Глава 5
Ошибкам, страшным упущеньям -
Оно придаст товарный вид,
На сердце раны, прегрешенья -
Седое время - исцелит…
Едва, казалось бы, родился -
Труба его вновь позовёт…
Зря обождать ты так просился,
Оно бежит - оно не ждёт !
Четырёхгранный в сечении, зелёного окраса, "эгедовский" автобус резко накренился на правый борт, высоко приподняв над дорогой свой левый. Водитель, бешено вращая огромное пятое колесо, старался вписаться в крутой поворот четырьмя другими. Это у него, к облегчению пассажиров, явно получалось, однако за всё в этом мире надобно платить, вот и здесь – люди, в особенности стоявшие, всей своей массой посыпались направо, стараясь ухватиться - кто за что смог. Света цепко сжала рукой холодный и скользкий кусок материи, который, при ближайшем рассмотрении, оказался фалдой чёрного лапсердака, хозяин коего намертво ухватился своей огромной ручищей за блестящий автобусный поручень. Конфигурация расположения пассажиров резко поменялась, и, вследствие этого, Света вдруг… просто опешила, можно сказать, обомлела, если к возникшей ситуации лучше подходило это определение. В центре салона, почти что в той точке, где минутой раньше находилась таинственная носительница всплеска чёрной энергии, теперь явно проглядывался мужчина, но не просто какой-то, а именно тот, которого Светлана просто не могла спутать ни с кем! Тот самый , которого она видела в своих одиноких мечтах, вечерами сидя с двумя персидскими котами, свернувшимися у неё на коленях, в пустом и оттого таком равнодушно-холодном доме… Тот, с которым на роскошных морских лайнерах она совершала незабываемые променады-путешествия по прибрежным городам средиземноморских стран… Наконец, это был именно тот мужчина, от которого она получила, пожалуй, самые ценные подарки в своей жизни – родила двух своих самых любимых мальчишек…Это был Гоша, собственной персоной! Тысячи различных, противоречащих один другому вопросов за один миг вихрем пронеслись в её обалдевшем мозгу… Как это? Откуда он здесь взялся?... Ведь должен же быть на работе… А почему рядом с этой носительницей чёрного всплеска? А зачем… А почему… А может быть… Неужели? Количество вопросов в несущемся потоке противоречивых предположений было просто неиссякаемо …
Свету вернул к реальности происходящего недовольный резкий возглас харедимного еврея, который гневно махал своей огромной пятернёй перед самым её носом и зачем-то показывал указательным пальцем другой руки направо. Женщина медленно перевела взгляд в указанном направлении, и только тут ей стала понятна причина столь яростного возмущения. В её ладони был крепко сжат довольно-таки большой кусок чёрной материи, из которой в разные стороны торчали оборванные нитки и неправильной формы бахрома. На левой фалде лапсердака явно не хватало именно этого куска, что, конечно, огорчило и обидело до глубины души обычно такого спокойного, молчаливого и всегда уравновешенного мужчину.
* * *
Сердце бьётся, нос трясётся
Глаза выскочить хотят,
Время шагом иноходца
На супругов кажет взгляд…
Гоша переводил свой рассеянный взгляд с одного пассажира на другого. Боковым зрением при этом он отмечал, что девушка, стоящая рядом, та самая, с которой они беспрепятственно удалились из городского управления полиции, не попросив для того ни у кого разрешения, продолжает поддерживать чёрный энергетический всплеск, что исключает концентрацию на ней внимания в данном случае посторонних, занятых своими проблемами, пассажиров. Гоша анализировал происшедшие события, с тем, чтобы принять какое-то единственно правильное в данной ситуации решение. Наблюдаемое применение чёрной энергии не оставляло никаких сомнений в том, что это было в чистом виде реальное, причём концентрированное проявление зла. Получившееся отключение сознания всех полицейских показало, что дама владеет навыками применения энергетического оружия в совершенстве. А потому – предположил Георгий – она, видимо, довольно-таки успешно может противостоять энергетическому воздействию света. Поэтому надо постараться улучшить момент и неожиданно отключить её чёрный всплеск тогда, когда она, утратив хотя бы частично контроль над ситуацией, расслабится, с целью хоть немного отдохнуть, а после этого попытаться окутать её отравленное сознание истинной белой энергией добра, что, быть может, устранит из её сознания те черты, которые обрушивают на людей беды, боль и зло.
Из состояния глубокой внутренней сосредоточенности и задумчивости Гошу вывело ощущение того, что на него кто-то пристально смотрит… Это чувствовалась кожей лица, а в особенности - покалыванием, словно тысячью мелких иголочек, глазных век. Глянув по сторонам, он сначала не заметил ничего особенного. Толпа пассажиров после поворота автобуса, в стиле выполнения крутой фигуры высшего пилотажа, поправляла одежду и с недовольством "чистила пёрышки"… Пожилая женщина, тяжело дыша и согнувшись в три погибели, пробиралась между частоколом ног и собирала в пакет те из помидоров, которые высыпались в тот самый момент, когда салон неожиданно сильно накренился. Она искала те из них, которые не лопнули от удара или оттого, что на них угодило великое множество человеческой обуви. Действия старушки вызывали повсеместное раздражённое шипение, словно бедная женщина не опустилась на пол трясущегося автобуса, а угодила прямиком на дно террариума с большим количеством извивающихся обитателей, которые были в этот момент почему-то сильно не в духе.
Ощущение, что на нём зафиксирован взгляд, не оставляло "рэйкиста"-диагноста ни на одну секунду, наоборот, это чувство становились всё яснее и определённее. Наконец, глянув вперёд, туда, где расположился водитель, рядом с которым находилась передняя посадочная площадка, Гоша увидел!
…Ущипнув себя, он посмотрел в этом направлении ещё раз!.. Господи! -Света!.. Супруга, которая, вроде бы, должна находиться в этот утренний час на работе и энергично достигать там выдающихся высот на ниве структурного программирования, присутствовала собственной персоной в неуклюже переваливающемся с боку на бок, пыхтящем Иерусалимском автобусе, после выполнения им не рассчитанного на подобную комплекцию поворота.
Глаза двоих встретились…, подобно встрече в 1945-ом на Эльбе союзников, – русских и американцев. Без взаимных объятий и подбрасывания в воздух головных уборов, всё остальное практически совпадало. Так же, как и тогда, были видны в этих глазах радость и… настороженность, сомнение, немые вопросы и замаскированные упрёки, просьбы и пожелания… С продвижением от центра к окраинам, раздутый гораздо больше, чем до предела, зафиксированного в тех.паспорте, автобус на каждой остановке с видимым удовольствием опорожнял свой первоначально туго набитый салон. В нём постепенно становилось всё свободнее и свободнее, уже даже слегка ощущалось наличие бьющегося в истерике трудяги-кондиционера, и пассажиры, расслабившись, почти полностью перестали вынужденно заниматься ужасно муторным делом отдавливания конечностей всем окружающим и немилосердного при этом с ними переругивания.
Когда затянувшееся вопросительное молчание стало чересчур напряжённым, то первыми нервы не выдержали у Гоши: "Послушай, Свет! А, собственно, почему ты не на работе и вообще сейчас здесь – а?" – "Интересно, а ты, мой дорогой и любимый, каким-таким образом прямо тут нарисовался, да ёщё в такой любопытной компании?" – "Послушай, это долгая и странная история - я думаю, что стоит её нам с тобой обсудить за чашкой чая, когда можно будет никуда не спешить, это будет разумно и эффективно, а сейчас … происходят такие удивительные события, что просто не до того! Очень вовремя, что ты сейчас оказалась тут, это просто божий промысел. Без твоей помощи, Светланка, я с ситуацией один, точно, не справлюсь. Ты видишь вот эту даму…" - И, прильнув к уху жены жаркими губами, Гоша сбивчиво, но весьма подробно зашептал об имевших место невероятных событиях этого ещё совсем не законченного дня. На лице Светы последовательно изменялась гамма различных чувств. Первоначальные раздражённость и обида сменились возникшими вопросами и удивлением, слегка оттенёнными задумчивостью и холодным системным анализом, присущим людям её профессии. В определённое время вдруг появились чёрточки чистого, ничем не разбавленного, юмора, что, как известно, оказывает благотворное влияние не только на кожу и мышцы лица, а на весь организм в целом.
Когда повествование было полностью закончено, и вновь возникла непрошенная пауза, супруги Меламед, смотря друг на друга, серьёзно задумались, каждый по-своему, о том, что же надобно будет предпринять далее. "Из него сокрыватель тайных мыслей - как из колбасы телескоп, – подумала о своём благоверном Света, выслушав его необычайное повествование,- Такое взять, да с кондачка придумать - просто невозможно. Значит, остаётся только поверить. А коли так, то, стало быть, необходимо помочь".
Глубоко вздохнув и ощутив прилив через коронную чакру мощнейшего внешнего энергетического потока, она направила его из своих рук, в виде расходящегося веером луча, в сторону сидящей впереди девушки. В луч были аккуратно, на высоком профессиональном уровне, вплетены мастерские и другие, пригодные для этого случая, знаки. Как всегда, выполняя функцию проводника энергии "Рики", Светлана ощущала приятный заряд бодрости, - прежде всего, в своём собственном теле. Рядом в её плечо, пригнувшись, в, со стороны, довольно забавной позе, но сам не замечая этого факта, бубнил какие-то слова, сплетающиеся во фразы, Гоша. Он был, если выразиться образно, "корректировщиком огня" у своей жены. – "Свет! Вот твой веер дошёл до её чёрной ауры и сжал её на пару сантиметров. Так, а теперь оттуда, из глубины, стали подниматься какие–то волны, которые, соприкасаясь с твоим энергетическим веером, высекают сверкающие вспышки искр, разлетающиеся на половину салона. Та-а-а-к! Здорово! Твоя светлая энергия, наползая, покрыла её чёрный саван полностью. Теперь ни одна искорка не выскакивает наружу! Белый слой всё растёт и растёт! Ура! Наша взяла! Гнутся шведы, то есть - палестинцы!". Огромный, скорее, массивный, Гоша радовался, как большой ребёнок. Его добродушная физиономия была подобна широко раскрытой книге, по которой можно было без особого труда прочитать написанное…
Сидевшая впереди и внешне совершенно спокойная, Фатима неожиданно резко повернула назад своё лицо. Чёрные, извивающиеся - то ли длинные волосы, то ли энергетические змеи - выскочили из сжатого слоя чёрной ауры и закрутились по расходящейся спирали,.. медленно, но неотвратимо тесня от себя белые энергетические струи. Света, не показывая для стороннего наблюдателя уровня своего напряжения, только прикрыла веки, слегка сомкнув пальцы каждой из ладоней лодочкой, что ей было более удобно и способствовало более глубокой внутренней концентрации. Глаза Фатимы, напротив, были широко открыты, но ничего не видели перед собой. Они излучали чёрные искрящиеся волны, разбивающиеся, словно о скалы, о белые нарастающие энергетические поля. Но каждая из этих двух женщин не видела и не могла видеть в целом эту картину, напоминающую столкновение огромных Галактик в черноте макрокосмоса. Они ощущали происходящее на уровне шестого, седьмого, и какого-то ещё энного чувства, в совершенно равнодушном к происходящему, катящемся по своим делам рейсовом Иерусалимском автобусе. Только один человек зачарованно смотрел на эту беззвучную битву энергетических гигантов, явно прикипев душой к одной из сторон и столь сильно за неё болея, что именно эта капля энергетического заряда, являющаяся, сама по себе, столь ничтожно малой, что при подсчёте можно было бы ей спокойно пренебречь, – именно эта неощутимая капля сыграла свою решающую роль. Такое частенько случается не на уровне общения людей – там допустимы весьма грубые подсчёты с разного рода солидными допусками - а на ином уровне – на природном уровне измерений количества тонких энергий равновесие складывается крайне редко, ведь для его возникновения количество используемой в двух противостоящих системах энергий должно совпадать полностью, вплоть до энного знака после запятой. Что, собственно, и случилось сейчас. Вот в этом-то уникальном случае и решило задачу нарушения равновесия Гошино по-детски наивное хотение победы добру, что и материализовалось в белую микроскопическую энергетическую пушинку – перевернувшую равновесие этого автобусного мира.
Фатима быстрым шагом, почти что бегом, выскочила из чихнувшего закрывающимися ржавыми дверными створками автобуса и сразу нырнула в переулок. Она не успела заметить соскочивших с задней площадки и весело взявшихся за руки Гошу и Свету.
* * *
Гудит в висках – неужто - поздно?..
В куски порвёт начальник всласть…
Себе сказал, мол, – жук навозный,
Как мог столь низко в службе пасть?
Одним из самых загадочных природных механизмов, безусловно, является механизм человеческой памяти. От памяти, имеющейся у любого представителя животного мира, человеческую область фиксации происходящего выгодно отличает способность к созданию сложных ассоциативных связей и образов. Еда – насыщение, снег – холод, свет – день… На большее наши соседи по планете попросту не способны. Отсюда - отсутствие возможности многоступенчатого анализа с параллельным исследованием по нескольким критериям. Попадая на своём жизненном пути в непредсказуемые по неожиданным поворотам и степени сложности развития своего мыслительного агрегата ситуации, особь или не справляется со всем возникающим разнообразием преподносимых "подарков", и в этом случае, как говорят представители нынешнего молодого поколения – "склеивает ласты", или, если угодно – "подравнивает кеды", в противном же случае, согласно принципу естественного отбора, особь не только справляется со всем многообразием регулярно возникающих проблем и разного рода препятствий, но и извлекает из них путём оригинальных нестандартных решений пользу для своего дальнейшего существования. Такая особь поднимается в человеческом сообществе всё выше и выше, попутно активно работая на своём пути локтями и, вследствие всего этого, завоёвывая всё больше и больше столь желанного места под солнцем…
Униженный до самого "не могу" неожиданным финтом террористки, следователь – представлял тот самый "противный случай". Он установил сначала негромкий звук на диктофоне, а, прослушивая запись, быстро нашёл завалявшийся в ящике стола наушник, вставив который, стал выводить звуковой сигнал непосредственно в собственную ушную раковину. "Коллеги по цеху", развалившиеся в разнообразных позах в этой же комнате, тем временем продолжали получать истинное наслаждение и немалую пользу, которую даёт каждому человеку спокойный глубокий, здоровый сон.
Ехидно произнесённое "Ва алейкум ас-салям!" так подействовало на и без того уязвлённое самолюбие проводника власти закона, что вызвало неконтролируемый и настолько громкий зубовный скрежет, что мирно спящие рядом сотрудники невидимого фронта сначала начали, потягиваясь, переворачиваться с боку на бок, недовольно урча что-то себе под нос, затем, как по команде, стали приоткрывать глаза, показывая интересный момент самого начала работы мысли, то благословенное время, когда она, родимая, то бишь мысль, можно сказать, ещё только собиралась начать осуществлять свою важную работу… Сергей и Ави, с ужасом обнаружив отсутствие своего личного оружия, опрометью кинулись по тёмным углам мрачного помещения, не теряя надежды разыскать то, что солдату на службе дороже всего. Два шумных выдоха, раздавшихся спустя некоторое время из-под стола следователя, известили об имевшей место необыкновенной удаче - настоящей победе над превратностями солдатской судьбы: обе новенькие "М-16", целёхонькие, лежали там, случайно закатившись за мусорную корзину в тот печальный момент, когда бойцы неосмотрительно отдали себя в цепкие объятия коварного Морфея…
Послышались странные для этой комнаты звуки, которые были бы более естественными для строительных работ или починки автомобиля… Это было, вызывающее ощущение мороза по коже, скрежетание гвоздя по стеклу, повторяющееся с непостижимой частотой. При более внимательном изучении причины звука, становилось очевидным, что на сей раз возникшие ассоциации оказались совершенно неверными. На самом деле, это полковник Рабинович, проснувшись, но ещё не полностью до конца, просто почёсывал обломанными и частично обкусанными ногтями лакированные просторы своей необъятной лысины. "Здоровье в порядке – спасибо зарядке!", - буркнул он себе под нос и осоловело уставился на сидящего за столом молодого коллегу. Мысли, заключённые в ужасную тесноту блестящего черепа, судорожно толклись, беспорядочно наезжая одна на другую и испуганно разбегаясь в разных направлениях… Пытаясь поймать их все одновременно, полковник–предпенсионер только попусту тратил драгоценные время и силы. Наконец поднявшись на ноги и шумно втянув носом затхлый воздух давно не проветриваемого каземата, он укоризненно покачал головой и, философски обращаясь в никуда, пояснил: "Вообще-то здесь клопы пахнут коньяком, а не наоборот!.." - "Господин полковник, доброе утро, как Вы себя чувствуете?, – поинтересовался сидящий на своём рабочем месте, в знаменитой позе Роденовского мыслителя, майор Дубнер. Неприкрытая ирония сквозила в каждом его слове,- пока вы все, господа, приняли "весьма своевременное" решение отдохнуть и, так сказать, претворяли его в жизнь, наша птичка упорхнула из клетки! Когда я увидел, что вы все уже сладко сомкнули свои глаза в сладостном царстве Морфея, то кинулся вам помогать и… неожиданно получил вот этим внушительным письменным прибором по голове. Как в тумане, припоминаю всё происходившее, потом, да это и не важно, главное - это то, что задержанная террористка исчезла" – "Майор, чёрт вас возьми! Что за таки бредовые россказни!", - взревел не на шутку озлившийся полковник, - мой подследственный, я вижу, тоже исчез. Немедленно объявите общую тревогу по всему этому зданию! Всех поставить на уши, но беглецов – задержать! Если Ви полагаете, что увильнёте от ответственности за происшедшее, то, боже мой - как я Вас жалею…, ну Ви же не ребёнок, в самом деле. Понимаете, куда подует ветер, то есть, в данном случае, дуть буду я, а Ви… Ви будете стремительно улетать из этой организации и со служби вообще, причём намного бистрее, чем наш таки сверхзвуковой "F-16"!!! Полковник в минуты исключительного волнения, сам не замечая того, переходил на говорок выходцев с Одесского привоза. что выдавало место истинного происхождения этого канцелярского службиста и типичного чинуши.
Из незаметных, аккуратно задрапированных серой тканью, динамиков душераздирающе завыла сирена сигнала всеобщей тревоги. По лестницам и коридорам зацокали кованые армейские ботинки вооруженной охраны. Мгновенно были развёрнуты посты, согласно имеющемуся боевому расписанию. Пространство здания было всего за несколько мгновений настолько надёжно перекрыто, что вторая муха, сидевшая ещё пять минут тому назад на пепельнице следователя, даже и не попыталась куда-нибудь пролететь. На её взгляд, её задумчивых фасеточных глаз, были совершенно очевидны вся тщетность и исключительный риск попытки осуществления подобного мероприятия …
Грамотно и чётко взаимодействующие силы слаженного механизма реакции на тревогу не знали, да и не могли знать, что причина, инициировавшая весь этот балаган, находится уже не только не в здании, но и даже уже не в окружающем его микрорайоне…, но кое-какие шансы обнаружить, разыскать и задержать, конечно же, всё ещё оставались, так как в случае поединка частного лица с махиной государственного аппарата вероятность победы последнего неизмеримо, можно сказать, на много порядков, выше.
* * *
Метаморфозы речевые
На свет с немытого белья…
Что полуправды ? – Удалые -
На фоне бледного вранья …
Внимательная, никуда не спешащая, так как ей просто незачем, луна – катилась огромным золотым колесом по необъятному чёрному футбольному полю ночного неба, безнадёжно замусоренному различными Галактиками, туманностями , квазарами да пульсарами и многой другой научной чепухой, на которую настоящие романтические парочки, фланирующие по освещаемой ресторанными огнями набережной Бат - Яма, не обращали совершенно никакого внимания. С точки зрения чистой науки, это, конечно же, было недопустимо, однако в приземлённой реальности они, собственно, даже не видели встречные пары и не слышали, что те пылко произносили друг другу под склонившимися в любопытстве, модно расчёсанными пальмами. Причём порою они делали это довольно громко эдаким театральным шёпотом, так как были напрочь опьянены сказочным дурманом волшебного вечера… Но… Кто из них мог подумать, что пройдёт совсем немного времени (а ведь, строго говоря, понятие "много" или "мало" для временного континуума просто лишено какого-либо смысла), и банальная ежедневность происходящих событий почти у каждой из этих пар легко и незаметно сотрёт своим безжалостным ластиком всё то, что вначале было таким ярким, желанным и неповторимым – обещая прекрасный вечный праздник и взаимную бесконечную радость… Однако сейчас, когда огромные запутанные клубки суровых нитей совместных жизней ещё только показывали свои такие красивые, мягкие и пушистые кончики, начиная нехотя, как бы кокетничая, понемногу разматываться по направлению друг к другу, где-то бесконечно далеко, в иных мирах, вне течения всесокрушающего времени, бригадой профессиональных программистов с аккуратно сложенными за спинами белыми крылышками, судорожно, в авральном порядке, заканчивалась отладка предназначенного каждому парному проекту своего комплекса управляющих программ. Вскорости строгий, требовательный заказчик проводил тщательное тестирование и приёмку представляемых ему на конкурс разработок. Он, как обычно, находился при этом здесь, в зале разработок, и одновременно - нигде. Неспешным тихим и одновременно слышимым всеми голосом он либо утверждал оные проекты, либо, в отдельных, особых случаях, вмешивался в их суть Сам. Хронически нерадивых разработчиков, которые проштрафились, уже неоднократно ждало суровое наказание. Символ благости, спокойствия и полнейшей беспроблемности – эти мягкие, нежные крылышки, аккуратно размещённые за спиной в специальном кармашке белой форменной туники, вдруг неожиданно, словно по мановению волшебной палочки, опадали, сотрудник уменьшался по размеру во много-много раз, одновременно с этим становясь совершенно голым, розовым и мокрым. Превосходные льняные локоны, гордо располагавшиеся на голове, обращались в три несчастные, слипшиеся волосины, под которыми в самом центре гладкого черепа пульсировала тонкая кожица… Убогое несчастное существо со сморщенным носом и выпученными, ничего не понимающими глазами начинало в отчаянии брыкаться и надсадно пищать! Но… сия неприятная, оказывающая гнетущее впечатление на коллег, экзекуция продолжалась, как правило, совсем недолго. Обращённый всего несколько мгновений трепыхался, гукал и зачем-то пытался перевернуться, … после чего он просто исчезал, не оставляя после себя абсолютно никакого следа, ни в виде массы, ни в виде энергии. Но ведь такого, насколько из школьного курса элементарной физики известно каждому, - просто не может быть, потому что - не может быть никогда! Верно, с подобным сомнением просто необходимо согласиться. Кроме того, в рассматриваемом случае ему, собственно говоря, ничего не противоречит. Ни масса, а она стала довольно-таки небольшой, ни энергия – а вот она, бьёт через край, – никуда не исчезли они, только, пропав там, где находились ранее, тут же появились в нашем проблемно–жестоком мире, в одном из примитивных по своим антисанитарным условиям родильных домов сектора Газы. На дворе пекло, растрескавшийся асфальт уже начал хлюпать полужидкими лепёшками под ногами редких прохожих, тысяча девятьсот семьдесят второй год уверенно шествовал по планете, открывая разного рода Народные фронты, Красные бригады, Отряды -17 – сиречь последовательную плановую работу майора Пронина, сотрудника известной конторы с Московской площади имени Дзержинского... Из родильного блока неожиданно послышался громкий писк впервые расправившихся лёгких только что появившегося на свет божий новорожденного, серьёзно обидевшегося на неприятнейшее ощущение гравитационного удара. Роды принимал добрейшая душа, умница - борец за мир и справедливость, один из первых, только что появившихся в Израиле "левых" пацифистов, доктор Меир Бойм. Он был не в курсе, что только что появившегося с его безвозмездной, от чистого сердца помощью, такого симпатичного карапуза, через несколько дней горячо любящие родители нарекут Абу-Джамалем… А тридцать лет спустя этот подросший, возмужавший, можно сказать, уже вполне оперившийся птенец организует взрыв смертника в одном из автобусов в центре Иерусалима. Доктору Меиру Бойму тогда, в таком далёком, покрытом вуалью прожитых лет семьдесят втором, будет просто неизвестно, что в автобусе в тот чёрный проклятый день, среди погибших от взрыва, будет его единственная, его любимая Авиталь – дочка, студентка Иерусалимского университета, от которой остались на память только остановившиеся часы, показывающие это ручное время… В момент чудовищного взрыва на спине Абу-Джамаля сильно почешется шрам - родимое пятно, на которое в своё время с нескрываемым удивлением бросил взгляд принявший его в этот мир доктор Меир Бойм…
Беня Брик достал из инкрустированного перламутровыми драконами портсигара дорогую сигару, специальным маленьким ножичком неуловимым ловким движением отрезал кончик и зажёг её антикварной ронсоновской зажигалкой. Он вальяжно расположился на удобном пластиковом стуле – близком родственнике кресла - и с наслаждением затянулся, не спеша выпуская идеальной формы кольца. Беня ощущал необыкновенные вкус и аромат продукта, произведённого на далёком острове - обломке мирового социализма, всё ещё управляемого полуживым команданте. Абу-Джамаль отказался от предложенной ему ранее точно такой же сигары, глотнув из запотевшего от кубиков льда бокала своего любимого ликёра "Шартрез", и медленно, совершенно не показывая собеседнику всей степени важности обсуждаемой темы, – так принято строить разговор на Ближнем Востоке, – начал излагать события, имевшие место незадолго до встречи двух старинных друзей, которые, собственно, и послужили её причиной. Версия изложения совершенно не обязательно должна была совпадать с истиной. Собственно говоря, так оно и произходило. Грамотный, профессионально подкованный в подобных вопросах, Абу-Джамаль помнил бессмертное заявление Гитлеровского министра пропаганды Йозефа Геббельса, которое тот сделал, почёсывая треснувшим копытом своей хромой ноги о большой палец здоровой – мол, самой правдоподобной воспринимается та правда, которая наполовину сдобрена ложью. Так и в своём рассказе о приключениях Фатимы Гамаль он счёл нужным опустить совершенно не предназначенную для еврейского уха, пусть даже красно-вишнёвого оттенка, истинную цель её визита в Иерусалим. Зачем дразнить гусей, то есть этих, как там их – голубей?! Потому Фатима, оказывается, просто приехала к студентке-подруге, которую давно не видела. Девочка проезжала через КПП "Эрез", причём все нужные документы были в полном порядке. Но… не в порядке были подлые мыслишки пары пограничников, которые, видимо, решили приятно и, так сказать, с пользой для себя, провести время, благо на посту в этот утренний час, кроме них и одинокой девушки, никого не находилось. Они приказали ей выйти из машины с поднятыми руками и, после того, как Фатима подчинилась, потребовали чтобы она для личного досмотра полностью разделась. Когда девушка, в отчаянии размазывая по щекам хлынувшие слёзы, попыталась урезонить весело гогочущую солдатню, попросив, чтобы досмотр осуществила, как положено, женщина, они с угрозами и ругательствами бросились на ни в чём не повинное бедное создание… В этот момент Абу-Джамаль, глаза которого пылали ненавистью к двум персонажам его самого захватывающего повествования, перевёл дух, приложившись на секунду к бокалу с "Шартрезом" и сделав для этого, видимо, тщательно срежиссированную ранее паузу. Заинтригованный, судя по сжатым кистям рук и побелевшим костяшкам пальцев, слушатель, перегнав дымящуюся сигару из центра в уголок рта, тоже вспомнил о своём "Хеннесси". Коньяк приятной теплотой промочил ему горло и ещё более обострил напряженные рецепторы чувственного восприятия. "…Я забыл тебе рассказать, мой дорогой друг Беня, одну немаловажную деталь, без которой ты просто не сможешь полностью понять картину всего происшедшего в дальнейшем. Ведь основы наших способностей в этой реальности, в этом жестоком - сегодня, как ты сам понимаешь, мире, закладываются тогда, когда человек ещё только формируется, именно тогда Аллах, великий, всемогущий и милосердный, дарит способности нам всем, своим горячо и одинаково любимым чадам. А нам при этом остаётся только разглядеть эти бесценные подарки и развить их, чтобы, когда наступит трудный час испытаний, а такой час, неизбежно, придёт в жизни каждого из нас мы могли бы верно воспользоваться этой истинной добротой Единого и Вечного…
* * *
Жизнь пробежала и годы, и мили,
Дни занесла на свою бересту,
Но и поныне вся правильность Цили
Держит её на незримом посту!
Старинный многоквартирный дом расположился на одной из центральных Иерусалимских улиц, носящей имя "Кинг Джордж". Его фасад, потемневший от неизбежности молчаливого воздействия ручного времени, застеклёнными глазницами окон взирал всей своей взмывающей к небу многоэтажностью на снующие по проезжей части в обоих направлениях транспортные потоки. По периодически подравниваемым городским муниципалитетом тротуарам спешили, как всегда, очень занятые и оттого не замечающие окружающей их изумительной красоты, пешеходы. Только иногда, когда наконец происходило переключение цветности близоруко моргающего светофора на перекрёстке и одновременно с этим щёлкающий звук переключался на другую частоту (чтобы можно или нельзя сейчас переходить - стало бы ясно всем, даже и не зрячим), пешеходы, замирая в ожидании или, наоборот, начиная двигаться нервной стайкой, смотрели по сторонам, только теперь отмечая вековую степенность и монументальную значимость зданий, давно уже ставших архитектурными памятниками, красоту бирюзового бездонного неба, покрытые непроходимыми лесными чащами небольшие горы, на которых расположились современные районы Святого города. Старинный многоквартирный дом, как всегда, с философским спокойствием наблюдал за всем происходящим со стороны своего фасада, однако те глазницы - окна, которые выходили во двор, тоже рассказывали ему о многом - в частности, о том, что только что из подъезда, медленно переваливаясь на своих артритных ногах, словно выбравшаяся из пруда на берег утка, вышла русская пенсионерка. Её внуки и даже один недавно начавший ходить правнук называли её тётей Цилей, ибо слово "бабушка", лишний раз напоминая об истинном положении вещей, мгновенно приводило её, как правило, спокойное состояние - в состояние отнюдь не тихой ярости! А что такое не тихая ярость настоящей одесситки, пускай даже и в прошлом, хорошо знали уже практически все…
Одним из основополагающих жизненных принципов настоящей мудрой одесситки был – друзья познаются в еде! Вот потому-то бесконечными зимними вечерами, когда по мокрым окнам монотонным метрономом стучали усыпляющие капли холодного серого дождя, бодрая, можно сказать, что ни в одном глазу, тётя Циля частенько колдовала на своей малюсенькой уютной и тёплой кухне. Она в глубоком волнении ожидала завтрашнего визита многочисленного подразделения собственных потомков. Оно, кроме безусловного, всеобщего искреннего обожания самой тёти, больше всего на свете любило её знаменитые пышные пирожки с мясом.
Вот и сейчас, воюя с непокорной начинкой, старушка слушала, получая огромное удовольствие, свою любимицу - Аллочку Пугачёву. Чаще всего магнитофон исторгал с намагниченной поверхности ленты оставшийся в прошлом веке шлягер – "Старинные часы". Тётя Циля, добавляя в мясо положенное количество жареного лука, чеснока и специй, мило улыбалась и тихонько подпевала, постукивая в такт о пол правым тапком: "Фарш невозможно провернуть назад!"... Или: "А дрожжички мои – уже идут, уже идут… ой! – Уже идут!".
…Ну а сейчас Тётя Циля, несмотря на солидный груз прожитых лет, совершенно самостоятельно спустилась во двор, предварительно аккуратно уложив перед зеркалом волосы, а точнее - то, что когда-то ими было… Но тем не менее, она заколола их привезёнными ещё из Союза шпильками и пристроила на затылке свой гребешок, который был совсем незначительно моложе своей пенсионерки-хозяйки. Облачившись в цветастый, застиранный, но чистенький халатик, подаренный за хорошую работу администрацией фабрики в День Победы - 9-го мая 1945-го года - главному бухгалтеру предприятия, тетя Циля, гордо неся перед собою лёгкий пластиковый тазик с двумя простынками и тремя экземплярами выстиранного кружевного бельишка, спускалась по лестнице, неторопливо перешагивая со ступеньки на ступеньку. Всё-таки минувшие десятилетия брали своё, и потому порхать мотыльком или скакать козочкой, как легко удавалось когда-то, она уже, к сожалению, не могла, с чем, при всём непримиримом её характере, приходилось как-то уживаться. Выйдя во двор и поставив на кончик скамеечки тазик, талантливая в прошлом главная бухгалтерша разложила на этой же скамеечке припасённые в кармане халата деревянные прищепки. Как и положено при ведении дел, тётя Циля, надев на нос старинные роговые очки, которые в своё время были дорогим и супермодным подарком, правда, вот от кого - она уже позабыла, пересчитала сначала количество прищепок и зафиксировала полученную величину в соответствующей графе разлинованной дома таблицы, затем, пошуровав высохшими морщинистыми ладошками в тазике, так же пересчитала количество выстиранных предметов и тоже занесла эту информацию в нужную графу. После проведённых статистических процедур и что-то удовлетворённо буркнув себе под нос, поклонница цифр, точности и порядка довольно быстро развешала всё бельё на верёвку, которая уже много лет висела между двумя громадными тополями, произрастающими в этом дворе с незапамятных времён. Верёвка имела жёсткий, неопровержимый, признанный всеми статус – верёвка тёти Цили! Если на неё запрыгивали какие-то глупые коты, не понимающие до конца всей степени риска собственного поступка, то в открывающееся в любую погоду окно немедленно и с огромной скоростью вылетал какой-либо снаряд. Это могли быть - грецкий орех, заранее припасённый для подобного случая булыжник или немалых размеров кусок заветревшейся сырой морковки… А надо заметить, что, видимо, оттого, что ещё в годы Великой Отечественной войны тётя Циля получила значок "Ворошиловский стрелок", - как правило, не случалось чтобы её рука дрогнула или орлиный взгляд из-за линз роговых очков подвёл. Раздавалось на весь двор ужасающее своей несчастностью: "Мя-у-у-у-у!", - и… верёвка вновь оказывалась девственно чиста. Вот на эту самую верёвку развесила сейчас свои выстиранные тряпочки бравая пенсионерка. Затем, сложив листочек с данными о прищепках и предметах, она поместила его в свой карман. Это было сделано не только из-за наличия специфических профессиональных качеств. Просто практичность милой старушки говорила, что, когда она вернётся за всем высохшим, то… память, становящаяся постепенно такой же, как и в ранней молодости – то бишь девичьей - может поспособствовать взять с собой не всё… Тётя Циля, подхватив тазик, потопталась возле лавочки, растягивая удовольствие вдыхания своей полной грудью свежего осеннего воздуха, наполненного влажным дурманом зелёных листьев и различными ароматами Иерусалимского двора … "Конечно, хорощё, но... нет, скажу я Вам, разве ж это Одесса? Разве ж это Дерибасовская? Или, скажу я вам, – хотя би Привоз? …Дюк Ришелье – так он просто умер би тут с тоски…", - едва она приготовилась к не простому и для неё совсем не близкому пути домой и даже уже, качнувшись на бок, сделала свой первый уточный шаг, как вынуждена была остановиться. Краем своего подслеповатого, но пока ещё верного глаза, она увидела, что на скамеечку, прямо в нескольких сантиметрах от раскинувшейся белым флагом простыни, присела смуглая, до черноты, девушка да ещё в абсолютно чёрных очках… Богатый событиями опыт Одесской жизни, да ещё поглощаемые сейчас пачками Российские сериалы сделали своё дело, они сориентировали насторожившуюся бухгалтершу абсолютно правильным образом. Едва слышно она прошептала сквозь сжатые зубы своё житейское кредо: "Циля по осени - стреляет!", - и, расстегнув пуговицу на левом кармане халата, приняла единственно верное решение…