать которую опасно.

Хотелось лечь и закрыть глаза, но надо было сидеть в кругу, где Руслан восхищённо расхваливал «таких крутых парней». Лёва подвинулся и, положив мне на плечо руку, тихо с сочувствием сказал: «Ну, повезло». Ещё двое нормальных ребят незаметно показали мне тыльную сторону кулака.

Вокруг что-то говорили, а я  сидел, ожидая, когда пройдёт напряжение в теле, и думал. Теперь любой мой вызов унизительным правилам Руслана автоматически превратится в вызов компании Близмера. Надо пересмотреть своё поведение. И теперь придётся молчать во время наказания (своего или чужого). Или избегать его. То есть, не спорить и, главное, не ручаться за чужие споры.

18. ПЕРЕОСМЫСЛЕНИЕ ПЛЕВКА

И уже со следующего дня я стал удивлять пацанов равнодушным спокойствием во время споров. Я не хотел опровергать  ошибки или враньё, опасаясь напороться на ловушку.

Но так долго продолжаться не могло. Я был Профессор, эксперт, помогавший в спорах эрудицией, и пацаны всё более недовольно требовали моих слов. Польщённый, я начал спорить и в запальчивости попался на плевок к приятелю Руслана. Вариантов не было: встал и вышел из круга вслед за тем типом. И вдруг в голове мелькнула мысль.

Я сказал: « Минутку дайте, срочно есть что сказать». И тут же взахлёб стал пересказывать им «Знак четырёх».

Уже через минуту он слушали, затаив дыхание, настолько страшной и захватывающей была  история про то, как в окно из ночной тьмы смотрело в комнату искажённое злобой лицо. И тогда я объявил им: «Всё, пошёл молчать над Колькиным плевком». А когда некоторые недовольно заворчали, то добавил: «Попросите его заменить на рассказывание, и я вам таких ужасов расскажу!» Пацаны повернулись к Кольке. А он, бедный хитрец, с таким трудом поймавший меня на плевок, скривился, но против народа, жаждавшего слушать напряжёнку, не попёр. Да, ему и самому, наверно, было интересно продолжение.

После этого я расслабился и перед каждым спором на плевок уточнял: «С рассказом?» Потом получал плевок перед ногами и спокойно начинал новую историю. А было их немало – у моей тёти имелись восемь томов Конан Дойля, четыре из которых были полны рассказами о Шерлокхомсе. Они  надолго спасли меня от стояний. В своей тетради про прочитанные книги я записывал краткое содержание этих рассказов и не боялся их перепутать.

Самое забавное, что у этого руслановского друга Кольки был толстенный том Конан Дойля, давно изданный в Ташкенте. Но Колька не был читателем, он был слушателем, как и все они. И он даже не понимал, какое это сокровище.

Наверно, он и сам его не читал. Слушать меня было легче, чем вчитываться в буквы. Чтобы сохранить ценность своих рассказов, спасавших меня от стояния, я решил увести пацанов в сторону от Колькиной книги. Сыщика стали звать капитан Оцеола, его спутника – доктор Гайавата, а автора книги – Квентин Дорвард. Эти имена я узнал из прочитанных перед тем книг. Когда начитанный Рафик стал спорить, что Квентин Дорвард был рыцарь, я успокоил его тем, что это его правнук, да и вообще рассказы про сыщиков пишут только потомки рыцарей.

После этого я стал ещё сильнее лезть в споры, ведь «наказанием» за проигрыш была возможность держать внимание целой компании своим выступлением. Будущие тренеры, спикеры, ораторы должны с детства тренироваться в публичной речи, получая от этого удовольствие. И – используя для тренировок самые неожиданные поводы, вплоть до стояния над плевком – наказания, которое, наоборот, призвано делать тебя отверженным.

А Полосатому я теперь мог сказать, что пацаны заставили меня развлекать их.

19. РУСЛАН

А пока что я стоял возле детсадовского забора над плевком. От пережитого за последний час то одну, то другую мышцу ещё дёргали спазмы дрожи, голова была переполнена сумбуром столь разных впечатлений, а, главное, - горечью от такого финала после стольких запредельных усилий, после невиданного прилива радостной веры в себя. Не только измученное тело мешало моему реваншу, но и растерявшаяся психика.

Тем временем Руслан, отойдя от меня, поставленного им над плевком, получал заслуженное восхищение пацанов. Только один Серёга мрачно молчал за спинами других, восторженно хлопавших Руслана по плечам. Тот наслаждался…но Руслан так привык постоянно придумывать и обманывать, чтобы получать внимание и одобрение от окружающих, что скоро не выдержал мощного потока чистого восхищения и вышел из роли. Всегда он пыжился и зыркал по лицам окружающих, ожидая подвоха, такого, какой и сам был готов устроить другим.

Когда в будущем надо было договариваться с ним в моменты особых подлостей, то мне удавалось гасить своё желание бить его мордой об дерево. Каждый раз я вспоминал растерянно счастливое выражение его лица после вылазки в садик, когда пацаны впервые искренне восхищались им.

Пытаясь разжать кулаки, я говорил себе, что вот тогда он и  был подлинным. Просто он как вампирами укушен полосатыми. Да и с детства отравляется своей крикливой матерью-скандалисткой, не умевшей извиняться после объяснения ей беспочвенности её обвиняющих воплей.

Я не говорил себе при этом, что он – замечательная личность. Он был просто одним из многих, которые искали и находили своё место в мире. Ему повезло найти это место раньше других. И в благодарность за это своё место давало ему энергию для большей, чем у других, активности.

И то, на что он направлял эту активность, было естественным следствием его выбора. Ибо вряд ли ТАКОЕ место могло растить из него любителя кошечек. Или – людей.

Поэтому, понимание того, что поведение этого человека уже заранее определяется его местом, облегчало отношения с ним, спасая от новых конфликтов.

И внутренний посыл в его глубину к тому подлинному нормальному человеку был востребован его голодным на искренность нутром. Конечно, для вида он слегка кочевряжился, недовольно бормоча вздорные претензии, но вскоре, как бы делая мне очередное одолжение, соглашался.

Моя будущая «вторая речевая техника» стала основой моего мировоззрения, невероятно облегчив жизнь. В будущем я развлекал себе адреналиновыми путешествиями по очень дальним странам без денег. Или без документов. Или с чужими. И везде находились люди, которые помогали, спасали, подставляли плечо. Люди, в которых изначально надо было просто видеть позитив, а затем разворачивать их к нему лицом. И это был самый ценный для взаимоотношений навык.

Выясняя границы его применимости я обтачивал навык в множестве ситуаций. Например, на допросе в Интерполе. И он срабатывал!
А потом после нескольких лет писания за столом, я вывел его структурный алгоритм. Не только его, но и всех пяти речевых техник скрытого влияния. А потом научил этому тысячи человек.

И каждый вечер после тренинга было приятно ложиться спать, осознавая, что сегодня новые люди стали жить хоть немножко счастливее. И потом это как волны на воде передастся от них и другим.

Но тогда я просто стоял над плевком, пытаясь уставшей головой переварить хаос из множества мыслей и впечатлений.


 (Продолжение читайте здесь: http://www.proza.ru/2014/06/03/971)